Ч

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ч

ЧАРОДЕЙ, ЧАРОДЕЕЦ, ЧАРОВАТЕЛЬ, ЧАРОВНИК, ЧАРОВНИК — колдун, кудесник, волхв; знахарь.

ЧАРОДЕЙКА, ЧАРОДЕИЦА, ЧАРОВАТЕЛЬНИЦА, ЧАРОВНИЦА — ведьма, колдунья.

«…ибо хотя о предписанном чародействе, что оное действительно, как то чародеи утверждают, по чародейству или по вымыслу их обманно было чинимо ими и сумнительно, но понеже порча и вред людям, как по следствию в самом деле оказалось, так и сами те чародеи в том виновными точно себя признали, почему о таком, яко вреднейшем от них происшедшем зле, последует рассмотрение — учинить уже в светском суде» [из судебного дела XVII в.].

В. Даль определяет чародея как человека, «напускающего мару, мороку». «Чародеять» — творить чары, волхвовать, кудесить, колдовать, знахарить, наводить обаяние, мару, мороку, отводить глаза, творить кудеса, чудеса при помощи нечистой силы <Даль, 1882>.

Одно из толкований слова чародей предложено Б. А. Рыбаковым, который полагает, что чародеяние как способ колдовства восходит к магическим действиям над (с) чарой — сосудом; позднее название колдовских действий «чародеяние» получило более широкое значение «колдовства вообще» <Рыбаков, 1987>.

Слово чародей, синонимичное наименованиям колдун, кудесник, волхв, в обыденной крестьянской речи имеет несколько «книжный» оттенок. В историко-литературных памятниках чародеи (наряду с волхвами) упоминаются вплоть до XVIII в. (см. ЧЕРВИ).

«По свидетельству Стоглава, волхвы и чародеи помогали народу своими чародействами: „Волхвы и чародеи от бесовских научений пособие творят кудесьбою и во аристотелевы врата и в рафлеи смотрят и по звездам и по планетам гадают и смотрят дней и часов и теми дьявольскими действы мир прельщают и от Бога отлучают и на те чарования надеяся поклепца и ябедник не мирятся…“» <Сенаторский, 1883>.

«Память воеводы Рафа Всеволожского сообщает о следующих чародействах: „Иные люди волхвов, чародеев и богомерзких баб призывают к себе в дом, к малым детям, и те волхвы над больными и над младенцами чинят всякое бесовское волхвование; да и в городах же и уездах бывают непотребные сонмища: сходятся многие люди мужеского и женского полу по зорям и в ночи чародействуют, с солнечного схода первого дни Луны смотрят, и во время грома на реках и в озерах купаются, чают себе с того здоровья, и с серебра умываются“» <Буслаев, 1861> (по замечанию Ф. Буслаева, чародейство было особо употребительно для исцеления и наслания болезней).

«От злого чарования» оберегали молитва, крестное знамение, а также заговоры и другие суеверные средства, способы (см. ВЕДЬМА, КОЛДУН). Действенной среди прочих считались молитвы: священномученику Киприану и св. Иустинии (см. КОЛДУН); «Отче наш»; «Живый в помощи Вышнего». Помогало и чтение апокрифа «Сон Богородицы».

ЧЕМЕР, ЧЕМОР — черт.

В нижегородских и пензенских поверьях чемер — болезнь (персонификация болезни?): чемер — боль в животе (Нижегор.); яд, боль от яда (Пенз.); чемор — черт (Перм.) <Буслаев, 1861>.

ЧЕРВЬ, ЧЕРВИ, ЧЕРВЯЧКИ — вид болезни или порчи; персонификация болезни, порчи.

«„Чтоб его черви источили!“ — говорит рассердившийся на кого-нибудь русский простолюдин» <Костомаров, 1883>; «Славой производить порчу пользуются, между прочим, большие белые черви, которые заводятся в бочке из-под вина» (Симб.) <Попов, 1903>.

Порчу и болезнь (как и «наказание Божие») нередко представляли в обличье червя, змеи (см. ВОЛОС, ЗМЕЕВЕЦ, ЗМЕЯ) или мельчайших, способных передвигаться по воздуху, попадать во внутренности людей существ (червячков и пр.).

«В Великороссии существовало и, может быть, существует до сих пор верование о наслании на человека порчи посредством бросания по воздуху губительных червячков… <…> В конце 60-х годов XVIII столетия в северо-восточной России явилась эпидемия порчи людей посредством наслания на них червей». Преосвященный Иоанн, епископ Великоустюжский и Тотемский, сообщал в Синод об эпидемии (которую можно назвать и эпидемией кликушества).

Дальнейшее развитие событий описано Н. И. Костомаровым в очерке «Черви» <Костомаров, 1883>. «Процедура порчи происходила везде таким способом: чародей или чародейка разбрасывали на ветер по воздуху червячков, полученных… от самого Дьявола, являющегося для этой цели в человеческом виде, и червячки эти входили в того, кто имел неосторожность выходить из дома, не оградив себя крестным знамением и не произносил молитвы Иисусовой» (вызов нечистого, как и заключение с ним союза, описываются чародеями вполне традиционно — см. КОЛДУН).

Согласно показаниям одного из «чародеев», крестьянина Печорской волости Егора Пыхтина, подобному способу порчи обучил его, вызвав Дьявола, крестьянин Герасим Романов, посулив за вредоносное чародеяние удачу в охоте на белок.

Отправленный в Яренскую воеводскую канцелярию Егор Пыхтин взял с собою червячков, положив их в том покое, куда его посадили, «за печь в печурку. На четвертый день явился близ этого покоя знакомый Дьявол и приказал пустить на ветер червячков, выбросивши их на улицу. Егор исполнил приказание».

В процессе следствия выяснилось, что знахарем обучены этому способу порчи еще две женщины. «Знахарь объяснил, что принятых от Дьявола червячков он считает не действительными червями, а только мечтаниями дьявольскими, потому что тем, которые этому чародейству не обучались, видеть их невозможно».

«Нарядив дознание», преосвященный Иоанн не решился, однако, без воли св. Синода произнести приговор (хотя и сообщил в Синод о «добровольном чародеев раскаянии»).

«В былые времена подобные преступления наказывались самым жестоким образом и не возбуждали никаких сомнений в лживости самих фактов, представляемых следствием и судом. Но теперь уже свет науки распространился настолько, что и духовные не ограничивались мистическими мировоззрениями в таких случаях, когда по поводу какого-нибудь чудесного факта возникал вопрос о вероятности его».

Поэтому святейший Синод нашел, что описанное чародейство «крайне невероятно и на одном только вымышленном обмане основано». С наставлением епископу «людей увещевать и стараться привести в признание самой истины», чародеев, наложив епитимью, предписали сослать на год «в пристойные монастыри» — «в черные труды».

Но и после вынесения этого приговора эпидемия, вызванная «порчей червями», продолжала стремительно шириться, почему порча, в конце концов, была признана «на местах» несомненно существующей. Дело о ней передали уже «в светскую команду», с просьбой рассмотреть его в Сенате.

Однако «просвещенный Сенат» увидел в данном деле «закоснелое в легкомыслии многих людей, а паче простого народа, о чародейственных порчах суеверие, соединенное с коварством и явными обманами тех, которые по злобе или для корысти своей оным пользуются», и счел виновными прежде всего производивших дознание чиновников. Чиновники эти, по мнению Сената, «вступили без причины в следствие весьма непорядочное, из чего, сверх напрасного невинным людям истязания, не иное что произойтить могло, как вящее простых людей в сем глупом суеверстве утверждение».

Сообразно смыслу указа Петра I о кликушах (предполагавшем виновными самых кликуш, а не якобы «портивших» людей. — М. В.), «приговор сенатский постигнул как кликуш, так и чиновных лиц, производивших следствие и своею поблажкой простонародным суевериям раздувшим это дело» (чиновников «отрешили от должности», кликуш высекли, сотских и старост наказали батожьем).

«Но и здесь, как во всех почти человеческих делах, — комментирует автор очерка Н. И. Костомаров, — к правде примешалась и неправда. Что между кликушами были обманщицы и притворщицы — в этом нельзя было сомневаться; но чтоб непременно всякое появление кликуши имело неизбежно такую причину — это утверждение было не совсем благоразумно» <Костомаров, 1883>. Добавим также, что несмотря на «официальное непризнание» порчи и кликушества, и то и другое продолжало широко бытовать во многих районах России вплоть до начала XX в. (см. КЛИКУША).

ЧЁРНАЯ ПАПОРТЬ — наделяемая магическими свойствами разновидность папоротника.

«Есть трава черная папорть, ростет в лесах, около болот, в мокрых местах в лугах, ростом в аршин и выше стебель, а на стебле маленькие листочки, как у простого, но не черного папорти, а сьисподи большие листы; около стебля земля, а на стебле шишка черная, как кочеток или крюк, а в ней пух, и она вся черная: а шишка треугольная, а цвет на ней что серебро — ночью видно его хотя в какую писанную ночь» [из Травника].

Чтобы добыть необыкновенный, пылающий как огонь, цветок папоротника, необходимо накануне Васильева вечера (под «старый» Новый год) запастись обожженным с обоих концов огарком лучины — первой, которой зажигали огонь в этот вечер. Кроме того, нужно взять «воску огарок от тое свечи, которую поп в руках со крестом носит (во время пасхальной заутрени. — М. В.) и кадит людей, да от запрестольной Божией Матери образа воску или огарок от свечи».

Отправившись в Иванову ночь (с 6 на 7 июля) к месту цветения, очерчиваются огарком с приговором: «Талан Божий, суд твой — да воскреснет Бог!» (под папоротник стелется чистая бумага или полотно). «Бывают тогда великие страхи, что уму человеческому непостижимо; в то время приходят множество демонов и великие страхи творят, хотят ее (расцветающую траву. — М. В.) взяти, понеже она очень им противна. Если кто ее возьмет, то никакой Дьявол, ворожея и грешник, и дьявольская сила вся ему будет видна и знатна, и ни с какой пакостью своей от него не укроется: все будет видеть и знать. Цвет ее, когда отцветет, осыплется на то, что послано, и ты тот цвет смети перушком в одно место бережно и залепи вышеописанным воском в пере: тот цвет завсегда цел будет».

Согласно поверьям, цветок черного папоротника «показывает» и открывает клады, запоры, замки; прогоняет нечистую силу. «Все узнаешь, что где есть или лежит или делается, и как, куда и в коем месте; просто сказать — все будешь знать, хотя и в чужие города и иныя государства дороги и пропуски: тот цвет положи в рот за щеку и поди, куды хошь: никто тебя не увидит, что хошь делай. Когда в путь ехать, то возьми той травы корень и положи в воду, и мойся той водою, испий ее, да поставь судно на землю. Если спать станешь, то в головы поставь; то никто тебе ничего не сделает — никакой вор и разбойник; понеже кругом тебя великая вода будет что озеро, а ты на острове будешь. Тот же цвет носить на голове — все видеть и знать станешь, и вельми счастлив будешь и достоин всякому начальству, во всякой чести будешь. Станут тот цвет нечистые духи у тебя торговать, а ты им скажи: „Не продаю!“ А если продашь, то проси у них с начальнейшего князя колпак, в котором камни драгоценные; а если они его дадут, вельми славен, и хитр, и храбр, и богат будешь чрез те камни… А когда цвет брать станешь, тогда увидишь воду и всякие страхи — не кричи и назад не гляди и не говори им, только молитву твори: „Да Воскреснет Бог“ и прочие молитвы; а если против их молвишь, то несносною пагубою злою смертью постраждешь. И из черты не выступай и руки не подавай. А сия трава самая наисильнейшая над кладами, царь над травами — трава папорть» (этот фрагмент старинной рукописи цитирует в одной из своих работ Н. А. Афанасьев — Афанасьев, 1862).

ЧЁРНАЯ ПЛАНИДА — нечистая сила (Калуж.).

Черной планидой (а также нечистой и вражьей силой) именуются в поверьях Калужской губернии злые духи <Ляметри, 1862>.

ЧЁРНАЯ СМЕРТЬ — моровое поветрие; чума; персонификация эпидемии (см. ЧУМА).

ЧЕРНОКНИЖНИКИ — колдуны, волхвы.

Чернокнижники — в общем, редкое в устной речи название колдующих людей. Чернокнижие — «знахарство по стачке с нечистым, волхование, волшебство, колдовство, морока» <Даль, 1882>. В Сургутском крае считали, что колдуна-чернокнижника можно узнать по внешнему виду — «такой колдун не стрижет ногтей, не чешет волос, не молится Богу». Заговоры чернокнижников действуют год, их «подновляют» в Христовскую заутреню (нужно молча, не оглядываясь, прочесть все заговоры); если же в это время тронуть чернокнижника и сказать: «Христос Воскрес!» — то он упадет мертвым (см. КОЛДУН).

ЧЁРНЫЙ, ЧЁРНЫЙ ШУТ, ЧЕРНЯК — нечистый дух, бес; черт.

«Слышал, байник есть. Шерстяной, говорят, черный, наверное» (Новг.); «Иду я по чистому полю, навстречу мне семь бесов с полудухами, все черные, все злые, все нелюдимые» [из заговора] <Забылин, 1880>.

Черный — цвет потусторонних сил, ночи, тьмы, тайны. В поверьях он чаще всего характеризует чертей, Дьявола, а также банника, поэтому черт (как и Дьявол) нередко (и иносказательно) именуется просто черным.

ЧЕРТ — нечистый дух, подручный Дьявола, Сатаны, противник Бога и ангелов.

ЧЕРТОВКА, ЧЕРТЕНИЦА, ЧЕРТИХА — нечистый дух в женском облике; жена черта; лешачиха, водяниха; ведьма, колдунья.

«Копил, копил, да черта и купил!»; «Не бойся смертей, а бойся чертей»; «Богу молись, а черта не гневи»; «Не было печали, да черти накачали»; «Черт-чертом вымазался»; «Все черти одной шерсти»; «Бур черт, сер черт, все один бес» <Даль, 1882>; «Лукавый, или черт, кажется, по народным поверьям, в разных видах» (Волог.); «Причина метели — возня чертей» (Новг.); В первый день Рождества «засветят лучину и ходят с огарком зачерчивацца в поле со словами: „Черти с нам, водяной с нам, маленьки чертяточки все по-за нам, из черты в черту и девки к черту“ и слушают… Расчерчиваюцца так: „Черти все от нас, водяные от нас, маленьки чертятки все от нас, девки от черта и черт от девок“» (Волог.); «В Святки отправляются на росстань, очертываются три раза, приговаривая за каждым разом: „За три черты черт не ходи!“» (Арх.); «Посмотрел пустынник на черта: тот — ужаснеющая образина, индо с души тянет» (Урал); «Сбежал бес и увел с собой всех чертенят» (Влад.); «В чистом поле бежит река черна, по той реке черной ездит черт с чертовкой, а водяной с водяновкой, на одном челне не сидят, и в одно весло не гребут, одной думы не думают и совет не советуют» [из заговора] (Арх.); «Бал — черт с печи упал»; «Богатому мужику черт яйца несе»; «Глядит как черт на попа»; «Живут, как черти яблоки делют» (о ссорящихся родных); «Земля треснула, а черт выскочил» (о непрошеном госте); «Черт пару снес» (говорят о таком супружестве, в котором муж с женой похожи друг на друга крутым характером, неуступчивостью и т. п.) (Курск.) <Машкин, 1903>; «Ангельский голосок, чертова думка» (Сарат); «Господь на языке, черт на сердце»; «Бога зови, а черта не гневи!»; «Бог дал, а с чертом потягаемся» <Даль, 1984>; «Ладан на вороту, а черт на шее»; «Я за порог, а черт поперек»; «Черт Ваньку не обманет: Ванька сам про него молитву знает»; «Послал Бог работу, да отнял черт охоту» <Даль, 1882>.

Серый кот,

Блины пёк,

Не допёк,

Сковородник уронил,

Черту ногу перломил

(Влад.).

Черт — один из самых вездесущих и популярных героев крестьянских поверий, его образ отражен в живописи (от древнерусской до современной), в литературе (от житий и апокрифов до поэзии, прозы XX в). Черт упоминается в многочисленных пословицах, о нем рассказывают были, легенды, сказки.

Черт — обобщающее, родовое название для различных нечистых духов; в поверьях черт многолик, его образ смешивается с образами водяных, леших, банников и т. п. «Поверья о духах: черте, лешем, водяном… неразрывно связаны между собою; отличить их по внешнему виду, характеру, поступкам невозможно, понятие о них среди крестьян неясное, неопределенное», — констатирует в конце XIX в. собиратель фольклора из Вологодской губернии. «Черти — это общее название всей злой силы, которая еще называется „нечистою“» (Арх.); «многие не знают различия между лешими и чертями вообще» (Волог.). «Водяной с рогами и хвостом, похож на черта» (Орл). «Черти живут в разных местах, как-то: в домах, лесах, водах, овинах, банях и гумнах; называются они лесовиками, домовиками, банниками и овинниками» (Смол.).

В соответствии с таким общераспространенным представлением черт в ряде районов России может именоваться «шишком», «шишигой» «шутом», а на севере и северо-западе — «лембоем» (это также обобщающие для нечистых духов наименования).

Разновидности чертей в поверьях, отождествляемые более всего с водяными и разнообразными мелкими нечистыми духами, — анчутики, ичетики, кузутики, кулиши, хохлики, шуликуны, шутики.

С. А. Токарев полагает, что в XIX?XX вв. понятие о черте получило очень широкое значение, покрыв «целый ряд отдельных более узкоспециальных образов» <Токарев, 1957>. Однако подобный обобщающий процесс, скорее всего, произошел значительно раньше: наименование черт в основном сменило (начиная с XVI–XVII вв.) название «бес», которым после принятия христианства стали обозначаться самые разнообразные нечистые существа и силы «дохристианского происхождения» (см. БЕС). («Бес — дух, демон в самом общем понимании» <Токарев, 1957>; его образ с распространением христианства обогатился новыми чертами антипода Бога, духа зла).

«Замечательно, что в древнерусских письменных памятниках мы не встретили обыкновенного русского слова „черт“, так обычного в памятниках народной словесности. Единственный памятник, где нам впервые попалось это слово, „Великое Зерцало“, где есть, например, такая повесть: „Яко не подобает рабов звати: поиде, черт, или Диавол“». «Так как „Великое Зерцало“ — памятник, перешедший к нам из Польши, то мы решаемся думать, что и слово „черт“ польского происхождения (czart) и перешло к нам приблизительно с XVII в. В западнославянской мифологии этим именем называлось болотное божество, нечто вроде лешего (впрочем, и у нас говорят: „Ступай к черту в болото!“» <Рязановский, 1915>.

Согласно уточнению О. А. Черепановой, наименование черт известно в русском языке с XV в. «Происхождение слова не совсем ясно. Праславянское ?ьrtъ рассматривается как причастие на — to „проклятый“, родственное лит. kyr?t „злиться“, apkyr?ti „надоедать“, ker?ti „сглазить, околдовывать“ (в украинском, белорусском, чешском, польском языках слово черт имеет то же значение, что в русском)» <Черепанова, 1996>.

В поверьях черти (как и бесы) — бывшие ангелы, сброшенные с неба вместе с Дьяволом, Сатаной. «Черти взбунтовались на небе, не хотели слухать Бога, да и… фить! Как пужнул их архангел Михаил с неба — кто куда» (Орл.); «Когда Бог сотворил мир, то заставил ангелов петь ему славословие, а сам ушел в рай к Адаму. Ангелы-то пели, пели, да соскучились. Вот один из них и говорит; „Бог-то ушел, давайте-ка отдохнем“. Некоторые ангелы и перестали славословить. Бог пришел и приказал верным ангелам прогнать их с неба. Эти ангелы и стали нечистыми» (Пенз.).

Крестьяне многих районов России рассказывали, что ангелы-черти, упавшие с неба на воду, стали водяными, на леса — лешими, на дома — домовыми и т. п. Однако эта легенда, очевидно, возникла достаточно поздно и отнесена к сложившимся ранее понятиям о лесных, водяных и прочих нечистых духах, которые обычно имеют не небесное, но хтоническое («земное или земноводное») происхождение (см. ВОДЯНОЙ, ЛЕШИЙ).

По рассказу, записанному в Саратовской губернии, черти возникли из плевка Бога. Появление чертей связывается и с Сатаной: «Происхождение чертей народ считает от Сатаны, а Сатана уж так весь свой век живет, не переводится» (Новг.).

Черти не только отождествляются с бесами, демонами. Нередко в представлениях народа они сосуществуют с ними в «табели о рангах» духов зла: «Черт, Дьявол, бес, Сатана — сим вымышленным особам простолюдины определяют разные степени и достоинства и уверяют, что черт смущает, бес подстрекает, Дьявол нудит, а Сатана знамения творит для колебания крепко в вере пребывающих» <Чулков, 1786>.

Тем не менее, хотя отмечено, что «активные и мстительные» духи зла отличаются от «озорных и капризных» местных духов <Карнаухова, 1928>, образ черта в народных поверьях находится на грани между образами библейского духа зла и двойственных нечистых духов: «В представлении заонежан — человеконенавистник. Дьявол сам по себе: это отвлеченное существо, о котором, вне круга религиозных верований, они знают лишь из особого рода сказаний; в жизни же они имеют дело с духами совершенно иного порядка, которые и по природе, и по наклонностям близки к человеку, но только сильнее его… Черти в глазах народа также отличны от Дьявола; по заонежскому поговорью: „Черт чертом, а Дьявол сам по себе“» <Рыбников, 1910>. «Дьявол зол и опасен, а черти „шутят“» (Волог.). «Черт не есть бес. Бес — собственно искуситель, враг человека, производитель греха» (Вятск.).

Согласно верованиям Орловщины, «провалившиеся в Тартар» черти, с одной стороны, выходят из тьмы кромешной соблазнять людей, а с другой — обитают предпочтительно в болотах и, обладая более добродушным характером, «шутят» над прохожими (см. ШУТ).

Традиционный облик черта (там, где он более или менее отличен от иных представителей нечистой силы) в общем наследует бесу (см. БЕС): это черное (синее, темное), мохнатое существо, с крыльями и хвостом, с когтями, рожками и копытцами. Глаза его горят, как угли, голос зычный, сиплый, «каркающий». Он может быть кривым, хромым, лысым (с остроконечной, «шишом», головой), с гусиными пятками. «Черт видится „деталями“: ноги в шерсти, руки с когтями, крылья, коровья голова; пламя от него в виде огненного змия, огненного шара или как овчина большая, но сам черт невидим» (Влад.) <Завойко, 1914>.

Однако, по мнению ряда исследователей, подобному образу беса-черта, напоминающего фантастическое животное, предшествовал (или сопутствовал) образ обнаженного женообразного юноши с женскими (часто поднятыми над головой и спутанными) волосами. Такой облик прослеживается в памятниках древнерусского и средневекового искусства. Ф. Буслаев полагал, что лишь «миниатюристы XVII в. смелее стали обращаться с личностью беса. Демон старинной живописи даже был не страшен по своему виду, а пугал только идеею вечной гибели. Мастера XVII в. стали намеренно ухищряться в вымышлении отвратительных очертаний бесовских фигур…» <Буслаев, 1886>.

Так или иначе, но для народных поверий XIX–XX вв. характерен облик черта — фантастического существа, особо склонного к разнообразным метаморфозам. Он не только «каркает вороном, стрекочет сорокой», но может принимать какой угодно вид — «животного с черной шерстью, человека с рожками» (Волог.); черти являются людям «в разных видах, смотря по цели. Если нечистому, черту, надо испугать человека, то он является в виде страшного зверя; если „самустить“ (совратить) на худое дело — в виде человека; коли подурачиться, поглумиться над людьми — то в виде кошки, собаки и т. д.» (Новг.) <АМЭ>. «И леший такой же черт. Они везде, их много видов. Они и с хвостиком, и с крылышком, и без спины, в любом обличье выйдут, и в человечьем… Хоть в кого может превратиться. И летучие есть» (Новг.) <Черепанова, 1996>.

«Столб пыли, поднимаемый вихрем, производят, по мнению крестьян, черти, когда они возятся между собой» (Волог.).

Черт может обращаться в мышь, змею, лягушку, рыбу, сороку, свинью, козлика, барана, овечку, лошадь, зайца, белку, волка; а также в клубок ниток, ворох сена, камень <Максимов, 1903>. Как и бес, Дьявол, он оборачивается змеем, а также монахом, священником; странником, солдатом. «Раз проснулась я ночью, глядь, а на шкафу кто-то сидит. Пригляделась — военный, зеленая гимнастерка, фуражка, такой красивый молодой парень, смотрит на меня и улыбается. Я фыркнула на него, исчез» (Новг.) <Черепанова, 1996> (о «форменной» одежде нечистых духов см. ЛЕШИЙ).

Одно из самых излюбленных обличий черта — вихрь; он может принимать неопределенный и страшный облик: «Лукавый, или черт, кажется, по народным поверьям, в разных видах… В деревне Княжая крестьянин Иван Шурыга занялся гонкой дегтя: „Гоню я деготь в Страстную субботу, не хотелось мне бросить, и я остался на ночь. <…> Сидеть до полуночи в истопке мне показалось страшно, и я вышел к огню из истопки. Сижу у огня и вижу, что ко мне быстро катится как копна огненная. Докатилась до истопки, отворила дверь в истопку и говорит: „Сдогадался-таки, ушел!“ — и укатилась от истопки. Я так испугался, что давай Бог ноги! Бог с ним и с дегтем!“ Соседи уверяют, что в истопке его бы непременно задавило» (Новг., Белоз).

Черт оборачивается человеком, до мелочей похожим на знакомого, родственника (попутчика, соседа, кума, свата, мужа): «Недавно в деревне Мальцеве умерла женщина Марья с огромнейшим животом. Родные передают, что когда они стали ей укорять, что она гуляет (распутничает), она им рассказала следующее: „Когда Костю (мужа) взяли в солдаты, я сильно тосковала. И вот стал по ночам ходить ко мне мужик, ликом и всем как Костя. Живот-то и стал расти!“ Народ уверяет, что ходил к ней лукавый» (Новг.) <АМЭ>.

В уральском повествовании черти — «барыни в немецких платьях, в шляпках, с зонтиками и офицеры с гитарами» — «и у тех, проклятых, вместо ног, торчат — у кого лошадиные же копыты, у кого звериные лапы, а у одной барыни из-под платья и хвост виден, закорючился, словно у собаки» <Железнов, 1910>.

На Владимирщине полагали, что черти — «такие же люди, но нерусские, неаккуратные и неуклюжие».

В поверьях конца XIX — начала XX в. облик черта нередко осовременивается. «Случилось мне прийти в правление в пятницу, и я увидел там старушку какую-то в коридоре, — сообщали в 1898 г. из Тихвинского уезда. — Спрашиваю: „Что тебе, бабушка?“ — „А что, кормилец, выдают проценты?“ — „Выдают. А где у тебя книжка?“ — „Да что, кормилец, ходила помолиться Царице Небесной, да черт навстречу попал, я и узелок оставила… <…> Да сидит на двух колесах, да как ветер дунул, он и уехал. Я и думаю, что ходила помолиться за грехи свои, а тут черт навстречу“. Я ей говорю: „Бабушка, это, верно, барин на велосипеде“. — „Ох ты родной мой, да его, черта, нашему барину на тройке не догнать“» <АМЭ>.

Черта-человека выдают зычный голос, горящие глаза, а также едва заметные рожки, копытца; как и у лешего, у него иногда подоткнута правая пола одежды; на голове у черта может быть красная шапочка (реже он носит красную рубашку, пояс).

«У кого нет ресниц, тот считается чертом или, во всяком случае, весьма подозрительным человеком» (Волог.). У черта может не быть тени (Новг. и др.). Ср. также совет, как отличить «чертей в образе людском». «Как бы там черт ни притворялся, а хвоста скрыть не может: хоть кончик да будет виден из-под одежды. Тоже и насчет ног: истовых, значит, ног он иметь не может, а будет иметь иль-бо лошадиные копыты, иль-бо звериные лапы» (Урал) <Железнов, 1910>.

Согласно поверьям Тульской губернии и некоторых других, чертей, как и людей, очень много.

Распространенные названия черта, характеризующие различные черты его внешнего облика, нрава и помогающие избежать частого употребления его настоящего имени, — нечистый, немытик, некошной, невидимка, недобрик, лукавый, грешок, враг, рогатый, плохой и т. п.: «Слово черт произносить грех, не то он привяжется и будет причинять зло» (Волог.). «Во Владимирской губернии считали, что, „как зачнешь ругаться, он подскочит и толкат, ругайся, дескать, больше“. Слово черт хотя и употребляется там, но чаще заменяется словом „шут“, „шутник“, „окаяшка“, „черный“» <Померанцева, 1975>; «Многие слова черт не произносят, боясь черта, а называют его черный, немытик» (Новг.).

В версии популярного сюжета «Черт и совик», записанной на Пинеге, ругающийся едва не погублен «призванным» им чертом: «А еще был у нас в Кевроле такой человек нехороший. Всех ругом ругал, иначе как „черт“ да „дурак“ и слова ему не было. <…> Вот раз он с работы пришел, в избу в совике взошел да давай стягивать. А совик намок, не лезет. Он тогда и заругайся на сына: „Вот, черт, помоць не можешь!“ А откуда не возьмись тут черт и пришел. Давай с него совик ташшить. Ташшит вместе с кожей. Мужик кричит, а черт ташшит. Так кричал, что все село сбежалось. Прибежал и поп, стал его отцитывать „Отце Наш“ и молитвы всякие, ну, черт и убежал, да с совиком вместе». И. В. Карнаухова отмечает распространенность мотива «помощи» вызванного бранью черта — сходный сюжет содержится, в частности, в рукописи «Цветник» Соликамского уезда Пермской губернии XVII–XVIII вв. и др.) <Карнаухова, 1928>; он почти дословно передает историю «О гордости и ярости», помещенную в «Великом Зерцале» и ходившую во множестве.

Излюбленные места обитания чертей — болота, лесные чащобы, «неудобные земли»: Ср. «Горы да овраги — чертово житье»; «В тихом болоте черти живут».

«Воду каждую ночь ангел освящает, и только речную, да родниковую, да морскую, а болотной не освящает, затем что в болотах черти живут» (Орл.).

Согласно поверьям Олонецкого края, черти по зорям собираются на советы на опушках глухого леса. На Смоленщине рассказывали, что черт любит камыш (селится в нем). Бытовало в Смоленской губернии и повествование о драке бабы с чертом в камыше. Чтобы унять дерущихся, св. Николай снял им головы, однако потом приставил неправильно — бабе голову черта (и наоборот), «отчего баба зла» (ср. также курскую поговорку «Где черт нейме, там бабу пошле»).

Обитают черти и в водоемах, реках, омутах — во многих районах России понятия о чертях связываются прежде всего с водяными духами.

В Орловской губернии, например, полагали, что «старые черти живут в море, молодые черти живут в речках». «Черт не может на суше жить, он только в воде живет. Он черт, он водяной» (Новг.).

Рассказывают, что водяные черти часто выходят из воды «и играют с купающимися детьми. Стоит надеть на чертенка крест, как он упадет без чувств и будет лежать, пока не снимут с него креста» (черти — «почти дети», они купаются, играют и веселятся) (Забайк.).

Черт — обитатель омутов, озер, любит омуты мельничные, бучила (Вят.); черти уводят неосторожную девушку в море (Пенз.) и т. п.

«В Кадниковском уезде рассказывают, что на Новый год черт выгоняет коров пастись к устью какой-нибудь речки, и если обойти это место с иконой, то черт хотя и выскочит (из воды. — М. В.), и коровы разбегутся, но двух-трех все-таки можно успеть захватить» (Волог.) <Иваницкий, 1890>.

Черти любят появляться, собираться на перекрестках и в пустых нежилых строениях, на чердаках: «Народ думает, что черти всего более обретаются в пустых, нежилых домах, особенно в тех, в которых случались несчастные случаи, как-то убийство, повесившиеся; говорят, что в них пугает» (Арх.) <Ефименко, 1877>.

«На росстанях каждый старик и старуха крестятся, и помилуй Бог сругнуться. Потому, говорят старухи, всякая беда может случиться. На перекрестках даже брать ничего нельзя. Ямненская Акулина Толстоногая [прозвище] подняла на перекрестке баранки в новом платке, и с тех пор, говорят бабы, у ней все ноги покрылись ранами и болят теперь. На перекрестках же можно встретиться с нечистой силой, по своей надобности [желая вступить с ней в сношения]» (Волог.) <АМЭ>.

Как и многие нечистые духи, черти играют, пляшут и дерутся на перекрестках, а в Пасху катают там крашеные яйца. «На перекрестках черти собираются и играют в бабки или бьются на кулачках, любят тоже собираться на колокольнях, а в жаркую пору дня забираются под густые нависшие ветви больших елей, где темно и прохладно; в городах собираются на чердаках и часто поднимают беготню и драку, и если войдут с огнем, то они обращаются в кошек и разбегаются» (Волог.) <Иваницкий, 1830>.

«Черти водятся на перекрестках дорог и там причиняют людям и скоту всякие несчастные случаи. Людей они смущают особенно на Святках и перед утреней Светлого Воскресения» (Тульск.) (здесь мотив разгула нечисти в предверии больших христианских праздников переплетается с представлениями об активизации наполняющих мир существ, сил в значимые, переломные моменты года, суток).

В ряде губерний (Моск., Нижегор., Вятск., Уфим. и др.) сооруженные предшествующими жителями постройки (их развалины) именовали Чертовыми (Бесовскими) городищами, приписывая строительство не людям, а нечистым духам <Кудрявцев, 1898>.

В местных повествованиях о подобных сооружениях представления о необычайных способностях сверхъестественных существ могут смыкаться с верой в возможность заклясть их, подчинить (см. БЕС). Ср. легенду о жившем на Чертовой горе пустыннике-анахорете, которого соблазняли Дьявол и бесы. «Они стучали ночью в дверь и окно его кельи, подымали драницы на крыше и не давали сосредоточиться на молитве». Желая «занять» их или испытать их силу, пустынник предлагает им построить в одну ночь каменную церковь. «Обрадованная нечистая сила тотчас же <…> принялась за работу, добывая камень из самых недр горы. Церковь была почти готова, но пока бесы думали, как водрузить крест, раздался крик петуха. Бесы провалились в тартарары, а с ними и повалилась колокольня» (Вятск.) <Кудрявцев, 1898>.

Нередко основным местопребыванием чертей крестьяне считают подземелья, ад: «Черти живут в земле. У них есть дома глубоко в земле, и называемые адом. Там все черти живут, там и Сатана» (Новг.). Однако, по поверьям многих областей России, хотя главное местопребывание чертей — ад, они обитают повсеместно. «В аду, согласно народным представлениям, живут „насыльные“, самые „лихие“ черти, существующие кроме постоянной нечистой силы, живущей на земле, в воде, лесах, оврагах, домах» (Калуж.) <Померанцева, 1975>.

Рассказ, записанный в Пензенской губернии, объясняет основное местопребывание чертей тем, как был сотворен мир: «Черт за щеку спрятал глину [при творении мира]. Архангел донес на него. Черту пришлось выплюнуть — образовались горы и озера. Бог в наказание посадил черта в самый глубокий и бездонный овраг и наполнил его вонючей водой и глиной. Поэтому черти теперь и бывают в оврагах и болотах, даже слышать можно, как они там стонут, визжат и хохочут».

В Тульской губернии полагали, что черти продолжают обитать на небе, но отделены от ангелов глухой каменной стеной. По поверьям Рязанской губернии, черти живут в преисподней, местоположение которой неизвестно.

Поскольку чертями именовали разных нечистых духов (часто неопределенного облика), то черти, вообще говоря, вездесущи; они могут появляться повсюду и постоянно (хотя любимое их время — ночь). Черти живут в банях, овинах, они свободно проникают в дома и даже обитают в избах. «Народ думает, что черти живут в болотах, мельницах, банях. Они приходят в деревню ночью и уносят то, что не благословясь положено» (Новг.). «На мельницу, в баню нельзя ходить около полуночи — черти задавят» (Новг.); «Пусти черта в дом — не вышибешь лбом» <Даль, 1882>.

Основной путь черта из дома и в дом — труба, которая считается «местом нечистым». «Через ее все черти заходят в дом и выходят из избы». Обыкновенно черти путешествуют в дом и из дома в то время, когда топится печь. Поэтому многие хозяйки перед топкой трижды крестят дымовую трубу, «щобы черти не залетили в дом» (Волог.) (однако труба в поверьях XIX?XX вв. не только источник опасности — как своеобразный «путь» сверхъестественных существ, она может быть необходима; во время гаданий, к примеру, трубу оставляют незакрытой и т. п.).

В рассказе из Новгородской губернии черт поселяется в трубе: «…у крестьянина деревни Костина из печной трубы на крыше стало пламя выкидывать. Сперва мужик подумал, что это от сажи, накопившейся в трубе… Сажу вычистили, а пламя нет-нет да и вылетит. Стали и соседи приступать: „Ты что же, Спиридон, печи-то не исправишь? Ведь эдак можно и деревню спалить…“ А пламя все продолжает выкидывать. Решили, что это нечистый пошаливает. Обратились к знахарю… Он взялся выжить нечистого из трубы. Велел мужику купить бутылку водки, принес с собой стаканчик и корочку хлебца, посыпанную четверговою солью. Влез знахарь на крышу. Там он уселся на трубу, раскупорил бутылку, налил стаканчик и выпил. При этом он проговорил: „Во имя Отца“ — и закусил корочкой. Вторую — „Во имя Сына“ — и закусил корочкой. Третью — „Во имя Святого Духа“ — и вылил в трубу. Такую жу штуку он проделал во второй и третий раз, пока вся бутылка не была выпита. Черт сидевший в трубе, поневоле был напоен водкой, которая на этот раз ему пришлась очень не по вкусу, и с треском вылетел из трубы».

В быличке записи 1990 г. черт также появляется у трубы: «Бабка рассказывала, видела она черта. В Троицу это было. Шла она с кладбища, а мужики самогонку варили в доме. А он большой, черный, с рогам, на крыше сидел за трубой и нюхал все» (Новг.) <Черепанова, 1996>.

Согласно поверьям Вологодчины, в избе нечистая сила обитает главным образом под печью, под полатями; она может помещаться и под столом (у стола во время еды). «Когда в избу приходит священник, то нечистая сила прячется или под печку, или убирается в дымовую трубу» (Волог.).

«Если оставить на ночь непокрытый сосуд с водою, то черти непременно войдут в него, а если оставить в бане воду, после того как вымоются люди, и не зааминить ее, то черти будут мыться этою водою» (Новг.).

Некоторые из жителей Курской губернии верили, что черти купают своих детей в четверговом или понедельничном (приготовленном в четверг или в понедельник) квасе и поэтому избегали приготовлять в эти дни квас <Машкин, 1903>. «Вообще в квасу, молоке и т. п. купаются черти, коим нельзя купаться в освященной Спасителем воде» <Зеленин, 1916> (см. БЕС, ОБМЕН). Если сосуд не закрещен со словами «Господи благослови!» — в него войдет злой дух (Волог., Твер. и др.).

Вездесущий черт не только стремится войти в сосуд с водой, но пытается любыми способами попасть внутрь человека, особенно такого, который не перекрестил рот во время зевка, не услышал «Будь здоров!» при чихании, ел и пил неблагословленное и не благословясь (черт при этом может «есть и пить» с людьми и за людей). Хлеб, начиная резать, трижды крестят ножом, чтобы черти не воровали хлеб из ковриги (Волог.).

«Оттого-то, из боязни, и верят, что если не оградишь крестом при позеве рта, то вселится нечистый дух и будет мучить» (Арх.).

Во время грозы непременно следует перекреститься, иначе в человека может войти черт, спасаясь от ангела (Новг.).

Согласно поверьям ряда районов России, «свой черт» (как и ангел-хранитель) дается человеку при рождении и постоянно пребывает за его левым плечом: «Вообще, как полагают крестьяне, у каждой хаты, то есть у каждого строения, как и у каждого человека, есть свой нечистый — хозяин» (Волог.).

Нечистых духов, в том числе и чертей (как бы завораживая и отталкивая одновременно), сосредоточивают иногда и «святые пространства». Широко бытует представление о том, что черти могут обитать возле церкви (на погосте), на церковной колокольне: черт покидает колокольню лишь во время звона, при третьем ударе колокола (Новг.). «Первый звон (удар колокола) — чертям разгон» (крестятся только по третьему удару) (Брян.). Нечистые по ночам отправляют свои службы: «Шел раз мужик ночью и видит: церковь стоит, освещена, и в церкви служба идет. Двери растворены, он вошел и стал молиться; только глядит, а у попа и у причта лица какие-то неподходящие. „Нечисто что-то“, — думает себе. Стал мужик к дверям пятиться, задом. А это были нечистые. Увидали они мужика, кинулись за ним из церкви. Глядят нечистые: из церкви назад ни одного следа нет, а только в церковь. Поискали, поискали, да и бросили» (Симб.).

«Домашний быт» чертей, устройство их жизни, дома в поверьях описываются по-разному. Черт вездесущ (то есть, по сути, он и дома повсюду, и бездомен); он «носится вихрем»; будучи отождествляем с водяными и лесными духами, живет так же, как они.

По мнению большинства русских крестьян, черти могут жениться, иметь семьи, детей. «В Тульской губернии считали, что в законный брак черти не вступают, потому что у них нет священника и их некому венчать»; в Рязанской губернии полагали, что «чертей существует бесчисленное множество, у них есть жены и дети» <Померанцева, 1975>.

По мнению крестьян Владимирщины, «черти плода не имеют, умножаются проклятыми и купленными людьми». Черти есть женатые и холостые (черти женятся на удавленницах, утопленницах и т. п.) (Тульск.).

Чертовка в поверьях многих губерний России — далеко не всегда «жена черта», но вполне самостоятельный мифологический персонаж, смешиваемый нередко с лешачихой, водянихой, русалкой. Часто она появляется у воды (в воде). В севернорусской быличке сидящая на мосту чертовка «прикокивает»: «Было у меня цветно платьё, все отняли, а нынче пойду в воду, по немецку моду, про пестро платьё, да про коротки волосы, и больше никогда не выйду и не покажу голосу» (Арх.).

Чертовка (жена черта) рожает в бане (Курск. и др.) (см. ОБМЕН). «Раз пологом рыбу ловили. Смотри, тяжело. Вытянули, а там чертята. Жонки говорят: „Куда девать будем?“ А те кричат: „Лучше в воду, лучше в воду!“ А чертовка, мать их, в воды плачет, воет и потом говорит: „Я вам много рыбы дам, как отпустите“. Они полог вытряхнули, река-то так и раздвоилась. А потом много рыбы вытянули, и ну домой скорее» (Арх.) <Черепанова, 1996>.

Распоряжается чертями (особенно обитающими под землей, в аду) старший нечистый дух (Дьявол, Сатана). В Рязанской губернии это «старший дедушка»: он прикован цепями, но руководит нечистой силой, «дает советы и требует отчета». Сатана живет в аду и повелевает чертями; ад в середине земли, вход и выход в него там, где огнедышащие горы (Тульск.).

«У чертей старшие есть и младшие. Первые приказания отдают, а вторые исполняют. Вот раз чертенку дали приказ пакость какую-то сделать, а он и не исполнил. Ну, ему сейчас под железные прутья должно воротиться. Испугался он и давай Бога молить: „Господи, коли ты меня от железных прутьев избавишь, никогда пакостничать не буду!“ Бог его и не оставил: спрятал чертенка в церкви, под плащаницу. Черти его и не могли найти, бросили искать. Стал после этого черт ангелом, и возрадовались на небе и на земле» (Симб.).

Отождествляемый то с духом зла, антиподом Бога, то с нечистым духом или духом природы, черт «принимает участие» в самых значительных праздниках крестьянского календаря. Многие нечистые духи, черти становятся особо деятельными в Святки, на Пасху, в Иванов, Петров дни, когда они во множестве появляются на земле меж людьми (выходя чаще всего из воды), помогают в гаданиях, отмечают на свой лад праздники и в то же время (в христианской интерпретации) всемерно препятствуют торжеству божественных светлых сил, морочат, соблазняют, смущают.

Согласно поверьям Русского Севера, в Вербное воскресенье черти справляют свадьбы. Они присутствуют в церкви (у церкви) во время праздничной пасхальной службы; в Иванов день собираются вместе, играют, танцуют, но продолжают бдительно охранять расцветающий в это время папоротник.

Прослеживаются в крестьянских верованиях и представления о сезонных перемещениях чертей: они появляются из воды (и уходят в воду) на Святки, а также во время летнего солнцеворота. Крестьяне Сибири уверяли, что в течение осени и зимы черт может пребывать в сене, скошенном в Иванов день: такое сено обладает особыми охранительными свойствами; зарывшись в него, можно гадать.

В подобных представлениях черт более сходен с духом природы; возможно, он персонифицирует силы плодородия, концентрирующиеся в разное время года то в воде, то в растительности.

В течение суток черти, соотносимые с силами тьмы и зла, активны и опасны ночью, в сумерках, перед рассветом (ср. выражение «еще черти на кулачках не бились» (о времени перед самым рассветом — Брян.); черти днем бездельничают (Влад.).

Черти, однако, опасны и в полдень, когда нельзя «призывать» (поминать) черта (Арх. и др.).

«Занятия» черта многообразны. Как и вся разноликая нечистая сила, он двойствен, может вступить в договор с человеком и даже принести добро; как сила зла он исключительно вреден.

И. В. Карнаухова, участвовавшая в фольклорных экспедициях на Русском Севере, сообщает, что даже в 20?30-х гг. XX в. рассказы о чертях многочисленны и «редко можно увидеть человека, который не видел черта» <Карнаухова, 1928>.

Есть много великорусских и севернорусских поверий, рассказов о деяниях чертей, общих для черта и лешего, вихря, змея, водяного, а также домового, банного, овинного и даже проклятого.

Подобно лесным и домовым духам, черти уносят проклятых, наказывая таким образом неосторожно помянувших нечистую силу людей, вольно или невольно пославших своих родственников или знакомых «к черту».

Как и лешие, а также домовые духи, черти опасны для детей, которых не успели окрестить, оставили без должного присмотра или обругали, прокляли невоздержанные на язык близкие. Проклятых и украденных черти забирают к себе (подменив поленом, головешкой, чуркой — см. ОБМЕН). Иногда они растят, воспитывают унесенных детей, могут наделить их колдовскими способностями (в повествованиях об этом, популярных среди крестьян, черт «замещает» лесного, реже — домового духа — см. ЛЕШИЙ, ДОМОВОЙ).

По некоторым рассказам, черти могут красть детей и не будучи призваны неосторожным словом, просто используя различные оплошности людей. Считалось, что нечистые способны красть и нерожденных еще младенцев — этим иногда объясняли бесплодие.