Глава IV Годы великого перелома: 1993–1995

Глава IV

Годы великого перелома: 1993–1995

Новый виток споров о культурных ценностях Церкви был связан с новым уровнем политического противостояния в российском обществе. 20 апреля, накануне референдума о доверии Президенту, запланированного на 25 апреля 1993 г., Борис Ельцин встретился с главами и представителями религиозных конфессий в России. Проблема передачи культовых зданий была обозначена здесь как одна из самых сложных. На встрече говорилось о необходимости государственной программы для ее решения, рассчитанной на 5–10 лет, а может быть и на более длительную перспективу, и обеспеченной бюджетным финансированием[210]. Итогом встречи явилось распоряжение Президента № 281-р от 23 апреля 1993 г. «О передаче религиозным организациям культовых зданий и иного имущества», где говорилось о поэтапной передаче имущества религиозного назначения, находящегося в федеральном ведении, в собственность или пользование. В двухмесячный срок, совместно с советской властью, нужно было подготовить перечень имущества, передаваемого в первоочередном порядке, а также определить сроки, порядок и условия их передачи. Шедевром законотворчества был следующий пункт: «При передаче культовых зданий и иного имущества учитывать по возможности интересы культуры и науки, имея в виду обеспечение сохранности памятников культуры, доступа к ним туристов, экскурсантов, всех граждан». Специалисты в области права расценивают принятие подобного распоряжения как «неправомочное действие», поскольку передача культурных ценностей в чье-либо пользование являлась совместной прерогативой законодательной и исполнительной власти[211].

Тем временем общество пыталось выработать свою модель взаимоотношений с патриархией. В начале 1993 г. С. Ямщиков от имени Ассоциации реставраторов России выступил с инициативой создания фонда «Сохранение», в задачи которого входило приобретение икон и их реставрация с целью дальнейшей передачи в храмы. Первые 20 икон были переданы в церковь Большого Вознесения у Никитских ворот в Москве[212]. В 1994 г. фонд передал Казанскому храму на Красной площади еще 25 икон XVIII–XX вв. Позднее подобный вклад был сделан в Пафнутиево-Боровский монастырь[213]. Другая часть общества в лице «кандидата исторических наук Владимира Сидорова» призывала государство отказаться от «заигрывания с казенной церковью в вопросах передачи памятников культуры»[214].

Летом 1993 г. продолжал разрабатываться вопрос, связанный с подготовкой закона о реституции имущественных прав Церкви. Лидер Российского христианско-демократического движения Виктор Аксючиц предложил несколько вариантов постановления правительства, определяющего конкретную процедуру передачи имущества с учетом ситуации на местах[215]. Накануне посещения Президентом Валаама 28 июня 1993 г. был подписан Указ № 964 «О создании Международного фонда возрождения Валаамского архипелага и Спасо-Преображенского Валаамского монастыря». Государственный взнос фонда составил 1 миллиард рублей. Продолжался и конфликт вокруг Лавры и Сергиево-Посадского музея. Основные трения монастыря и музея, вплоть до применения обеими сторонами физической силы, начались после распоряжения Президента, которое было истолковано монастырем в свою пользу. Режим пребывания экскурсантов и паломников на территории монастыря устанавливался совместно с музеем-заповедником, однако в январе 1993 г. Лавра выпустила правила, одобренные патриархом Алексием (Ридигером), где говорилось об исключительном праве паломнического центра на проведение экскурсий по территории Лавры[216]. К лету 1993 г. так и не было составлено требуемого договора о совместной деятельности. Установление платы за вход на территорию монастыря вызвало негативную реакцию Московского облсовета[217].

Одновременно общественное мнение подготавливалось к возвращению Церкви таких святынь, как иконы «Пресвятая Троица» прп. Андрея Рублева и образов Богоматери «Владимирская» и «Донская». С такой просьбой в Верховный Совет РФ обратилась группа православной общественности и политических деятелей в августе 1993 г.[218]

Именно Владимирская икона становится символом трагических событий 21 сентября—4 октября 1993 г. 2 октября, в субботу, к 14.00 замминистра культуры К. Щербаков вызвал заведующую древнерусским отделом Третьяковской галереи Н. Розанову. В отсутствие хранителя Надежды Бекеневой замминистра распорядился под его личную ответственность передать образ для молебна в Елоховском Богоявленском соборе. Одновременно Лидия Иовлева, заведовавшая в то время галереей, была приглашена к патриарху в Данилов монастырь для обсуждения этого вопроса.

В результате Министерством был издан приказ № 614 о доставлении иконы на богослужение, упоминавший соответствующую просьбу патриархии, поддержанную правительством. 3 октября икона отсутствовала в музее 7 часов, с 9.30 до 15.30. Температурные перепады привели к изменению сохранности образа, что было зафиксировано 5 октября протоколом реставрационного осмотра: на ликах Богородицы и Младенца кракелюр авторского грунта стал еще более рельефным, на хитоне Младенца в верхней части отстал красочный слой, были замечены выходы реставрационного клея и отставание грунта под мафорием Богородицы и ее рукой, держащей Младенца.

Одновременно появились слухи о готовящемся в 5-дневный срок Указе Президента о передаче Владимирской иконы и рублевской Троицы[219]. 6 октября 1993 г. в адрес Бориса Ельцина поступил проект указа как реакция на обращение московских епископа и мэра[220]. 7 октября проект указа поступил к главе президентской администрации Сергею Филатову с сопроводительной запиской: «В принципе предложение можно было бы и поддержать. Проработайте правовую сторону вопроса и внесите предложения. Срок — 5 дней».

В те же дни общественность узнала, что такое расконсервация и ниточное вздутие красочного слоя[221].14 октября собрался реставрационный совет Третьяковской галереи, а 18 октября состоялся расширенный совет, обратившийся к Президенту и премьеру. В обращении говорилось о невозможности возвращения в повседневный церковный быт «хронически больного памятника». Здесь же содержалось предложение приостановить передачу музейных экспонатов патриархии до начала деятельности межведомственной комиссии при правительстве, которая должна быть создана на основании апрельского распоряжения № 281. Этот совет породил множество откликов в околоцерковной прессе, утверждающих, что профессиональная лексика реставраторов («икона-хроник», например) оскорбляет чувства верующих[222].

Впервые публично в СМИ были подвергнуты сомнению методические основы искусствоведения и реставрации. Акты экспертизы, сделанные в Третьяковской галерее, признавались смехотворными, поскольку носили ведомственный характер. Появились заявления, что под видом подлинных памятников древнерусской культуры обществу подают кабинетные реконструкции и реставрационные опыты. В результате перед зрителем оказывается икона, состоящая из вставок XIII–XIX вв. Каждая вставка живет своей жизнью, и для сохранения этой мешанины икона неоднократно получала дополнительные порции клея, что привело образ к перенасыщению этим составом. Теперь невозможно вынести ее из Третьяковки — клей сразу станет пухнуть, разрывая краску. Икону сделали «наркоманкой» — ее насильно посадили «на иглу», по своему усмотрению, переделав так, чтобы в храме она погибла[223].

Министр культуры Евгений Сидоров обратился к общественности с открытым письмом в «Известиях» (26 октября 1993 г.), пытаясь спасти свои добрые отношения и с музеями, и с патриархией. Он публично признал, что к этому времени церкви было передано более 10 000 икон и литургических предметов и что этот здоровый процесс не должны прервать ни политическая конъюнктура, ни популистские обещания. Однако во время освящения Казанского собора на Красной площади 4 ноября 1993 г. Президент сообщил о принятии решения по вопросу передачи Церкви из Третьяковки Владимирской иконы Божией Матери и Троицы прп. Андрея Рублева, которые будут храниться в Успенском соборе Московского Кремля в герметических кивотах[224].

5 ноября 1993 г. по горячим следам Галерея публикует собственный пресс-релиз, излагающий историю вопроса и видение ситуации изнутри. На фоне политической суеты вокруг иконы отмечалось молчание патриарха, который ни в какие переговоры с Музеем не вступал. Справедливо указывалось, что интересы верующих не требуют сокращения срока жизни гениальных произведений. Здесь впервые публично было сформулировано предложение поместить икону в домовую церковь свт. Николая в Толмачах, существующую при Галерее. Уже 6 ноября в «Известиях» было опубликовано интервью патриарха Алексия (Ридигера) и протоиерея Владимира Дивакова о предстоящем изготовлении специальных кивотов для икон с автоматическим поддержанием необходимого микроклимата для перенесения святынь в Успенский собор. Эти проекты вызывали недоумение музейных хранителей непредсказуемостью новых экспериментов над невосполнимыми шедеврами[225].

9 ноября сотрудники Третьяковки вновь обратились к обществу с заявлением, в котором выражали протест против действия властей, вступающих в противоречие с Указом Президента № 1483 от 30 ноября 1992 г. о государственных гарантиях целостности и неотчуждаемости музейных коллекций. Одновременно авторы письма пытались играть на существующих политических противоречиях между законодательной и исполнительной властями, указывая на необходимость участия парламента в принятии подобных решений. На фоне этой полемики совершенно потерялось из виду, что Церковь и Музей тем временем сами пытались выработать альтернативные меры по сохранению православных святынь. Газета «Вечерняя Москва» от 28 октября 1993 г. опубликовала интервью с протоиереем Николаем Соколовым, настоятелем храма свт. Николая в Толмачах. В здании было предусмотрено специальное техническое оснащение, соответствующее музейным требованиям и церковным канонам. В целях поддержания микроклимата проход в храм станет осуществляться через внутреннюю галерею. В то же время, обществу совершенно не было известно о существовании такого храма при Третьяковской галерее[226].

По поводу ситуации с Владимирской иконой высказались Георгий Вагнер и Борис Рыбаков. Г. Вагнер справедливо говорил, что икона открыта молитве, где бы она ни находилась. Радостное созерцание иконы в музее является не следствием атеизма, а развитием собственно религиозной культуры. Б. Рыбаков писал о том, что русская культура не перенесет нового передела, и отмечал виртуальность церковных музеев, в частности церковно-археологического кабинета в Московской академии. В связи с происходящим высказался декан факультета церковных художеств Свято-Тихоновского института и председатель «Общества ревнителей православной культуры» протоиерей Александр Салтыков. Он, в частности, утверждал, что сведения об изменении состояния иконы недостоверны: «Никаких доказательств, что имело место вздутие, нет». Одновременно он признал, что христианские древности, переданные в храмы патриархии, не содержатся в должном состоянии, и заявил, что не является сторонником поспешной передачи всех православных реликвий, призвав к сотрудничеству между государством, Церковью и научной общественностью.

22 ноября 1993 г. было принято соответствующее распоряжение Президента РФ № 745-р об использовании в богослужебных целях икон Пресвятой Троицы и Владимирской Божией Матери. Здесь предлагалось «согласиться с предложением» московской патриархии и правительства Москвы с учетом того, что эта федеральная собственность будет оставаться неотъемлемой частью фондовой коллекции Третьяковской галереи. Правительству РФ совместно с патриархией было поручено определить правовые, финансовые и материальные условия передачи икон, их сохранности и использования за богослужением. Правительство Москвы по согласованию с патриархией и Минкультом должно обеспечить изготовление специальных средств защиты реликвий[227]. Академик Валентин Янин вспоминает, что в ответ на персональное обращение к Президенту о необходимости принятия взвешенного решения по Владимирской иконе тот ответил: «Не волнуйтесь, эту проблему мы решим трезво». Однако пройдет еще достаточно времени, прежде чем в декабре 1999 г. будет исполнено такое трезвое решение о перенесении образа в храм свт. Николая в Толмачах. Последовавшее же в начале 1994 г. назначение в Галерею нового директора Валентина Родионова было однозначно воспринято околоцерковной общественностью как очередная мера, направленная против передачи реликвии патриархии.

Одновременно достоянием гласности становятся проблемы с Мирожским монастырем во Пскове. Письмо замминистра культуры РФ Т. Никитиной было опубликовано в газете «Новости Пскова» от 7 декабря 1993 г. Здесь отмечалось, что уникальность росписи XII в. в Преображенском соборе и состояние ее сохранности требует поддержания строгих условий температурно-влажностного режима, что исключает совместное использование храма. Решение было оценено псковской общественностью и духовенством как поспешное и неудовлетворительное по отношению не только к церковным, но и к культурным интересам России, поскольку здесь предполагалось организовать иконописный Центр под руководством архимандрита Зинона (Теодора)[228]. Открытие такого Центра все-таки состоялось в 1994 г.[229], что не помешало образованному архимандриту через несколько лет без соответствующих разрешений соорудить на охраняемой территории монастыря русскую баню, врезавшись в культурный слой археологического памятника.

2 марта 1994 г. патриарх Алексий (Ридигер) и министр культуры Е. Сидоров подписали долгосрочное соглашение о сотрудничестве. На следующий день, 3 марта, Министерство отправило этот текст для руководства органам культуры исполнительной власти субъектов федерации (письмо № 01–41/16–11). При исполнении соглашения должны были приниматься во внимание канонические правила и гражданские уставы религиозных объединений, предполагавшие, что эти объединения могут иметь памятники культуры как в собственности, так и в пользовании. Кроме совместного участия в проведении торжественных мероприятий, предполагались создание гарантированной системы охраны и безопасности памятников культового характера (1.2) и организация совместных контрольных служб, осуществляющих надзор за качеством проектных и реставрационных работ на памятниках православной культуры (1.3). Передача движимых и недвижимых памятников в пользование или совместное использование должна была совершаться по согласованию обеих сторон (1.4). В соглашении было прописано, что вывод учреждений культуры из культовых зданий при их передаче патриархии может производиться лишь после предоставления этим организациям равноценных помещений. В центре и на местах предполагалось создание согласительных комиссий и экспертных советов с участием представителей епархий для совместного утверждения документов передачи (1.5). В совместном режиме должна была проводиться работа в библиотеках по выявлению в их фондах бывших церковных книжных собраний, очевидно для последующей передачи патриархии. Минкульт, со своей стороны, должен был обеспечить сохранность наиболее ценных памятников, участвовать в финансировании реставрационных работ и оказывать представителям патриархии содействие в копировании икон, а также научную и методическую помощь в вопросах учета и хранения памятников. В обязательном порядке должна была состояться передача мощей и реликвариев, чудотворных икон и икон с мощами, антиминсов и синодиков, хранящихся в музейных собраниях. Учреждения культуры сохраняли за собой функции балансодержателей памятников православной культуры при их совместном использовании (2.8).

Патриархия со своей стороны обязалась оказывать методическую и консультативную помощь учреждениям культуры, создать единую систему учета и хранения древностей (3.3) и обеспечить доступ специалистов для осмотра памятников церковного искусства при соблюдении канонических норм (3.5). Читатель вправе сам решить, что из принятых договоренностей было исполнено, а что осталось лишь на бумаге. К тому же к этому времени среди епископата сложился и иной взгляд на сотрудничество с Минкультом и его структурами, не предполагавший равноправных отношений. «Архиерейское наставление о поновлении и реставрации святых икон в православных храмах Нижегородской епархии», подписанное покойным митрополитом Николаем (Кутеповым) от 26 июля 1993 г. (№ 457) гласило: «Указываем и напоминаем… что смыслом и целью реставрации святых икон должно быть выявление не абстрактной художественно-исторической, а литургической, моленной сути образа. Русская Православная Церковь не может больше выступать в роли наблюдателя за реставрацией святынь: роль Церкви — определяющая характер реставрационных работ и указующая формы их ведения».

К 1994 г. возник конфликт вокруг храма Вознесения в Коломенском (1532). Община, претендовавшая на часть территории заповедника, была зарегистрирована без ведома администрации музея[230]. Прихожане жаловались, что музей и его директор Людмила Колесникова довели храм до ужасающего состояния и превратили его в салон для платных концертов[231].В Твери епархия потребовала вернуть и приспособить под свою канцелярию здание конца XVIII в., некогда бывшее архиерейской резиденцией. В этом здании размещался музей декоративно-прикладного искусства, получивший его в 1992 г. в аренду на 50 лет. Само здание было когда-то губернаторским домом, а 25 декабря 1898 г. председатель Госсовета великий князь Михаил подписал указ об «уступке» его «ведомству православного исповедания»[232]. В результате дом все-таки был передан, и в процессе «приспособления» здания к нему была сделана пристройка из силикатного кирпича.

На этом фоне церковная и светская интеллигенция попыталась серьезно задуматься о происходящем с церковной культурой и собственностью, подвести своеобразный итог 5-летнему промежутку истории. Полемика со страниц периодики переместилась в научные издания. Ю. Малков, Л. Воронцова, О. Шведов и другие по-своему решали эти вопросы[233].

В том же году, по благословению патриархии, группа специалистов, искусствоведов и реставраторов, в частности Константин Маслов, Андрей Жолондзь, Ирина Качалова и другие приступили к разработке инструкции по использованию памятников церковной старины, передаваемых православным приходам и монастырям — «Наставление для ризничих по приему, учету и хранению имущества храмов Русской Православной церкви».

Инструкция, о подготовке которой патриархийные функционеры любили публично упоминать, так и не была принята в повседневную церковную жизнь, а сам факт ее составления был расценен частью московского духовенства как следствие «заговора» темных сил с целью поставить Церковь под контроль чуждому ей элементу.

В ноябре — декабре 1994 г. в Москве состоялся очередной архиерейский собор, уделивший много внимания вопросам собственности и культуры[234]. Было принято Определение «О взаимоотношении Церкви с государством и светским обществом на канонической территории Московского Патриархата в настоящее время». Здесь говорилось о необходимости разработать и принять закон и подзаконные акты, обеспечивающие верующим возможность богослужебного использования святынь и реликвий, являющихся памятниками культуры, без ущерба для их сохранности. В явном диссонансе с этим благим пожеланием оказалась жалоба патриарха на то, что новые тексты охранных договоров, которые регламентируют использование переданных храмов, похожи на документы «времени антицерковного законодательства» и существенно ограничивают возможности реконструкции и реставрации памятников православной старины. Было заявлено, что эти договора нуждаются в пересмотре в срочном порядке.

Сравнение охранных договоров с «антицерковным законодательством» выглядело несколько странно. Существовавшая в это время типовая форма была принята еще до перестройки и не разделяла памятники на культовые и светские. Так, пункт 5 охранного обязательства говорил о недопущении использования территории памятника под новое строительство и хозяйственные нужды, запрещал пристройки и переделки как снаружи, так и внутри, а также земляные работы. Пункт 6 не допускал побелку и покраску стен, несущих на себе художественные элементы. Пункт 15 требовал, чтобы все искажения памятника немедленно ликвидировались за счет самого пользователя. Нарушение договора предполагало выплату финансовых неустоек. В случае угрозы памятнику со стороны пользователя он, согласно пункту 18, мог быть изъят со взысканием ущерба в размере стоимости работ. Пункт 17 предполагал, что если использование памятника создает угрозу для сохранности находящихся здесь произведений монументальной живописи и других произведений искусства, то надзорный орган вправе предложить пользователю изменить характер использования памятника, а пользователь обязан выполнить это предписание.

Подобная претензия объяснима лишь тем, что в это время религиозные организации активно принялись приспосабливать храмы к собственным нуждам и вкусам, воспользовавшись для этого финансовыми возможностями и попустительством власти. Это вступило в противоречие с общественными интересами, заключавшимися в сохранении подлинного облика отечественной культуры, и подписанными самими архиереями охранными договорами. Требование соблюдать закон и уважать общество, в котором Церковь осуществляет свою миссию, было объявлено очередным «гонением на Церковь».

В 1995 г. конфликтные ситуации, связанные с передачей памятников культуры патриархии, практически не возникали. Это было связано с появлением Комиссии по вопросам религиозных объединений при Правительстве РФ и особенностями регламента ее неторопливой работы. Еще 6 мая 1994 г., со ссылкой на распоряжение Президента № 281, Правительство издало постановление № 466 «О порядке передачи религиозным объединениям культовых зданий и иного имущества религиозного назначения, относящихся к федеральной собственности». Согласно документу, полномочия по решению проблем передачи были вручены новому коллегиальному органу. 9 июля 1994 г. было утверждено положение о Комиссии, которую возглавил заместитель Председателя Правительства Юрий Яров. Стоит отметить, что, согласно постановлению, имущество религиозного назначения, обладающее правовым статусом памятника культуры, не передавалось религиозным организациям в собственность. Однако целый ряд культовых памятников, находившихся в региональной собственности, уже были обращены в частную собственность еще в период действия первоначальной редакции Указа Президента от 26 ноября 1994 г. № 2121 «О приватизации в Российской Федерации недвижимых памятников истории и культуры местного назначения». Минкульт выступил тогда против приватизации религиозных объектов, предвидя конфликт с патриархией, и добился 20 января 1997 г. внесения в текст Указа соответствующих изменений. Однако еще 20 февраля 1995 г. Указ Президента № 176 утвердил перечень объектов исторического и культурного наследия федерального значения. Это породило новые споры между федеральным центром и регионами по вопросу распоряжения объектами культурного наследия, отразившиеся впоследствии и на взаимоотношениях епархиальных структур и учреждений культуры.

Коллегиальное решение вопроса о передаче церковной собственности религиозным организациям показалось некоторым обременительным и неэффективным. Процедура, предполагавшая предоставление исторических справок и соответствующих рекомендаций Минкульта и Минимущества, была признана громоздкой. Ее отмене способствовали и трудности ведомственного учета передаваемых храмов. Новое постановление Правительства № 248 от 14 марта 1995 г. предполагало, что передача будут осуществляться на основе соответствующих приказов Министерства культуры и распоряжений Министерства имущества. На комиссию выносились лишь спорные вопросы. 21 июня 1995 г. был издан приказ Минкульта № 442 о процедуре передачи религиозным организациям памятников культуры в безвозмездное пользование.

Однако подобная практика требовала общероссийской правовой базы, где были бы прописаны права и обязанности религиозных объединений. К этому времени нормы принятых законодательных актов находились в противоречии с действующим в России законом об охране памятников культуры 1978 г. В декабре 1995 г. в Государственную думу был внесен проект нового акта, разработанный Министерством культуры. Однако эффективное рассмотрение закона было блокировано появлением амбициозных альтернативных проектов, подготовленных комитетом по культуре Госдумы и ВООПИК.

К этому времени складывался и новый, вполне меркантильный аспект возвращения патриархии церковных памятников и их реставрации, в котором могли быть заинтересованы некоторые чиновники. 17 июня 1995 г. было разослано циркулярное письмо Министерства культуры № 01–145/16–14 «Об опыте организации службы заказчика в религиозных организациях» за подписью замминистра В. Демина. Во исполнение решения правительственной комиссии по вопросам религиозных объединений от 7 июня 1995 г. Министерство обобщило существующий опыт и рекомендовало его к повсеместному использованию. В основе положения о едином заказчике лежало постановление Госстроя СССР от 2 февраля 1988 г. К его функциям относились заключение договоров-подрядов, планирование подрядных работ, контроль за ходом работ и их приемка.

Такая единая служба заказчика при ремонтно-строительном управлении патриархии существовала до 1 января 1992 г., пока практика отчислений от епархиальных управлений в Москву с последующим централизованным распределением средств не была упразднена. Новая структура была создана к 2000 г. Служба единого заказчика московской патриархии в то время оказалась представлена ООО «Стройтехнопром XXI». Именно оно устраивало торги и определяло подрядчиков для производства ремонтно-реставрационных работ на федеральных памятниках, находящихся в пользовании у патриархии. Так, в 2003 г. общая сумма заказываемых работ на 82 объектахза счет федерального бюджета согласно целевой программе «Культура России 2001–2005 гг.» составила 62 110 000 рублей[235]. Основным критерием при выборе победителя была объявлена «минимальная стоимость работ, подтвержденная сметным расчетом».

При таком подходе к реставрации можно было не ожидать бережного отношения к историческому облику памятников церковной старины, а также использования реставрационных методик и аутентичных материалов. Подобный прагматизм не был сочтен оскорблением чувств верующих и препятствием к удовлетворению религиозных потребностей.

Однако существование единой службы заказчика в патриархии, предположительно, породило и проблемы иного рода. В июне 2005 г. министр культуры Александр Соколов в эфире ТВЦ фактически обвинил главу ФАККа (Федеральное агенство по культуре и кинематографии, упраздненное в 2008 г.) Михаила Швыдкого и его подчиненных в коррупции. Было заявлено, что в Министерстве «процветало взяточничество на всех этажах», а нынешнее агентство по кинематографии «коррумпировано и погрязло в откатах». В результате в суд было подано два иска о защите чести и достоинства — от самого агентства и от его руководителя. В сентябре, после соответствующих рекомендаций из Кремля, оба чиновника отказались от взаимных претензий. Однако, по сообщению ряда информаторов, факт существования «отката» в размерах от 10 до 17 % от финансирования реставрации храмов из федерального бюджета подтверждался некоторыми архиереями, епархиальным духовенством, проектировщиками и исполнителями работ и чиновниками на местах, связанными с такой целевой реставрацией.

Можно предположить, что централизация существующего заказа на подобные работы, идея которой возникла еще в 1995 г., была непосредственно связана с финансовыми интересами определенных чиновных кругов. Одной из форм удовлетворения таких интересов, судя по всему, становится осуществление искусственных проектов. Так, в 2006 г. в Новгородской епархии появился амбициозный план воссоздания колокольни Георгиевского собора в Старой Руссе. Несмотря на наличие необходимых согласований и намерение епархии провести весь цикл предварительных исследований, проект, существенно меняющий городскую среду и закрывающий вид на собор, не был вынесен на общественные слушания. Непосредственную заинтересованность в его реализации проявили единая служба заказчика патриархии, объединение «Межрегионреставрация» и руководство территориального управления Росохранкультуры в Северо-Западном округе, которое непосредственно выезжало на место предполагаемого строительства. Именно эти структуры порекомендовали епархиальному управлению дорогостоящее «воссоздание» утраченного ансамбля вместо необходимой приходу простой деревянной звонницы…

В это время «Единую службу заказчика Московской Патриархии», преобразованную с самостоятельное «некоммерческое партнерство», возглавлял Е. А. Пархаев, бессменный и всесильный руководитель художественно-производственного объединения патриархии «Софрино», наводнившего православные храмы безобразными штамповками.

Активную роль здесь также играл В. И. Петришин, фамильно близкий к старорусскому настоятелю протоиерею Амвросию Джигану. Служба удачно вписалась в новый виток Федеральной целевой программы «Культура России» на 2006–2011 гг.

Приказ тогдашнего руководителя Федерального агентства по культуре и кинематографии М. Е. Швыдкого от 21 сентября 2006 г. за № 466 «О внесении изменений в состав конкурсной комиссии, утвержденный приказом Роскультуры от 23 июня 2006 г. № 278» был принят «в целях повышения эффективности работы конкурсной комиссии по размещению государственных заказов на выполнение научно-проектных и производственных работ в 2006 г., направленных на сохранение памятников истории и культуры религиозного назначения»; в результате в состав этой комиссии был включен и В. И. Петришин. До этого в марте 2006 г. вместе с заместителем начальника отдела по реставрации Министерства культуры Г. А. Сидельниковым, бывшим главой органа охраны памятников в Новгороде, о котором речь еще впереди, а также с генподрядчиком ЖСК объектов Псковской епархии Д. А. Ждановым он посещал Псковскую епархию, договариваясь о предстоящих реставрационных работах — на таких памятниках, как Снетогорский и Спасо-Елеазаровский монастыри, Свято-Благовещенская Никандрова пустынь, храм Воскресения со Стадища и др.

Во второй половине 2006 г. Счетная палата РФ провела проверку использования средств федерального бюджета по организации и проведению ФАККом конкурсов на право заключения государственных контрактов по Программе реставрации памятников истории и культуры — объектов религиозного назначения. В программе была задействована сумма в 1 миллиард 35 миллионов рублей, в ней участвовали 362 объекта культурного населедия, которыми пользовалась РПЦ. Непосредственный отбор заявок для Комитета Государственной Думы РФ по культуре проводила как раз Единая служба заказчика патриархии. В конкурсе победило ФГУ «Дирекция по строительству, реконструкции и реставрации», подведомственное Роскультуре. Однако 11 октября 2006 г. Служба заказчика отказалась от осуществления функций технического надзора за реставрацией, что противоречило ее прямым обязанностям.

В результате проверки Счетная палата установила, что реставрация проводилась в условиях отсутствия необходимых правовых документов — подзаконных актов, которые Министерство культуры должно было подготовить сразу после принятия Федерального закона об объектах культурного наследия в 2002 г., а также отметила, что рынок подрядчиков по выполнению реставрационных работ не сформирован в достаточной степени. Отсутствовали и нормативные расценки на реставрационные работы, и правила самой реставрации.

18 января 2007 г. под председательством Иосифа Кобзона в Госдуме состоялось расширенное заседание Комитета по культуре, на котором были отмечены нарушения, выявленные Счетной палатой. Особое внимание обсуждавших привлек тот факт, что Роскультура, заключая государственные контракты, не учитывала предусмотренные законодательством обязательства собственников и пользователей объектов РПЦ по их содержанию. Иными словами, работы финансировало только государство, тогда как религиозные организации, несмотря на существующие законы и соглашения, не принимали в реставрации финансового участия. Всего было заключено 25 государственных контрактов на выполнение работ на объектах, находящихся в пользовании РПЦ, — при условии проведения части реставрационных работ за счет пользователей, что так и не было выполнено. Расходы федерального бюджета по этим контрактам составили более 70 миллионов рублей. Присутствовавший на заседании протоиерей Александр Абрамов, исполняющий обязанности директора «Единой службы заказчика» патриархии, признал, что недостатки «имели место», в связи с чем патриарх Алексий (Ридигер) «предпринял ряд мер», в частности, с 1 января 2007 г. директор службы был уволен, а с ним был вынужден уйти целый ряд ближайших сотрудников. Новый руководитель выразил надежду, что в будущем проблем с проведением конкурсов со стороны патриархии не будет.

После проведения новым патриархом Кириллом (Гундяевым) реформы аппарата патриархии Служба единого заказчика была включена в Финансово-хозяйственное управление.

Однако в 2009 г. В. И. Петришин снова занимался тем же самым, лишь поменяв должность: теперь он является начальником управления по объектам религиозного назначения ФГУП «ГИВЦ Роскультуры» и продолжает быть членом все той же «Единой комиссии по размещению государственных заказов» в рамках все той же Федеральной целевой программы «Культура России» на 2006–2011 гг.

Последний год великого перелома — год 1995 — был временем своеобразного подведения итогов, отраженных в двух программных интервью — с академиком Валентином Яниным и патриархом Алексием (Ридигером)[236]. Если первый опасался грядущего разлома исторически единой российской культуры на мирскую и клерикальную, то второй требовал от государства возвратить собственным гражданам возможность молиться в некогда отобранных храмах. Перелом действительно произошел. В результате правительственных постановлений 1994–1995 гг. была выработана пусть не всегда учитывающая общественные и культурные интересы, но все-таки процедура передачи. К тому же к этому времени «рынок религиозных потребностей» оказался в значительной степени насыщен — приходам и монастырям было передано основное количество храмов, необходимых для нормальной церковной жизни.

Однако главное, что оформилось к этому моменту, — это отказ от коллегиальности, совещательности и соборности в вопросе передачи памятников церковной старины Русской церкви и их охраны. На государственном уровне функции возвращения церковной собственности были переданы от правительственной комиссии — Министерству культуры и Министерству имущества. Ни одна из общественных инициатив, предлагающих сначала обсуждать, и лишь затем передавать, так и не была реализована. Так и не возникли региональные экспертные комитеты, создание которых было предложено на совещании в Фонде культуры в январе 1991 г. Попечительские советы либо не были созданы, хотя это было предусмотрено, в частности, в отношении храмов Московского Кремля соглашением 1992 г., либо достаточно быстро прекратили свое существование, как это случилось с Научно-консультативным советом Новгородского Софийского собора, «почившим» к 1996 г.

Обещания патриарха Алексия (Ридигера) организовать Научный совет по культурному наследию Русской Православной церкви (ноябрь 1992 г.) оказались несостоятельными.

Не были созданы ни межведомственные экспертные советы, ни согласительные комиссии, ни совместные контрольные службы министерства и патриархии, предусмотренные соглашением 1994 г., так же как и в самой Русской церкви не появилась единая система учета и хранения памятников православной старины.

Искусствоведческая и архитектурная комиссия при патриархе, некогда возглавлявшаяся протоиереем Владимиром Силовьевым, и Епархиальная комиссия по архитектурно-художественным вопросам в Санкт-Петербурге во главе с игуменом Александром (Федоровым), выполнявшие декоративные функции, так и не стали серьезным надзорным и контролирующим органом. Более того, в церковной печати совершенно прекратились публикации, посвященные реставрации храмов и компетентному обращению с реликвиями и святынями, характерные для 1991–1992 гг.[237] Тема соблюдения реставрационных норм в обращении с памятниками православной культуры ушла вместе с интеллигентным председателем Издательского отдела митрополитом Волоколамским Питиримом (Нечаевым). Передача памятников вообще вышла из сферы законодательной власти и общественного мнения. Это отражало стремление чиновников разных ведомств решать вопросы кулуарно. К тому же зависимость от специалистов расценивалась епископатом как сознательное унижение архиерейского достоинства. Церковные и светские чиновники натешились игрой в соборность и демократию…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.