НАКАЗАНИЕ СТАНОВИТСЯ БЛАГОДЕЯНИЕМ

НАКАЗАНИЕ СТАНОВИТСЯ БЛАГОДЕЯНИЕМ

Чтобы не согрешить нам вечно

Как возможно, чтобы смерть, этот горький плод преступления, была благодеянием для человека? Разве смерть не есть прекращение и потеря жизни — великого дара человеколюбца Бога Своему разумному созданию? Разве смерть не является тем последним «врагом», который будет побежден, по слову Апостола Павла (1 Кор. 15, 26)? Разумеется, все это так. И тем не менее это зло представляет для нашего грешного мира… некое добро! Ибо премудростию Божией, которая знает, как извлечь из горечи сладость, это было устроено с благосердием и беспредельным человеколюбием. И странный на первый взгляд парадокс стал реальностью: враг — смерть — преобразуется в благодеяние! Наложенное на нас наказание в конечном счете возвелось в пользу и благотворение для человеческого рода! Таким образом, разлучение души от тела, сколь бы ни было оно мучительно и тягостно, оказывается благопотребным, оно имеет важнейшее положительное значение [[231]].

Святитель Феофил Антиохийский (III в.), отвечая на критику христианства, пишет своему другу, язычнику {стр. 94} Автолику, что через физическую смерть Бог оказал человеку «великое благодеяние», ибо таким образом ограничивается время греховного состояния человека. Смерть служит гарантией тому, чтобы человек «не был вечно связан грехом» [[232]]. Святитель Григорий Нисский высказывает эту истину еще более ясно, с присущей ему философской рассудительностью и проницательностью: чтобы не увековечилось зло, которое развилось в душе человека, «сосуд», то есть тело, на время разрушается смертью; и это есть милость мудрой Благости и человеколюбивого Промысла Божия [[233]].

Брат святителя Григория Нисского, Василий Великий, подчеркивает, что виновны в смерти мы сами, а не Бог. Бог не воспрепятствовал нашему разрушению, то есть отделению души от тела, чтобы «самого недуга не сохранить в нас бессмертным» [[234]]. Так грешный человек не останется навеки живым трупом из–за отделения его от Источника Жизни — Бога. С этой точки зрения телесную смерть нужно рассматривать не как наказание или восстановление Божественной справедливости, но как выражение Божественной любви [[235]]. Смертью человеколюбец Бог более исцеляет, чем наказует человеческую природу, которая впала в грех [[236]].

{стр. 95}

Святитель Кирилл Александрийский идет еще дальше и пишет, что Божественный Законоположник телесной смертью прерывает путь греха и этим способом утверждает «человеколюбивое наказание». Поскольку Адам согрешил и понес наказание, которое ему предрек Создатель, Всеблагий устраивает дела так, чтобы наказание обернулось спасением! Поэтому смерть «разрушает эту тварь (человека), и прекращает действие пагубы», и в то же время освобождает человека от страданий; она освобождает его от трудов, изгоняет «горести и помыслы» и кладет «конец» различным страстям телесным. Завершая свои рассуждения, святитель восклицает в восхищении: «С таким человеколюбием соединил Судия наказание!» [[237]].

Другой каппадокийский отец, «уста богословия», отмечает, что человек с телесной смертью получает прибыток. Хотя смерть была дана ему как наказание, это событие в конце концов обратилось в благодеяние. Ведь через телесную смерть пресекается грех, «чтобы зло не стало бессмертным». Таким образом, наказание Божие восходит в человеколюбие. И далее святитель добавляет: «Ибо так, в чем я уверен, наказывает Бог» [[238]].

Божественный Златоуст, размышляя об изгнании Адама из Рая и лишении его блаженной жизни, говорит, что Бог сделал это по Своему великому человеколюбию. Адам в Раю не проявил воздержания, он был побежден. Его пребывание там явило «образец большого невоздержания». Существовало опасение, что он осмелится вкусить от плода «древа жизни». Но тогда смертный человек {стр. 96} мог бы стать бессмертным и вместе с ним стало бы бессмертным и зло! При этом Адам сделался бы невыносимо несчастным, будучи бессмертным и в то же время продолжая грешить. Ибо грех тогда не совершался бы временно, с тленным и смертным телом, но совершался бы вечно, поскольку тело, как орган души, было бы вечным и бессмертным. Следовательно, изгнание Адама из Рая было «более Божественной заботой, чем негодованием». И Златоуст заключает со свойственной ему афористичностью: «Благодетельно установлена смерть!» [[239]] В другой своей беседе, толкуя слова Псалмопевца: «Обратись душе моя в покой твой, яко Господь благодействова тя. Яко изъят душу мою от смерти» (Пс. 114, 7–8), — он утверждает, что хотя смерть вошла в мир из–за греха, Бог обратил ее ко благу для людей [[240]]. И в другом месте, снова обращаясь к тому же стиху псалма, он говорит: «Бог называет смерть «благодеянием, а ты сетуешь». Если кто и должен был бы плакать, то только диавол, поскольку мы благодаря смерти идем к большему благу. Ибо смерть — это покой и «тихое пристанище» [[241]].

С телесной смертью «человеческое тело гниет и разрушается. От его телесной сущности остается лишь немного праха. Человек оставляет свое тело, собрата души, в малом клочке земли». Но «через смерть умерщвляется грех, зло не становится бессмертным. О мудрость и милосердие Божие! Грех порождает смерть, а смерть убивает грех!» [[242]] Вот почему наша Святая Церковь напоминает нам в молитве Последования погребения эту {стр. 97} великую истину: смерть в конечном счете есть благодеяние, «ибо зло не может стать бессмертным» [[243]].