В школе

В школе

Библейский институт в Ла-Пуэнте оказался заведением небольшим и скромным. Располагался он на маленьком участке сразу за городской чертой. Из семидесяти учащихся Библейской школы большинство были испано-говорящими, воспитанными в очень скромном достатке.

Мы со Стивом Моралесом прибыли из Нью-Йорка самолетом. Школа была необычной - непохожей на те, что мне довелось знавать прежде. Внутренний распорядок ее отличался строгостью, расписание дня соблюдалось неукоснительно. Все в ней было регламентировано. Занятия проводились со вторника по субботу включительно. Учащиеся в большинстве своем жили в школьном городке в общежитиях барачного типа.

Несколько месяцев ушло у меня на привыкание к царившему в Институте укладу. Всю жизнь я сам распоряжался своим временем - здесь же все делалось по звонку, начиная с подъема в 6 часов утра и кончая отбоем в 9.30 вчера, когда в общежитии гасились огни. Свободного времени практически не оставалось: ежедневно мы обязаны были два часа молиться, помимо тех шести, что проводили в школе. Самым большим испытанием для меня оказалась невозможность общаться с девушками. Это было строго запрещено, и нам с ними удавалось лишь перекинуться парой слов до и после занятий и во время регулярных дежурств на кухне.

Однако это была сознательная ориентация школы: учить дисциплине и послушанию. И хотя приходилось нелегко, именно такое обучение было необходимо мне. Какой-либо менее жесткий уклад оставлял бы излишек свободы.

Питание в школе было сытным, но далеко не аппетитным. Обычный завтрак состоял из горячей кукурузной каши и тоста; раз в неделю к этому добавлялось яйцо. Такая диета, однако, входила в систему нашей подготовки: большинству учащихся школы предстояло стать служителями испанских церквей, расположенных в самых бедных районах страны, и вести очень скромное существование.

Учителя отнеслись ко мне с большой терпимостью. Я не знал, как себя вести, и остро ощущал шаткость своего положения, которую пытался восполнить показной понятливостью и бойкостью.

Помню, однажды утром, на третий месяц моего пребывания в школе, мы, стоя, повторяли вслед за преподавателем слова длинной вводной молитвы. Я не сводил глаз с миловидной, черноволосой (очень набожной) мексиканской девушки. Она уже несколько недель занимала парту прямо передо мной, однако привлечь ее внимание мне не удавалось. Посреди молитвы я осторожно убрал ее стул, решив, что теперь-то она точно меня заметит. После финального «аминь» все сели - и тут она действительно обратила на меня внимание. Не поднимаясь с пола, девушка развернулась в мою сторону и вперила в меня взор, полыхающий гневом. Меня же переполнял смех, и я протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Однако она, едва скользнув взглядом по моей руке, вскочила сама. За все это время она не произнесла ни слова, и мне почему-то стало совсем не смешно. Вдобавок, ставя стул на место, юная мексиканка намеренно саданула им меня по голени. Подобной боли я давно не чувствовал. Кровь отлила у меня от лица, и мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Весь класс зашелся смехом. В конце концов я овладел собой и посмотрел на нее. Она ответила мне взглядом, который способен был прожечь дыру в броне танка. Я попытался улыбнуться, подавляя позывы к тошноте. Девушка отвернулась и застыла неподвижно, лицом к преподавателю.

Тот произнес:

- Теперь, покончив с утренней молитвой, давайте перейдем к нашим занятиям. Первым сегодня нам будет декламировать мистер Круз...

Я обратил к нему пустой, непонимающий взгляд.

- Мистер Круз, - вновь заговорил преподаватель. - Вы ведь выучили заданное?

Я попытался произнести что-то членораздельное, но ногу пронзала такая боль, что мне не удавалось вымолвить ни слова.

- Мистер Круз, вам известно, какое наказание полагается за невыученный урок? Я знаю, у вас большие сложности с языком и вы еще недостаточно дисциплинировали свой ум, чтобы мыслить в академических категориях. Мы все стараемся проявлять по отношению к вам максимум терпения, однако, если вы не предпримите со своей стороны встречных усилий, мне придется поставить вам «ноль» и отчислить с моего курса. Еще раз спрашиваю вас: вы подготовились к занятию?

Я кивнул и встал из-за парты. В голове у меня было совершенно пусто. Я проковылял к доске и повернулся лицом к классу. Взгляд мой упал на симпатичную темноглазую девушку за первой партой. Та нежно улыбнулась мне и открыла свою тетрадь так, чтобы мне виден был заданный материал, переписанный ее аккуратным почерком.

- Извините, - сказал я учителю и, выскочив из класса, бегом бросился в общежитие.

Я чувствовал себя круглым идиотом. Мне хотелось отколоть какой-нибудь фокус, чтобы повеселить народ и вызвать восхищение. В банде мне это удавалось, но здешние мои товарищи были иными. Они терпели меня из жалости. Я был для них неудачником. Отверженным.

Сидя на кровати, я принялся писать Дэвиду Уилкерсону длинное письмо о том, как здесь тяжело и что я ошибся, приехав сюда. Мне было жаль, что я его подвел, но, оставшись в школе, я могу оказать ему еще худшую услугу. В заключение я просил его выслать мне билет. Оформив письмо как заказное, я отправил его на адрес Дэвида в Пенсильванию.

Через неделю пришел ответ. Я с нетерпением вскрыл конверт и обнаружил внутри следующее короткое послание:

«Дорогой Никки!

Рад был узнать о твоих успехах. Люби Господа и беги сатаны.

Извини, но в настоящее время денег у нас нет. Когда они появятся, я напишу тебе.

Твой друг Дэвид».

Я был угнетен, расстроен, разочарован. И отправил еще одно заказное письмо - на сей раз мистеру Дельгадо. Я знал, что у него-то деньги есть, но боялся рассказывать, как туго мне приходится в этой школе. Вместо этого я написал, будто моя семья в Пуэрто-Рико страшно нуждается и я должен вернуться домой, чтобы наняться на работу и помогать им. На самом деле я не получал известий от родных уже год, но это была единственно безопасная ложь, уличить в которой меня никто не мог.

Спустя неделю от Дельгадо пришло такое же заказное письмо:

«Дорогой Никки!

Рад был получить от тебя весточку. Я перевел деньги твоей семье, так что ты можешь спокойно продолжать учебу.

Благослови тебя Бог!»

В тот же вечер я отправился к декану Лопесу, чтобы выложить ему все начистоту. Я рассказал ему о своем неприятии каких-либо авторитетов и правил. Накануне, к примеру, настала моя очередь убирать в классе, однако я отказался это делать, заявив, что приехал сюда учиться, а не ломать спину, как раб. Я был среди них белой вороной. Сознавал, что не должен думать, как прежний Никки Круз, - и не в силах был избавиться от этих мыслей. Когда мои товарищи по общежитию пытались молиться за меня, я обрывал их, заявляя, что они слишком хороши для меня. Я чувствовал себя отребьем, гангстером - они же были святые. Они хотели молиться за меня, коснуться моей души, а я сопротивлялся и не подпускал их к себе...

Все это я изложил в тесном кабинете декана. Лопес - невысокий, с бронзовой кожей - слушал, кивал головою и, наконец, извлек из-под груды непроверенных контрольных работ потрепанную Библию:

- Никки, ты должен познать Духа Святого. Тебе даровано спасение, и ты хочешь быть последователем Иисуса, но никогда не одержишь в жизни настоящей победы, пока не примешь крещения Духом Святым.

Я сидел и слушал, а декан, заглядывая в свою Библию, рассказал мне чудесную историю, которая могли бы произойти и со мной, прими я Духа Божьего.

- В первой главе Деяний святых Апостолов, - говорил он, - описана ситуация, похожая на твою, Никки. Апостолам было даровано спасение, но внутреннюю силу они ощущали лишь в присутствии Иисуса. Пока Он был с ними, они были исполнены этой силы, но стоило Ему удалиться от них, как они ее теряли. Лишь однажды в Библии встречается упоминании о том, что Иисус излечил человека не в их присутствии: в случае со слугой сотника. Но даже и тогда сотнику пришлось прийти к Иисусу, дабы исполниться веры. В Евангелии от Матфея сказано, что Иисус призвал 12 Своих учеников и облек их властью изгонять нечистых духов и исцелять любые болезни. Однако даже облеченные Его властью, они не всегда оказывались в силах следовать Его примеру. Свидетельство тому - повествование, как некий мужчина привел к Иисусу своего сына, поскольку Апостолы не сумели излечить его.

Я внимательно слушал. Пальцы декана уверенно перелистывали страницы старенькой Библии.

- В Гефсиманском саду, - продолжал он, - Иисус отошел от учеников, чтобы помолиться в уединении. Но стоило Ему скрыться из виду, как они оказались совершенно бессильными. Вместо того чтобы, как Он просил их, бодрствовать и следить, не покажутся ли солдаты, они уснули.

«Это прямо про меня, - подумалось мне. - Я знаю, чего Он хочет от меня, но бессилен это исполнить. Я люблю Его и хочу Ему служить, но не в силах ничего сделать».

Декан продолжал говорить, нежно поглаживая свою Библию, словно руку дорогого его сердцу старинного друга. Глаза его заблестели от навернувшихся слез, когда он излагал мне конец этого повествования:

- Позже, в тот же вечер, Петр стоял у дворца... Когда солдаты схватили Господа, Петр лишился чудесной силы, став трусом в душе. Настолько, что, когда служанка уличила его, он отрекся от своего Спасителя, - Лопес резко выдохнул, переводя дыхание, и желтые страницы Библии оросились его слезами.

- Ах, Никки! Как это похоже на нас и как трагично! Как ужасно, что в час нужды Своей Он остался один, покинутый всеми. Будь на то воля Божья, я бы хотел быть тогда рядом... и умереть с Ним вместе. И все же, Никки, боюсь, я бы действовал так же, как Петр, ибо Дух Святой еще не сошел и, судя по моим силам, я бы тоже покинул Его...

Он вынужден был умолкнуть, поскольку голос его пресекся. Декан извлек из кармана платок и промокнул слезы. Затем вновь открыл Библию и продолжал:

- Никки, ты помнишь, что случилось после распятия?

Я помотал головой, так как успел узнать из Библии еще очень мало.

- Ученики спасовали, вот что, - ответил он на свой же вопрос. - Они решили, что все кончено и им нужно вернуться к своим прежним занятиям. Сила, которой они были наделены, проявлялась лишь в присутствии Иисуса, в Котором жил Дух Божий. Однако Христос, воскреснув, велел им возвратиться в Иерусалим и ждать, пока им не будет ниспослана новая сила - обещанная сила Духа Святого. Это было последнее, о чем говорил Иисус Своим последователям перед вознесением. Вот это место из Деяний Апостолов - глава 1, стих 8...

Он протянул мне через стол Библию, чтобы я мог прочитать вслед за ним:

«Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый, и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли».

- Видишь, Никки, это не повеление идти и свидетельствовать, а обещание духовной силы. Когда же Апостолы получили эту силу, они уже не могли заниматься ничем иным, как только идти и свидетельствовать. А получили они ее во время крещения Духом Святым. Дух сей снизошел на них с небес столь мощно и чудесно, что все Апостолы разом исполнились той чудесной силы, которою был облечен Иисус.

Я заерзал на стуле и спросил:

- Если Он посылает Дух Свой, то почему Он не пошлет Его мне?

- Да нет, уже послал! - возразил декан и, вскочив, принялся шагать взад-вперед перед своим миниатюрным столом. - Он послал. Просто ты Его пока не получил...

- Послал... Получил... Какая разница?

- Дух Божий пребывает в тебе, Никки, - принялся объяснять Лопес. - Он вошел в твою жизнь в тот самый вечер в Сант-Николас Арене. Никто не может назвать Иисуса своим Господом, кроме как через принятие Духа Святого. Именно Он очистил тебя от греха, дал тебе силы признать Иисуса своим Господом и открыл для тебя двери этой школы. Но ты не дал Духу наполнить себя целиком...

- Как мне это сделать? - честно спросил я. - Я постарался очистить свою жизнь, избавившись от всех прежних грехов. Я каялся и молился, но все напрасно!

Он улыбнулся:

- Тебе вовсе не обязательно что-то делать. Просто прими Его.

Я, все еще озадаченный, только покачал головой.

Декан вновь взял Библию, привычно раскрыл ее на книге Деяний Апостолов и продолжал:

- Позволь мне рассказать тебе историю одного человека по имени Савл. Он собирался устроить «большую облаву» на христиан в Дамаске, но по дороге его настиг Дух Христа. Через три дня он крестился Святым Духом и принялся проповедовать христианство. В тот раз божественная сила передана была с помощью возложения рук...

- И я так же получу Его? - поинтересовался я. - Кто-нибудь может просто положить на меня руки - и это будет крещение Духом Святым?

- Может произойти и так... Или, быть может, ты получишь его сам по себе. Но как только это случится, жизнь твоя переменится напрочь, - он сделал паузу и, взглянув мне прямо в глаза, заговорил вновь: - Человечеству нужен твой голос, Никки. В Америке еще сотни, тысячи молодых людей, которые живут так, как жил ты. Они зажаты в тисках страха, ненависти и греха. Необходим зычный пророческий голос, который, возникнув из глубины трущоб и гетто, указал бы им путь к Христу, в Ком для них единственное спасение от нищеты. Они не станут слушать ни современных краснобаев-моралистов, ни наставников из семинарии или Библейской школы, ни инспекторов социальных служб, ни профессиональных евангелистов. Они не придут в церковь - да и вряд ли их бы приняли там с распростертыми объятиями, даже если они захотели. Им нужен пророк из их собственной среды, Никки. И с этого часа я буду молиться о том, чтобы таким пророком стал ты. Вы с ними говорите на одном языке. Ты жил бок о бок с ними. Ты похож на них. Ты ненавидел так, как ненавидят они. Боялся, как они. И теперь Бог, прикоснувшись к твоей жизни, позвал тебя к Себе из той клоаки, где ты находился, - чтобы ты мог позвать других следовать за тобой крестным путем... Никки, хочешь ли ты, чтобы я молился за тебя, дабы ты воспринял Духа Святого?

- Нет, я чувствую, что должен это сделать сам, - вымолвил я после долгого раздумья. - Если мне необходимо действовать в одиночку, то и воспринять Его я должен сам. Я верю, что, когда Он будет готов, Он наполнит меня. Потому что я-то уже готов...

Декан улыбнулся:

- Ты мудр, юный Никки. Слова эти вдохновлены самим Духом Божьим. Стремительно близится час, когда жизнь твоя полностью переменится. Я буду молиться за тебя.

Я бросил взгляд на настенные часы: они показывали два ночи. Мы с ним проговорили четыре часа.

Мои следующие пять ночей были заполнены жаркими молитвами. Дни проходили в обычных классных занятиях, по вечерам же я отправлялся в часовню и молил Бога, чтобы он крестил меня Святым Духом. Молиться иначе как вслух я не умел и делал это все громче и громче. Стоя на коленях перед алтарем, я кричал: «Господи, крести меня, крести меня, крести!» Но в ответ ничего не происходило - словно я молился изнутри какого-то герметично закрытого ящика, и молитвы мои не достигали ушей Всевышнего. Вечер за вечером, отправляясь в часовню, я вставал на колени, молотил кулаками в металл ограждения перед алтарем и вопил: «Пожалуйста, Господи, крести меня, чтобы я обрел силу Иисуса!» И даже пытался произносить что-то на неведомом мне языке, но все напрасно.

В пятницу вечером, после недели еженочных четырех-пятичасовых молений, я был близок к нервному срыву. В полночь, выйдя из часовни, я медленно брел через институтский городок, как вдруг из-за школьного здания раздались чьи-то крики. Я кинулся туда, повернул за угол и с разбегу натолкнулся на Роберто, бывшего наркомана.

- Эй, Роберто, Роберто! Что случилось? - встревоженно спросил я его.

Роберто размахивал руками, прыгал и кричал:

- Хвала Богу! Хвала Богу! Хвала Богу!

- Что случилось? Почему ты такой счастливый?

- Я только что был крещен Святым Духом! Сегодня вечером, лишь пять минут тому назад, я молился и Бог коснулся моей жизни и наполнил ее радостью и счастьем. Я не могу стоять! Я должен идти и рассказать об этом всему миру! Хвала Богу, Никки, хвала Его чудному имени!

И он побежал, повторяя: «Аллилуйя! Хвала Господу!»

- Эй, подожди минутку! - я бросился за ним. - Роберто! Роберто! Где ты был крещен? Где это случилось?

Он махнул в сторону школьного здания: «В большой аудитории...». Я не стал слушать дальше и побежал в указанном направлении. «Если Бог коснулся Роберто, то, может быть, Он еще там и сделает то же самое для меня?»

Я рванул дверь школы, одним прыжком пересек вестибюль и остановился перед большой аудиторией. Было темно и тихо. Медленно войдя в темноту класса, я прошел между рядами столов и стульев и остановился у стола той привлекательной черноглазой девушки, над которой я когда-то подшутил, убрав из-под нее стул.

Но я не стал тратить время на воспоминания, а, приняв традиционную позу, сложил руки и поднял лицо к потолку.

- Бог! Это я, Никки! - крикнул я громко. - Я тоже здесь. Крести меня!

Я подождал немного. Но ничего не произошло. «Может быть, я обращаюсь не к той личности? - подумал я. - Хорошо, попробуем еще раз».

- Иисус! Это я, Никки Круз. Здесь, в аудитории, в Ла-Пуэнте. Я хочу быть крещенным Твоим Духом. Дай мне возможность принять крещение!

Надежда моя была так сильна... Я уже почти поднимался над полом... Язык был готов говорить на неизвестных наречиях... Но ничего не происходило. Ровным счетом ничего. Полная тишина. Пол под ногами стал твердым, колени начали болеть. Медленно поднялся я и удрученно поплелся прочь из школы, в общежитие.

Ночной аромат цветущего жасмина наполнял воздух. Трава под моими ногами была мокрой от утренней росы. Из кустов раздался одинокий крик козодоя, а в отдалении - низкий гудок дизеля. Луна скользнула за темное облако - точно обольстительная женщина, исчезнувшая за дверью своей квартиры. Аромат жасмина и гардений витал в прохладном ночном воздухе, и уличные фонари мигали, когда пальмовые листья, раскачиваемые порывами ветра, заслоняли их свет. Я был одинок в этом раю Божьем.

Бесшумно проскользнув в общежитие, я ощупью пробрался к своей койке и улегся, подложив руки под голову. «Господи! - всхлипнул я и почувствовал, как горячие слезы навернулись мне на глаза и побежали по щекам. - Я целую неделю молил Тебя, но Ты не откликнулся. Я плохой. Я знаю, почему Ты не наполнил меня Твоей силой: я недостаточно хорош для Тебя. Вроде белой вороны среди остальных. Даже не умею обращаться с ножом и вилкой. Плохо читаю, медленно думаю и не успеваю за другими. Все, что я умею, - это жить в банде. Тут мне не место. Я погряз в грехах. Я хочу быть хорошим - но не могу без Твоего Духа, а Ты не даешь мне Его, потому что я недостаточно хорош...».

В моей памяти встал образ старой комнаты на Форт-Грин-Плэйс, и я невольно содрогнулся: «Я не хочу туда возвращаться, Господи, но и здесь оставаться не могу. Все здешние ребята и девочки такие набожные и святые, а я грязный и грешный. Я всегда чувствую, когда занимаю не свое место. Завтра я вернусь обратно...» - с этими мыслями я повернулся на живот и уснул беспокойным сном.

На следующий день после уроков я вернулся в общежитие и принялся собирать вещи. У меня созрел план: бежать из школы и добраться домой автостопом. Оставаться здесь было бессмысленно. Так я сидел, погрузившись в размышления, но ход моих мыслей был прерван приходом одного из однокашников:

- О, Никки! Тебя-то я и искал!

«А я тебя как раз меньше всего хотел видеть», - подумал я про себя.

- Слушай, Никки! - радостно продолжал он. - Мы проводим библейский урок и службу в помещении миссии на бульваре Гуава. Я был хотел, чтобы ты сходил туда со мной.

Я помотал головой:

- Не сегодня, Джин. Я устал, и у меня масса невыученого. Попроси еще кого-нибудь...

- Но больше никого нет! - отвечал он, хлопнув меня по плечу. - И кроме того, Дух Божий велел мне привести именно тебя.

- Хм-м... ты говоришь. Дух Божий?.. Что ж, а мне Он велел оставаться тут и хорошенько отдохнуть после недели, которую я провел взывая к Нему. Так что ступай себе и дай мне отдохнуть, - я лег и повернулся к нему спиной.

- Без тебя я никуда не уйду! - упрямо заявил он и сел рядом на кровать.

Меня охватило отчаяние. Да что он, с ума сошел, что ли? Неужто не видно, что я не хочу никуда идти?!

- Хорошо, - процедил я, наконец. - Я пойду, но не удивляйся, если я усну мертвым сном посреди церковной службы.

- Идем скорей! - ликующе откликнулся тот, за руку стягивая меня с кровати. - Мы уже опаздываем, а я должен там проповедовать!

Я решил пойти с ним, а после службы улизнуть и отправиться по ближайшей дороге автостопом восвояси, прочь из этого городка. Сунув в карман зубную щетку и несколько других вещей первой необходимости, я подумал, что остальное барахло можно оставить.

К домику миссии мы подошли около половины восьмого вечера. Он был из коричневого необожженного кирпича, отделанный изнутри штукатуркой. Грубые деревянные скамьи все были заняты простыми мексиканцами.

«По крайней мере я попал в хорошую компанию, - подумалось мне. - Но даже эти люди лучше, чем я. Ведь они здесь по собственной воле, а я согласился по принуждению».

Джин проповедовал с четверть часа, после чего призвал паству к алтарю. Я сидел в заднем ряду рядом с пожилым мужчиной, от которого несло грязью и потом. Одежда на нем была замызгана, словно он только что пришел с фермы и не успел помыться. Во время молитвы Джина сосед принялся плакать:

«Иисус, Иисус, Иисус... - шептал он, повторяя вновь и вновь. - Спасибо тебе, Иисус. О, спасибо!»

У меня в душе что-то сдвинулось - точно кто-то отвернул кран...

«Спасибо, Иисус!.. - продолжал молиться пожилой фермер. - Спасибо!»

- О, Господи! - вырвалось у меня. - О, Иисус, Иисус!..

Я стискивал зубы, пытаясь сдержать чувства, но дамбу уже прорвало. Я бежал вдоль по проходу, оступаясь и спотыкаясь, пока не рухнул возле полурасщепленного ограждения алтаря и не разрыдался безутешно.

Ладонь Джина легла на мою голову:

- Никки! - голос его смутно различался сквозь мои рыдания. - Богу неугодно было, чтобы ты сбежал в этот вечер из школы. Час назад Дух Его посетил меня, велев привести тебя на это собрание. Ты хотел бежать, и Он послал меня остановить тебя.

Как он мог узнать? Никто ничего не подозревал...

- Бог послал меня к тебе, - вновь заговорил Джин. - Все мы, ребята и преподаватели, молились за тебя в школе. Мы чувствуем, что Господь чудесным образом коснулся тебя Своей рукой. Он предназначил тебя для великого служения. Мы любим тебя. Мы тебя любим...

Слезы потоком струились из моих глаз. Я хотел заговорить, но не мог вымолвить ни слова. Джин перешагнул через некрашеное алтарное ограждение, обнял меня одной рукой и встал подле меня на колени:

- Никки, ты разрешишь мне за тебя помолиться? О том, чтобы Христос крестил тебя Своим Духом Святым?

Я ограничился кивком и какими-то нечленораздельными звуками, которые он справедливо истолковал как согласие.

Мы стояли на коленях рядом. Я не слышал его молитвы и даже не был уверен, молится ли он вообще. Внезапно губы мои приоткрылись, и с них слетели самые прекрасные звуки, какие мне доводилось слышать когда-либо. Внутри разлилось какое-то странное чувство - словно тело мое очищалось, от ног до макушки... Язык, на котором я славил Господа, не был английским или испанским. Я его не знал и не имел ни малейшего понятия, что я такое говорю, но знал, что это хвала Богу Святому, выраженная словами, которые я сам никогда бы подобрать не смог. Время остановилось, и жесткость пола под моими коленями не имела уже значения. Я славил Бога так, как всегда мечтал, и не собирался останавливаться...

Через несколько мгновений - как мне показалось - я почувствовал, что Джин трясет меня за плечо:

- Никки, пора... Нам нужно возвращаться в школу.

- Нет, мне так хорошо... - услышал я словно издалека свой собственный голос. - Я хочу остаться тут навсегда.

- Никки, - не отставал он, - пора идти. Ты закончишь потом, а теперь мы должны вернуться в школу.

Я очнулся и огляделся. Церковь была пуста. Мы с Джином остались одни.

- Эй, а куда все подевались? - удивился я.

- Да ведь сейчас уже одиннадцать ночи. Уже больше часа, как все разошлись!

- Ты хочешь сказать, будто я молился два часа подряд? -не поверил я и, устремляясь вслед за Джином к его машине, воскликнул. - Спасибо! Иисус, спасибо Тебе!

Джин высадил меня перед входом в общежитие и уехал. Я вбежал в комнату и зажег свет. «Боже, Боже, Боже Всесвятый и Всемогущий!» - распевал я во всю силу своих легких.

- Эй, ты что!? Что с тобой? - всполошились мои товарищи по комнате. - Выключи этот свет! Совсем сдурел?! Выключи!

- Умолкните! - крикнул я им в ответ. - Сегодня у меня праздник. Вы не знаете, что со мной произошло, а я знаю и потому пою! Свет сегодня в душе у меня, солнечный свет!..

- Погаси свет! - со всех концов комнаты в меня полетели подушки. Но я знал, что свет, зажегшийся в моей душе, погасить нельзя. Он будет сиять вечно.

Той ночью мне приснился сон - впервые с того дня, когда мне было даровано спасение. Мне снилось, что я стою на вершине горы возле Лас-Пьедрас, в Пуэрто-Рико, - той самой горы, на которой я не раз стоял в своих кошмарах. В небе я различил знакомые очертания птицы, содрогнулся и попытался проснуться. «Господи, не дай, чтобы все началось сначала. Прошу Тебя!..» Но птица опускалась все ниже - только на сей раз это была не прежняя страшная птица, а голубка. Она тихо слетела мне на голову... Сон растаял, и я погрузился в глубокий, целительный покой.