Глас вопиющего в пустыне

Глас вопиющего в пустыне

На следующий день, с утра пораньше, я отправился разыскивать по улицам своих парней, которые накануне откликнулись на призыв к алтарю. Они должны были встретиться со мной в Вашингтон-Парк, прихватив с собой все оружие и патроны, чтобы вместе отправиться в отделение полиции. Затем вернулся к себе, сунул за пояс револьвер, прихватил Библию и направился к месту встречи.

Дойдя до Форт-Грин-Плэйс, я столкнулся со старой итальянкой, которую уже встречал прежде. Раньше при виде меня она переходила на другую сторону улицы. На сей раз я выставил вперед свою большую черную книгу, на обложке которой золотом было написано «Святая Библия».

Она пристально посмотрела на книгу:

- Где это ты украл Библию?

Я усмехнулся в ответ:

- Она не краденная. Мне ее дал проповедник.

- Разве ты не знаешь, что священные вещи нельзя пачкать ложью? Бог покарает тебя за это.

- Я не лгу. И Бог не покарает, потому что уже простил меня. А теперь я иду в полицию, чтобы сдать оружие, - с этими словами я слегка задрал рубаху, показав торчащий за поясом пистолет.

Она медленно, не в силах поверить услышанному, переводила взгляд с револьвера на Библию и обратно. «Аллилуия!» - воскликнула она, наконец, и морщинистое лицо ее озарилось улыбкой. Воздев руки, она вновь вскричала: - «Аллилуия!»

Я, улыбаясь, бросился мимо нее бегом по направлению к Вашингтон-Парк. Там собралось уже человек 25 из нашей банды. Израэль выстроил их, и мы двинулись вниз по Сант-Эдвард-Стрит к отделению на углу Оберн-Стрит.

Мы даже не дали себе труда задуматься, как подобное шествие должно выглядеть в глазах полиции: двадцать пять отъявленных бандитов Бруклина маршируют строем по середине улицы при полной боевой выкладке. Позже я много раз благодарил Бога, что они не увидели нас до того, как мы подошли к отделению. Заприметь они нас, скажем, за квартал, - двери участка к нашему приходу оказались бы забаррикадированными, и нас, вероятно, перестреляли бы прямо на улице.

Когда мы, все так же строем, прошли за перегородку для арестованных, дежурный сержант вскочил и схватился за пистолет:

- Что тут происходит? Что это вы надумали?!

- Эй, успокойся, приятель, - сказал Израэль. - Мы не хотим никаких неприятностей. Мы пришли сдать оружие.

- Вы... что?.. - не понял он. - Что же это все-таки такое? -вновь закричал он и, обернувшись, позвал: - Лейтенант! Выйдите-ка скорее!

В дверном проеме появился лейтенант и спросил:

- Что эти парни тут делают? В чем дело?

Израэль вновь заговорил, теперь обращаясь к лейтенанту:

- Мы вручили свои души Господу, а оружие хотим отдать полиции.

- Ага, - вставил кто-то из «Мау-Маус», - может, оно вам пригодится - стрелять в злодеев.

Мы дружно рассмеялись, а лейтенант повернулся к сержанту:

- Это, по-твоему, нормально? Пожалуй, стоит проверить, как там снаружи. Может, ловушка какая...

Я сделал шаг вперед:

- Эй, лейтенант, взгляните... - и протянул ему Библию. -Проповедник вчера вечером дал нам эти Библии, после того как мы вручили свои сердца Христу. Мы больше не бандиты. Теперь мы христиане.

- Какой еще проповедник? - спросил лейтенант.

- Дэви Уилкерсон. Тот тощий проповедник, что околачивается среди бандитов, стараясь их обратить. Вчера вечером у нас была большая сходка в Сант-Николас-Арене - и мы все уверовали в Бога. Если не верите, спросите его сами.

Лейтенант обернулся к сержанту:

- У тебя есть телефон этого проповедника?

- Да, сэр. Он живет у миссис Ортез.

- Позвони ему и попроси как можно скорей прийти сюда. У нас могут быть большие неприятности. Если эта каша заварена им, я упеку его в тюрьму, он и моргнуть не успеет.

Сержант набрал номер и передал трубку лейтенанту.

- Преподобный Уилкерсон? Я бы советовал вам немедленно прийти в полицейский участок. У нас полна комната ребят из «Мау-Маус», и я не пойму, что происходит, - после паузы лейтенант повесил трубку и произнес, обращаясь к нам: - Он скоро будет. А пока, до его прихода, сдайте мне все ваше оружие.

- Слушаемся, генерал, - ответил Израэль. - Именно за этим мы сюда и пришли. Он повернулся к «Мау-Маус» и приказал: - Отлично, ребята. Вынимайте пушки и складывайте их на конторку. И патроны тоже.

Полицейские глазам своим не верили. К этому времени подошло еще четверо, и все они теперь в изумлении наблюдали, как на конторке все выше поднималась гора пистолетов, самопалов, обрезов...

Когда сдача оружия закончилась, лейтенант покачал головой и, обращаясь к Израэлю, выдавил:

- Ну... хорошо. А теперь, может, все-таки объясните мне, что происходит?

Израэль снова пересказал ему все, что случилось в Сант-Николас-Арене. Что мы обратились в христианство и решили жить по-новому. И в довершение попросил лейтенанта, чтобы тот оставил ему на Библии свой автограф. Остальным идея страшно понравилась - и они столпились вокруг полицейских, прося подписать им Библии.

В этот момент дверь распахнулась и вошел Дэвид. Он охватил одним взглядом всю сцену и направился прямиком к лейтенанту. Тот попросил всех своих подчиненных войти и громко произнес:

- Преподобный Уилкерсон, позвольте мне пожать вашу руку.

Уилкерсон вопрошающе оглянулся, однако протянул руку, которую полицейский крепко сжал и потряс.

- Как вам это удалось? - спросил лейтенант. - Эти парни объявили нам войну, и вот уже много лет мы не видели от них ничего, кроме неприятностей. Вдруг сегодня утром они в полном составе вваливаются сюда - и угадайте, чего хотят...

Уилкерсон пожал плечами, не в силах угадать.

- Чтобы мы подписали им Библии!

Уилкерсон онемел, затем, запинаясь, обратился к нам:

- Вы... попросили этих полицейских... что сделать?..

Я раскрыл свою Библию и показал посвящение, оставленное лейтенантом на титульном листе.

- Что же, возблагодарим Господа! - выдохнул Дэвид. - Видите, лейтенант, Бог творит свое благое дело даже здесь.

Мы гуськом вышли на улицу, а оказавшись снаружи, обступили Уилкерсона.

- Эй, Дэви, - заговорил Израэль. - Я читал Библию почти всю ночь напролет. Вот, взгляни! Там повсюду мое имя. Видишь - «Израиль»! Я, оказывается, знаменитость.

Несколько недель спустя ко мне зашел преподобный Арс - служитель испанской церкви, которая называлась «Церковь Бога -Ин.3:16». У меня как раз был Израэль, мы читали Библию и молились вслух. Преподобный Арс пригласил нас прийти к нему в церковь на следующий вечер - исповедаться, и обещал зайти за нами.

Это была первая настоящая церковная служба, на которой мне довелось присутствовать. Почти целый час мы пели. Я с Израэлем стоял на подиуме. Церковь была заполнена до отказа. Преподобный Арс прочитал длинную проповедь, после чего вызвал меня рассказать о моем обращении.

Закончив свой рассказ, я сел в переднем ряду, а мне на смену на кафедру взошел Израэль. Я впервые слышал, как он говорит перед аудиторией. Его красивое лицо светилось любовью к Христу. Своим мягким голосом он говорил о событиях, предшествовавших его обращению. И хотя на протяжении последних нескольких недель мы с ним были неразлучны, в тот вечер мне открылась в нем глубина чувств, о которых я прежде не подозревал. Речь его невольно напомнила мне сцену в Сант-Николас-Арене, когда Израэль с такой готовностью откликнулся на слова Евангелия. Я подумал о своем отношению к Дэви. Когда-то я ненавидел его, - Боже, как же люто я ненавидел его! Как я мог быть к нему так несправедлив? Все, чего он добивался, -это чтобы Господь через него возлюбил и меня. Вместо этого я оскорблял его плевками и проклятиями, хотел убить...

Имя Дэвида, как раз в этот момент произнесенное Израэлем, вернуло меня к действительности.

- Я сомневался в искренности Уилкерсона, - говорил Израэль о своих впечатлениях от той первой уличной встречи, когда он услыхал проповедь Дэви. - Как-то днем он зашел ко мне и попросил свести с другими главарями банд. Он хотел пригласить их на собрания, которые устраивал в Сант-Николас-Арене. Мы с ним отправились вместе в Бруклин, и я показал ему Малыша Джо-Джо, главаря «Драгонс» с Кони-Айленд, одной из самых крупных уличных банд в городе. Просто указал. (Я не хотел, чтобы тот знал, что это я навел на него Дэви. У нас, «Мау-Маус», с «Драгонс» была вражда.) А сам сказал, что пойду домой. Но когда он направился к Малышу Джо-Джо, я спрятался под лестницей возле дома. Джо-Джо оглядел Дэви с головы до ног и сплюнул ему на ботинки. Потом отвернулся и сел на ступеньку. Своего дома у Джо-Джо не было. У него вообще почти ничего не было. В теплую погоду он спал в парке, а когда шел дождь или было холодно - в метро. Джо-Джо был настоящий бродяга. Он воровал одежду из больших ящиков, которые устанавливают на углах благотворительные организации, и носил ее до тех пор, пока она не превращалась в лохмотья. Тогда он крал снова. В тот день на нем были пара разношенных матерчатых ботинок, из которых торчали наружу пальцы, и мешковатые, будто снятые с какого-то толстяка, штаны. Я решил, что если Уилкерсон прикидывается, то на Джо-Джо он расколется. Джо-Джо обязательно раскусит его. Если Уилкерсон обманывает, Джо-Джо всадит в него свою финку. Он глянул на Уилкерсона и процедил: «Исчезни, богатей. Ты не из здешних. Ты приехал в Нью-Йорк распинаться о том, как Бог изменяет людей? На тебе блестящие ботинки и новые портки, а у нас ничего нет. Моя старуха вышвырнула меня пинком под зад, потому что в нашей норе было десять детишек, а денег не было. Знаю я вашу породу. Ты заявился сюда спасать нас, как все эти богатеи, катающиеся на автобусах по Бауэри. Поэтому лучше тебе поскорей исчезнуть, пока кто-нибудь не пырнул тебя пером в живот!» Я понял, что Дэви что-то зацепило за живое! Может, он знал, что Джо-Джо говорит правду. Позже он мне рассказал, что вспомнил генерала Бута, который говорил: «Невозможно утешить сердца любовью Божьей, если ноги их страдают от холода». Может, я не совсем правильно привожу эти слова, но, Дэви сказал, что именно они тогда мелькнули у него в голове. И знаете, что он сделал? Сел рядом на ступеньки - прямо на улице - стянул с себя ботинки и протянул их Джо-Джо. Тот только зыркнул на него и обронил: «Что ты стараешься доказать, проповедник? Что у тебя есть сердце или что-то в этом роде? Я и не подумаю надеть твои вонючие ботинки». Но Дэви не стал молчать. «Эй, парень, - сказал он. - Ты тут жаловался насчет ботинок. Так что надень их или перестань ныть». Джо-Джо в ответ: «У меня никогда не было новых...». А Уилкерсон тогда снова: «Ну так надень их». И Джо-Джо надевает ботинки. И когда он это сделал, то Дэви встал и пошел к своей машине. Я еле успел притаиться за лестницей, когда Джо-Джо кинулся вслед за ним. А тот шагал в одних носках. До машины ему было идти два квартала, и все кругом потешались над ним. Вот тогда-то я и понял, что он говорил правду...- Израэль прервал свой рассказ, проглотил навернувшиеся слезы и продолжил: -Он не прикидывался, а жил в точности так, как проповедовал. Я почувствовал, что не могу сопротивляться силе, которая заставляет человека делать то, что Дэви сделал для такого типа, как Джо-Джо...

После службы я медленно шел сквозь толпу, все еще переполненный впечатлениями от богослужения, вспоминая ощущение божественного присутствия во время исповеди. Меня не покидала мысль, что, быть может, Богу угодно, чтобы я стал проповедником. Может, он таким образом обращается ко мне? Я не знал, но чувствовал, что мне нужно время, чтобы хорошенько поразмыслить об этом.

Люди еще толпились в дверях и на тротуаре перед церковью. Я вышел на улицу, не переставая отвечать на рукопожатия. При моем появлении у противоположного тротуара взревели моторами две стоявшие там машины. Раздался женский крик. Взглянув в том направлении, я заметил торчащие из окон машин стволы и узнал нескольких парней из банды «Бишоп». В следующую секунду они принялись палить в меня из всех стволов, и машины рванули с места. Прихожане попадали на землю возле церкви, некоторые ринулись обратно, стремясь укрыться в ее стенах от шквала выстрелов. Я затаился за дверью. Машины умчались в ночь.

Когда все оправились от случившегося, ко мне подошел старик, обнял меня и произнес:

- Не падай духом, парень. Даже Иисус прошел через искушение - в пустыне, после крещения. Ты должен гордиться тем, что сатана избрал для преследования именно тебя. Я предсказываю: ты совершишь великие деяния во славу Божью, если будешь последователен. - Он похлопал меня по плечу и растворился в толпе.

Я не знал, что означает слово «последовательный», но совершить что-нибудь великое во имя Бога очень хотел. Тем не менее мне не слишком верилось, что я должен считать за честь этих «Бишоп», посланных сатаной убить меня.

Все успокоились. Израэля повез домой преподобный Арс, я же хотел прогуляться. Мне нужно было поразмышлять. Мистер Дельгадо, соратник Дэвида Уилкерсона, пригласил меня провести вечер у него дома. Глядя на этого доброго, мягкого, хорошо одетого человека, я подумал, что он, должно быть, очень богат, и, стыдясь своих дурных манер и поношенной одежды, отказался от его приглашения. Он дал мне долларовую бумажку и сказал, чтобы я обращался к нему, если мне нужны будут деньги.

Я поблагодарил и пошел своей дорогой. Пересекая Вандербильт-Авеню, я заметил Локу. Она стояла перед своим домом и при моем приближении спросила:

- Эй, Никки, куда это ты запропастился? Кто-то сказал, будто ты вышел из банды. Это правда?

- Так оно и есть.

- Ох, красавчик, а мы скучаем без тебя. Как ты исчез, все стало не так. Чего бы тебе не вернуться?

В это время кто-то крепко обхватил меня сзади.

- Вы, похоже, и впрямь хотите моего возращения? - пошутил я, думая, что это кто-нибудь из нашей шайки. Однако на лице Локи застыл ужас. Я повернул голову и узнал Джо, одного из «Бишоп», которого мы когда-то выкрали и пытали огнем.

Я попытался освободиться - и тут увидел у него в руке нож. Держа меня левой рукой, правой он ударил, метя лезвием в сердце. Я успел заслониться рукой, - и 20-сантиметровое лезвие пропороло мне насквозь ладонь между безымянным пальцем и мизинцем, едва достав до груди. Я вывернулся из его объятий, но тот кинулся на меня вновь.

- Теперь я убью тебя! - прошипел он. - Если ты решил, что можешь спрятаться от меня в церкви, то ошибся. Я окажу миру большую услугу, освободив его от такой паршивой овцы.

- Уходи! - крикнул я Локе. - Этот малый не в себе!

Он кинулся на меня и попытался всадить нож в живот. Однако я, успев увернуться, отпрыгнул к стоявшей поблизости машине и сорвал с нее антенну. Теперь шансы стали равными. В моих руках этот металлический прут был таким же смертоносным, как его нож.

Я наступал на парня, рассекая воздух антенной. Я был в привычной среде, твердо знал, что могу убить его и действовал четко, угадывая каждый следующий шаг противника. Стоит ему сделать выпад - как я отпрыгну назад, заставив его потерять равновесие. Тогда я смогу парализовать его одним ударом по глазам и убить следующим. Зажав антенну в левой руке, я выставил вперед правую, с которой сочилась кровь, готовый отразить удар ножа.

- Ну, давай, щенок, - прошептал я. - Попробуй-ка еще разок. Но только один. Это будет твоя последняя попытка.

Прищуренные глаза парня были полны ненависти. Я понял, что вынужден будут убить его, - иначе его не остановишь.

Он напал, я отскочил назад, и нож его прошелестел у самого моего живота. Вот сейчас!.. Он потерял равновесие. Я занес руку, чтобы полоснуть его антенной по неприкрытому лицу... И в этот момент почувствовал, точно рука Божья удержала мою, и в ушах у меня прозвучало: «Подставь другую щеку!»

Голос был таким реальным, словно это произнес кто-то рядом. Я в первый раз взглянул на парня из шайки «Бишоп» не как на врага, а как на простого человека. И мне стало жаль его, стоящего тут в сумерках с перекошенным от ненависти лицом, выкрикивающего проклятия. Я представил себя самого неделю назад, поджидающего врага на темной улице, чтобы прикончить его. И с губ моих слетела молитва. Впервые в жизни я молился: «Господи, спаси...».

Противник мой вновь принял устойчивую позу и взглянул на меня в упор:

- Что ты сказал?

- Господи, спаси, - повторил я.

Он застыл, оторопело глядя на меня.

Лока подбежала и сунула мне в руку отбитое горлышко бутылки:

- Вспори ему брюхо, Никки!

Парень бросился бежать.

- Швырни, швырни им в него! - кричала она.

Я размахнулся, но запустил горлышком бутылки не в спину убегающего противника, а в стену дома напротив.

Потом вытащил платок и обмотал им кровоточащую руку. Повязка тут же пропиталась кровью. Лока поднялась наверх, в свою комнату, и принесла полотенце, чтобы унять кровотечение. Она хотела довести меня до дома, но я остановил ее, сказав, что сам в силах дойти, и двинулся вниз по тротуару.

Я боялся идти в больницу, однако понимал, что мне нужна помощь. От потери крови я ослабел, а чтобы добраться до Камберлендского госпиталя, нужно было через Фултон-Плейс пересечь Вашингтон-Парк. В конце концов я решил, что надо все-таки идти, пока совсем не истек кровью.

Я стоял возле пожарной станции, ожидая, когда на светофоре зажжется зеленый, - как вдруг в глазах у меня все поплыло, и я понял, что должен перейти улицу прежде, чем потеряю сознание. Пошатываясь, я добрался до середины улицы и услышал оклик. Один из «Мау-Маус» спешил мне на помощь. Это был Тарзан, чудаковатый парень в широкополой мексиканской шляпе.

- Тебе что, жить надоело? - крикнул он, очевидно, решив, что я теперь совсем не в своем уме, раз вручил душу Богу.

- Друг, я ранен. Сильно. Помоги мне добраться до квартиры Израэля, хорошо?

Тарзан довел меня до дома Израэля, и мы кое-как одолели пять пролетов лестницы до его комнаты. Когда мы постучали к нему в дверь, была уже полночь. Дверь отворила мать Израэля и пригласила нас войти, видя, что я совсем плох. Из соседней комнаты вышел Израэль.

- Эй, что это с тобой? - не поняв, расхохотался он.

- Меня ранил один из «Бишоп».

- Надо же! Я и не думал, что с тобой может такое приключиться.

Мать Израэля оборвала разговор и велела отвести меня в госпиталь. Израэль с Тарзаном помогли мне спуститься по лестнице и привели в ближайшую больницу. Тарзан согласился взять у меня бумажник, в котором лежала долларовая банкнота, и сообщить обо мне моему брату Фрэнку. Израэль же остался ждать, когда меня осмотрит врач. Оказались перерезанными сухожилия - меня нужно было срочно прооперировать.

- Не беспокойся, друг, мы достанем того, кто это сделал, - сказал помрачневший Израэль мне вслед, когда меня увозили в операционную.

Я хотел ответить, чтобы он не вздумал мстить. Бог Сам обо всем позаботится. Но дверь за мной уже бесшумно закрылась.

Рано утром на следующий день Израэль уже был у меня в палате. Я еще не вполне пришел в себя после наркоза, однако заметил в нем некую перемену. Разлепив, наконец, глаза, я увидел, что он постригся наголо.

- Эй, отчего это ты полысел? - пробормотал я.

На лице Израэля появилось прежнее, жестокое выражение:

- Сначала они обстреливают нас у церкви, потом нападают на тебя! Все эти песни про Иисуса - для пташек небесных. Этот ублюдок не имел права так с тобой поступать. Я добуду его для тебя...

Я окончательно пришел в себя и заговорил:

- Нет, друг, ты не должен этого делать! Я сам мог рассчитаться с ним вчера, но предоставил все воле Божьей. Если ты снова пойдешь с оружием на улицу, то никогда больше не вернешься. Помнишь, что говорил Дэви о том, чтобы перековать мечи на орала... Останься со мной и забудь про всякую вражду.

Я попытался сесть и тут заметил Лидию и Лоретту, пришедших с Израэлем. Слабость от потери крови и перенесенной операции еще давала себя знать, и я рухнул обратно на постель. Правая рука от кончиков пальцев до локтя была в гипсе.

Лоретта, изящная темноволосая итальянка, с которой я несколько раз встречался, вступила в разговор:

- Никки, Израэль прав. Если ты не вернешься к нам, эти парни заявятся в больницу и пришьют тебя. Давай, пусть все будет по-старому, а? Поправляйся и вернись снова в «Мау-Маус». Мы тебя будем ждать.

- Ты тоже так думаешь? - спросил я, повернувшись к Лидии.

Она удрученно поникла и проговорила:

- Никки, я должна тебе кое-что сказать. Мне очень стыдно, что я сознаюсь в этом только сейчас, когда должна была сделать это давно. Я тоже христианка... вот уже два года.

- Что?! - не поверил я своим ушам. - Ты хочешь сказать, что все это время была христианкой? И ни разу не сказала мне об этом? Как же ты, если веруешь, могла делать все то, что ты делала?! Вспомни, что мы только вместе не вытворяли... Не называй себя христианкой. Христиане так не поступают. Они не стыдятся своей веры в Бога. Я не верю тебе.

Лидия закусила нижнюю губу, она стиснула в руках мою простыню, и на глаза ее навернулись слезы:

- Мне очень стыдно, Никки. Но я боялась разговаривать с тобой о Христе. Боялась, что, если скажу о своей вере, ты больше не захочешь иметь со мной дела.

Израэль обошел кровать, чтобы оказаться ко мне поближе:

- Эй, брось, Никки! Ты просто в расстроенных чувствах. Тебе станет лучше. Мы с Лореттой считаем, тебе надо вернуться в банду. Не знаю уж, что там думает Лидия. Пораскинь обо всем мозгами и не волнуйся. Я поговорю кое с кем из ребят, и мы раздобудем тебе того парня...

Я отвернулся. Лоретта подошла и поцеловала меня в щеку. Когда Лидия тоже наклонилась надо мною, чтобы поцеловать, я почувствовал у себя на лице ее горячие слезы.

- Извини меня, Никки, - сказала она. - Пожалуйста!

Я ничего не ответил, и она, поцеловав меня, выбежала. Дверь палаты закрылась за ними.

И в ту же минуту я ощутил присутствие сатаны. Он обращался ко мне голосами Израэля и Лоретты. Заставив разочароваться в Лидии, он тем самым подготовил меня. «Никки, - нашептывал он, - ты дурак. Они правы. Вернись в банду. Вспомни добрые старые времена. Удовлетворение, которое дает месть. Наслаждение в объятиях красивой девчонки. Ты предал своих товарищей, Никки. Но еще не поздно вернуться...».

Вошла медсестра. Но шепот сатаны по-прежнему звучал у меня в ушах: «Вчера ты впервые в жизни не дал сдачи. Каким же ты стал трусом - смельчак Никки Круз. Распустил нюни в Сант-Николас-Арена. Прятался от «Бишоп», а потом дал одному из них спокойно уйти. Слюнтяй. Недоумок. Трус!»

- Мистер Круз! - раздался возле моей койки голос медсестры. - Если вы повернетесь, я смогу поставить поднос с вашим обедом.

Я развернулся рывком и саданул по подносу, так что он со всем содержимым рухнул на пол:

- Убирайся к черту! - я хотел выкрикнуть что-то еще, но не смог. Знакомые проклятия и ругань не шли с языка. Попросту не приходили на ум. Я сидел с раскрытым ртом - и вдруг всхлипнул.

- Извините меня... Я виноват... Прошу вас, позовите преподобного Арса.

Сестра терпеливо подобрала с полу тарелки.

- Я сейчас позвоню ему. Лежи, отдыхай.

Я откинулся на подушки и продолжал всхлипывать. Вскоре приехал преподобный Арс, и мы с ним стали молиться. По мере того как он молился, я чувствовал, как злой дух, которым я был одержим, отпускает меня. Затем он сказал, что утром пришлет мистера Дельгадо проведать меня и проследит, чтобы обо мне здесь заботились.

Вечером, после того как сестра переменила мне верхнюю часть пижамы, я опустился на колени возле своей больничной койки. Думая, что мой новый сосед спит (его поселили ко мне днем), я начал молиться вслух - иначе я не умел. Мне было непонятно, как можно молиться «про себя», обращая молитву к Богу.

Итак, я начал молиться, прося Господа простить паренька, который ранил меня, и хранить его до тех пор, пока он не познает Иисуса. Я молил Бога о прощении за свое поведение с Лидией и медсестрой. Обещал Ему последовать в любое указанное Им место и делать то, что Он скажет. Повторял, что не боюсь смерти, но прошу оставить меня в живых, чтобы я мог когда-нибудь поведать маме и папе о Христе.

Так, стоя на коленях, я говорил довольно долго. Затем лег в постель и уснул.

На следующее утро я одевался, чтобы покинуть больницу, как вдруг мой сосед по палате прошептал что-то и сделал попытку подвинуться ко мне поближе. Это был старик с трубкой в горле - трясущийся, бледный, способный говорить только шепотом.

- Я не спал этой ночью, - просипел он.

Я почувствовал сильное замешательство и, не зная, что ответить, лишь глупо улыбался.

- Спасибо, - продолжал он. - Спасибо тебе за молитву.

- Но я молился не за вас, - возразил я. - Я думал, вы спите. Я молился за себя самого.

Старик протянул руку и сжал мою здоровую ладонь своими холодными, влажными пальцами. Пожатие не было сильным, но я чувствовал, что и оно дается ему с трудом:

- Нет, ты не прав. Ты молился за меня. И я молился вместе с тобой. Впервые за долгие годы. Молился. Я тоже хочу выполнять веление Иисуса. Спасибо тебе...

По щекам его, пока он говорил, текли слезы.

- Благослови вас Бог, - ответил я. И вышел. Мне никогда прежде не приходилось кому-либо проповедовать, и я не знал, как это получилось на сей раз. Но какое-то сильное, теплое чувство в душе убеждало меня, что Сам Дух Божий говорил моими устами. Счастье переполняло меня.

В вестибюле меня ожидал мистер Дельгадо. Он оплатил мой счет за лечение и повел меня к своей машине.

- Вчера вечером я звонил Дэвиду Уилкерсону, - сказал он. - Дэвид сейчас в Эльмире, проводит несколько религиозных собраний. Он просит, чтобы завтра я привез туда вас с Израэлем.

- Да, Дэви говорил об этом в последнюю нашу встречу, -подтвердил я. - Но Израэль вернулся в банду. Не думаю, чтобы он согласился поехать.

- Я схожу проведать его вечером, - пообещал мистер Дельгадо. - А тебя на сегодня я хочу оставить у себя дома. Там ты будешь в безопасности. Рано утром мы отправимся в Эльмиру.

На следующее утро мы встали пораньше и двинулись на машине через город, в сторону Бруклина, в Форт-Грин. Мистер Дельгадо сказал, что Израэль согласился с нами ехать и мы должны его подобрать на углу Метл-Авеню в семь утра. Однако Израэля в условленном месте не оказалось. Я почувствовал дурное. Мы объехали весь квартал, но его нигде не было. Хотя времени у нас было мало, мистер Дельгадо решил заскочить к Израэлю домой, на Сант-Эдвард-Стрит, в надежде найти его там. Так мы и сделали, но и дома его не оказалось. Мистер Дельгадо то и дело поглядывал на часы и в конце концов сказал, что пора уезжать.

- Давайте еще разок объедем квартал, - взмолился я. - Может, мы его просмотрели.

- Послушай, Никки, - ответил он. - Я знаю, ты любишь Израэля и боишься, как бы он не вернулся в банду. Но ему рано или поздно придется научиться самому твердо стоять на ногах. Он пообещал с нами встретиться в семь - и не пришел. Мы, конечно, еще раз объедем квартал, но до Эльмиры шесть часов езды, а Дэвид ждет тебя к двум часам дня...

Мы сделали еще круг, после чего отправились в Бронкс -захватить Джеффа Моралеса, пуэрториканского юношу, который тоже хотел побывать на богослужении. Дэвид попросил его быть переводчиком во время моего выступления в церкви.

Когда мы пересекли городскую черту, я почувствовал облегчение, откинулся на сиденье и вздохнул. Волнение улеглось. Однако в глубине души я ощущал печаль от того, что мы оставили Израэля, и предчувствовал страшную неизбежность его судьбы. Тогда я не знал, что увидеться вновь нам с ним доведется лишь через шесть лет.

Вечером Дэвид представил меня жителям Эльмиры, и я выступил перед ними. Дэвид велел мне рассказать о себе все с самого начала. Я попытался, но детали и факты прошлой моей жизни ускользали от меня. Бог не только освободил меня от многих прежних желаний, но и очистил мое сознание от многих воспоминаний. Тем не менее я старался изложить свою историю как можно подробнее. И не раз настолько увлекался, что Джефф, выполнявший функции переводчика, не успевал за мной и вынужден был просить:

- Никки, помедленнее, дай мне вставить слово!

Люди смеялись и плакали над моим рассказом, а когда их пригласили присоединиться к семье верующих, многие подошли к алтарю и вручили свои души Христу. Ощущение, что Бог уготовил мне стезю особого служения, все укреплялось во мне, по мере того как я видел Его воздействие на мою жизнь.

На следующий день мне представилась возможность побеседовать с Дэвидом. Он спросил, всерьез ли я намерен посвятить себя проповедованию слова Божьего.

-Да, хотя я мало что об этом знаю и неважно говорю по-английски, но чувствую на себе руку Господа и уверен, что Он велит мне идти этой дорогой.

Выслушав меня, Дэвид пообещал сделать все возможное, чтобы определить меня в школу.

- Дэви! - сказал я. - Мне нельзя возвращаться в школу. Директор предупредил, что если еще раз увидит меня, - сдаст в полицию.

Дэвид рассмеялся:

- В другую школу, Никки. В Библейскую... Ты бы хотел отправиться в Калифорнию?

- Куда?..

- В Калифорнию, на западном побережье.

- Это возле Манхэттена? - поинтересовался я.

Уилкерсон рассмеялся:

- Ах, Никки, Никки... Господу предстоит еще немало потрудиться над тобой. Но я думаю, Ему это вполне по силам. Погоди - и увидишь сам. Твое служение должно принести великие плоды. Я твердо в это верю.

Я недоверчиво покачал головой. Мне приходилось слышать, что полицейские в Манхэттене не менее строги, чем бруклинские. Если мне предстоит ходить в школу, то пусть уж это будет где-нибудь подальше от Нью-Йорка.

Дэвид хотел, чтобы я остался в Эльмире, пока он спишется с Библейской школой (которая, как я узнал позже, находилась в калифорнийском городе Ла-Пуэнте, под Лос-Анджелесом). Это была трехгодичная школа для мальчиков и девочек, решивших посвятить себя служению Господу, которым не по карману было образование в колледже. Правда, я не закончил среднюю школу, но Дэвид в своем письме просил, чтобы меня все равно приняли туда. Он не скрывал от них моего прошлого, но описал мои нынешние мечты и надежды и просил принять меня в школу на испытательный срок - несмотря на то, что я принял христианство всего несколько недель назад.

Но в самой Эльмире было неспокойно. Кто-то распространил слух, будто я до сих пор главарь шайки и собираюсь опутать своими щупальцами их город. Дэвид был очень огорчен всем этим и сознавал, что дело может обернуться плохо. Я остановился у Дэвида, но боялся, что у него будут неприятности. Мы решили молиться, чтобы все кончилось благополучно.

В тот вечер Дэвид рассказывал мне о крещении Духом Святым. Я внимательно слушал его, но не мог понять, что же он пытается мне втолковать. Он читал отрывки из Писания - Деяния Святых Апостолов, 1 Послание к Коринфянам, Послание к Ефесянам. Объяснял, что, даровав человеку спасение, Бог наделяет его Своим могуществом. Показывал это на примере Савла, описанном в 9 главе Деяний Апостолов: через три дня после обращения тот принял крещение Духом Святым и исполнился новой силы.

- Вот что тебе необходимо, Никки, - заключил Дэвид. -Господь желает дать тебе Свою силу и особый дар.

- О каком даре ты говоришь? - не понял я.

Он открыл Библию на том месте, где говорится о девяти дарах Духа Святого (1Кор.12:8-10).

- Дары эти даются тому, кто крещен Духом Святым, - объяснил он. - Возможно, ты будешь наделен не всеми, а лишь несколькими из них. Мы, пятидесятники, верим, что любой крещенный Духом Святым может говорить на разных языках.

- Ты хочешь сказать, я смогу говорить по-английски, даже не учась? - зачарованно спросил я.

Дэвид закрыл Библию и продолжал:

- Господь велел Апостолам «помедлить», прежде чем они обретут эту силу. Нам с тобой, Никки, тоже спешить не следует. Бог Сам выберет время для твоего крещения, когда ты будешь готов принять его. Пока же у нас не все благополучно, так давай помолимся о том, чтобы все устроилось.

Он потушил свет. Я заговорил:

- Если он научит меня другому языку, я бы хотел, чтобы это был итальянский. Я знаю одну девчонку, какой ты никогда не видел, - она итальянка, и я тогда точно...

Мои разглагольствования прервала подушка, запущенная Уилкерсоном через всю комнату.

- Спать, Никки, - проговорил он в темноте. - Новый день уже настал, и полгорода считает тебя главарем банды. Если Бог и даст тебе дар говорить на другом языке, то пусть лучше это будет такой язык, который эти люди поймут, когда ты будешь убеждать их, что не головорез.

На следующее утро Дэвид вернулся с утреннего собрания встревоженным:

- Дела обстоят не блестяще, Никки. Нам, видимо, придется увезти тебя отсюда до наступления вечера, а я не знаю, куда тебя везти, кроме как назад в Нью-Йорк.

- Как ты думаешь, Бог услышал наши вчерашние молитвы? - спросил я.

На лице Дэвида отразилось недоумение:

- Конечно. Я потому и молюсь, что верю: Бог слышит меня.

- Ты ведь молился, чтобы Господь позаботился обо мне?

- Ты сам слышал...

- Тогда отчего ты так тревожишься?

Дэвид минуту стоял, не говоря ни слова, лишь глядя на меня. Затем промолвил:

- Пойдем позавтракаем. Я проголодался, а ты?

В два часа дня в комнате мотеля зазвенел телефон. Звонил пастор церкви, где обычно проповедовал Дэвид. Он сказал, что у него в кабинете сидит женщина, которая хочет поговорить с нами обоими. Мы немедленно выехали.

Когда мы вошли к пастору, он представил нас миссис Джонсон, которая приехала за 300 с лишним миль с севера штата Нью-Йорк. Она сказала, что ей 72 года и что прошлой ночью к ней говорил Дух Святой. Она прочитала обо мне в газетах, и Дух Святой поведал ей, что я в опасности и она должна приехать за мной.

- Может быть, ваше имя и миссис Джонсон, но в действительности вас следовало бы называть миссис Анания, -растроганный, проговорил Давид.

Женщина бросила на него удивленный взгляд:

- Не понимаю...

- Он имеет в виду Ананию из 9 главы Деяний Апостолов, которого осенил Святой Дух и направил на помощь Павлу, -вмешался пастор.

Миссис Джонсон улыбнулась:

- Я знаю только, что Господь повелел мне приехать за этим юношей и увезти его к себе.

Дэвид сказал, чтобы я собирался и ехал с этой женщиной. Он же будет ждать ответа из Ла-Пуэнте и, как только получит его, сразу пришлет за мной. Я не хотел ехать, но, припомнив вчерашнее, и видя, как разворачиваются события, оставаться побоялся.

Две недели спустя мне позвонил Дэвид. Он ликовал. Пришел ответ из Библейского института: там всех так заинтриговала моя история, что они готовы отбросить формальности и принять меня на обучение без всяких условий. Он велел мне садиться в автобус и возвращаться в Нью-Йорк, чтобы на следующий день отправиться в Калифорнию.

На сей раз я ничего не имел против поездки в Нью-Йорк. Я вспомнил прошлое свое возвращение туда - с доктором Джоном - и гнетущее ощущение, словно меня вновь кидают в яму. Но ямы больше не было. Теперь я возвращался из пустыни.

Мне предстояло пятичасовое ожидание на автовокзале, прежде чем за мной приедет Дэвид. Чтобы избежать возможных неприятностей, я согласился ждать, не покидая вестибюля. Однако беда сама следовала за мной по пятам - и в этот раз настигла меня в образе десяти парней из банды «Вайсройс», которые обступили меня, читающего журнал, плотным кольцом.

- Вы взгляните, какой модный мальчонка, - произнес один из них, имея в виду мой костюм и галстук. - Эй, пижон, ты забрался не на свою территорию. Разве не знаешь, что это участок «Вайсройс»?

Вдруг его перебил другой:

- Ребята, знаете, кто это? Это же тот псих из «Мау-Маус», заделавшийся святошей.

Еще один, подойдя ко мне, ткнул меня пальцем в лицо:

- Ну-ка, проповедник, дай я тебя потрогаю. Может, ко мне тоже что-нибудь прилипнет из твоей святости?

Я саданул по его руке, отбросив ее от моего лица.

- Тебе что, жить надоело? - прорычал прежний Никки, пробудившийся во мне. - Только тронь меня еще хоть раз - и считай, что ты мертвец.

- Ух ты! - отпрыгнул тот с деланным удивлением. - Вы только послушайте. С виду вылитый проповедник, а говорит как ... (он употребил грязное ругательство).

Прежде чем он успел шевельнуть пальцем, я вскочил на ноги и мой кулак вошел ему в живот. Он согнулся от удара -и я стукнул его еще раз, по затылку. Он упал без сознания на пол. Остальные были слишком ошарашены, чтобы прийти ему на помощь. Публика на автовокзале поспешила рассеяться и попрятаться за скамьями. Я попятился к выходу, медленно цедя на ходу:

- Только рыпнитесь - и я ни одного из вас в живых не оставлю. Я приведу «Мау-Маус». Через час мы будем здесь и перебьем всех вас, поганых «Вайсройс», до одного.

Они знали, что я говорю правду и что «Мау-Маус» вдвое коварнее и сильнее, чем они. «Вайсройс» переглянулись и попятились к другому выходу, волоча за собой своего бесчувственного товарища.

- Я вернусь! - крикнул я им вслед. - Вам лучше двигать отсюда, иначе прощайтесь с жизнью! - И, выбежав наружу, устремился к ближайшему метро. Однако по пути мне попалась испанская церковь - и что-то заставило меня замедлить бег, а потом и остановиться. Я повернул назад, медленно поднялся по ступенькам и вошел в открытую дверь. «Может, лучше сначала помолиться, а потом уже бежать за «Мау-Маус», - подумал я. Но стоило мне войти в церковь, как все, что касается «Мау-Маус» и «Вайсройс», улетучилось из моего сознания. Я начал думать об Иисусе и о предстоящей мне новой жизни. Я стоял на коленях перед алтарем, и минуты проносились, как секунды, пока кто-то не похлопал меня по плечу. Я обернулся. Это был Уилкерсон.

- Я не нашел тебя на автовокзале и сразу подумал, что ты должен быть здесь, - сказал он.

- Само собой, - ответил я. - Где же мне, по-твоему, еще быть? Не в банде же?

Он рассмеялся, и мы двинулись к машине.