27. Еще одно следствие культа письма: алфавит как элемент геральдики
27. Еще одно следствие культа письма: алфавит как элемент геральдики
«Свой» (национальный, этнический) язык достаточно часто выступает в качестве фундамента или одного из краеугольных камней этнической самоидентификации народа (см. §1; 4.2). При этом алфавит, графико-орфографическая система языка обладают особой социально-семиотической нагрузкой, значительно более выразительной и устойчивой, чем в сопоставимых явлениях звучащей речи. Письмо – это своего рода опознавательные знаки национально-религиозной самоидентификации народа, его культурно-политических ориентиров и устремлений.
Пушкин неслучайно назвал орфографию «геральдикой языка». В письме народ видит корни своей культуры и вероисповедной традиции. Например, православные славяне пишут на кириллице, а католики и протестанты – латинским письмом. Поэтому в истории сербско-хорватского языка в Хорватии шире употреблялась латиница, а в Сербии и Черногории – кириллица, при том что до гражданской войны в бывшей Югославии сербских и хорватских школьников учили активно пользоваться обоими алфавитами.
Две азбуки использовались в белорусских книгоизданиях и периодике в XIX и отчасти XX вв. – в соответствии с католической или православной ориентацией авторов, редакторов или читателей. На стилизованном (простонародном) белорусском языке и при этом польским вариантом латинки писалась первая белорусская газета-прокламация Кастуся Калиновского «Muzyckaja Prauda» (7 номеров в 1862–1863 гг.). Латинкой были напечатаны 10 книг Франтишка Богушевича, изданные в 1891–1918 г., а также его виленские издания 1927 и 1930 гг. В двух версиях – кириллицей и латинкой – вышел в Петербурге первый белорусский букварь Каруся Каганца – «Беларуск? лемантар» (1906) и первый белорусский учебник истории – «Кароткая г?сторыя Беларус?» Власта Ластовского (Вильня, 1910). Первая белорусская еженедельная газета «Наша Нива» в 1906–1912 гг. печаталась, как было сказано в ее подзаголовке, рускими и польскими литэрами. Польской латинкой печатались большинство белорусских изданий в Вильне в 20–30-х гг. Латинская графика почти всегда присутствует на страницах новой виленской «Нашай нiвы» (возобновленной с 1991 г.), а ее № 18 (1993) набран латинкой полностью.
Семиотика графики иногда оказывается сильнее языка. Например, цензурные запреты печати на белорусском языке вызвались не столько собственно я з ы к о м, сколько польским ш р и ф т о м таких книг. В постановлении Главного управления цензуры от 26 сент. 1859 г. говорилось: «Не допускать употребления польского алфавита при печатании сочинений на белорусском наречии, книгу „Pan Tadeusz“ Мицкевича, в белорусском переводе Дунина-Марцинкевича, отпечатанную польским шрифтом, не выпускать в свет» (цит по: Пачынальн?к?, 1977, 136).
Нередко письмо (алфавит) оказывается устойчивее языка. Например, существуют рукописи XVI–XVIII вв. на белорусском и польском языках, писанные арабским письмом;[58] это исламские книги татар, переселившихся, а также вывезенных из Крыма в Великое княжество Литовское в XIV–XVI вв.; арабское письмо они сохраняли дольше, чем язык.
«Геральдичность» и, конечно, относительная (в сравнении с языком) простота письма сказываются не только в том, что письмо может пережить язык, но и в том, что графику легче и скорее, чем язык, удается возродить. Ср. возвращение в 1989 г. латинского письма в молдавском языке или активное обращение к арабской графике в средствах визуальной информации (вывески, плакаты, лозунги, реклама) в Узбекистане, опережающее возрождение в этой стране традиционного мусульманского образования на арабском языке.