Мессия

Мессия

Нам снова нужно обратить внимание на голос, прозвучавший при крещении, и на характеристику, данную Иисусу. Мы видели, что в первой части речи, произнесенной голосом с небес, Иисус назван Сыном Божьим, Царем из рода Давида, чье царство воспевалось в Пс. 2. И мы отметили, что этот Псалом уже во времена Иисуса толковался в мессианском духе. Существовало множество разнообразных мнений о том, кем будет мессия и что он будет делать, но большинство соглашалось с тем, что он будет сыном Давида. Поэтому данное представление было использовано Иисусом как основа для Его необычного способа общения — опираясь на Писания, Он побуждал людей продумывать последствия своих убеждений (см.: Мф. 22:41–46).

Мы настолько привыкли называть Иисуса «Христом» (а это греческий перевод еврейского слова «messiah»), что приходим в изумление, понимая, что это слово в качестве имени едва ли можно обнаружить в Ветхом Завете. И даже странно, что мы так много говорим о «мессианских» идеях и надеждах, когда это не просто нехарактерно для Ветхого Завета, но и Сам Иисус редко использовал это наименование и просил других его не использовать, предпочитая другие имена. Чем это объясняется?

Слово «мессия» (др. — евр. «машиах» — «помазанник») встречается в Дан. 9:25,26[5]. Эта часть пророчества Даниила посвящена тому, что будет происходить с его народом в долгосрочной перспективе. Придет «помазанник», и его действия станут кульминационной точкой Божьего замысла, это обобщается следующими словами: «Чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи и заглажены беззакония, и чтобы приведена была правда вечная, и запечатаны были видение и пророк, и помазан был Святый святых» (Дан. 9:24). Идея исполнения и завершения выражена здесь очень ясно.

До этого слово «мессия» в Ветхом Завете как предсказание не употребляется. Иными словами, нет текстов с конкретными и многословными предсказаниями о грядущем мессии. Но идея помазания определенных людей была в Израиле довольно распространена. Помазать кого–либо маслом значило выделить его для особой роли или обязанности с надлежащими полномочиями. Так, священники помазывались особым священным маслом. Цари помазывались при вступлении на престол (или в некоторых случаях — перед вступлением на него, как, например, было у Давида еще в юношестве). Пророки тоже считались помазанниками, причем как в буквальном, так и метафорическом смысле. Основополагающая идея была в том, что помазанник выделялся Богом и для Бога, и обеспечивался особыми средствами, чтобы все, что он делал, было во имя Божье, происходило с помощью Духа Божьего, под защитой Божьей и чтобы для этого у него были Божьи полномочия.

Самое интересное употребление слова «помазанник» (не предсказательное, а историческое) встречается в Ис. 45:1. Здесь, к всеобщему удивлению, Сам Бог использует его для характеристики языческого царя Кира, возглавившего Персидскую империю.

Так говорит Господь помазаннику Своему Киру: Я держу тебя за правую руку…

(курсив мой. — К. Р.).

Но Кир не был израильтянином, и уж определенно он не был царем из рода Давида. Как и не был он «Мессией» в позднем специфическом смысле этого слова. Однако то, что в тот момент истории Бог назвал его «Своим помазанником», говорит нам многое о значении этого слова в те времена. Что, в свою очередь, проливает свет на его значение применительно к «Тому, Кто грядет».

Во–первых, именно Бог избрал Кира и поставил его для выполнения определенной задачи (см.: Ис. 41:2 и дал.; 25). Во–вторых, достижения Кира, следовательно, были в действительности Божьими, поскольку именно Бог действовал через него, а он был Божьим посредником (см.: 44:28; 45:1—5). В–третьих, возложенная на Кира задача заключалась в том, чтобы вызволить Израиль из рук его врагов и восстановить его (см.: 44:28; 45:13), чтобы, в–четвертых, все мировые победы Кира и его господство послужили фактически для избавления и укрепления народа Божьего (см.: 41:2—4; 45:1—4). И, в–пятых (здесь мы уже выходим за рамки этого израильского контекста), его деяния будут в конечном итоге шагом на пути распространения Божьего спасения по всей земле (см.: 45:21—25).

Таковы были особенности развития мессианской идеи в период после Ветхого Завета, в особенности в связи с ожиданием грядущего сына Давида. Мессия будет Божьим посредником, который освободит и восстановит Израиль, не языческим царем, как сейчас, а истинным израильтянином, истинным сыном Давида.

Почему же тогда Иисус старался не выделять эту идею? Не потому, что отвергал ее. Голос Его Отца подтвердил, что Ему предназначено быть сыном Давида. С самого начала Своей проповеди Он утверждал, что помазан Духом Божьим (см.: Лк. 4:18 и дал. — цитата из Ис. 61). В Кесарии Филипповой Он принял не до конца понятое исповедание веры Петра. Он отождествил Себя с помазанником в Самарии, при встрече с женщиной у колодца (см.: Ин. 4:25 и дал.). И на суде у первосвященника Иисус подтвердил, что Он — Мессия (Христос) и дал дополнительное определение этому понятию (см.: Мк. 14:61 и дал.). Тем не менее поразительно, что в нескольких случаях, когда исцеленные или благословленные Им признавали в Нем Мессию, Он убеждал их не распространять этот слух (что большинство из них, конечно, не делало — такова человеческая природа). И столь же поразительно, что ученые, исследуя, как Иисус употреблял «мессианские» отрывки Писания, пришли к выводу, что из всех образов и имен в Ветхом Завете, которые относятся к грядущему эсхатологическому избавителю Израиля, реже всего Иисус употреблял те, что относились к роду Давида, к царствованию и к Мессии. И действительно, хотя они использовались в связи с Ним, Он в Своем учении никогда не использовал их в отношении Себя.

Для чего это умалчивание? Скорее всего, с этим словом были связаны такие большие надежды на национальное, политическое, даже военное возрождение евреев, что оно уже не могло передать то понимание мессианства, которое появилось у Иисуса благодаря глубокому прочтению Писания. Публичное провозглашение собственного мессианства могло быть «услышано» Его современниками с примесью ассоциаций, которые не были частью Его представления о Своей миссии.

Иисус жил в очень непростой политической атмосфере. Хотя евреи и вернулись из Вавилона несколько столетий назад, они никогда не знали настоящей свободы и суверенитета, за исключением относительно короткого периода после восстания Маккавеев. Будучи под персами, затем под греками, а теперь под римлянами, они все еще находились в своего рода изгнании, даже на своей собственной земле. Стремление к национальной независимости, приглушенные разговоры о восстании, а также мессианские и апокалипсические чаяния — все это бурлило в еврейском обществе, грозя выйти на поверхность. Были также и другие, кто и до, и после Иисуса притязал на роль мессии и закончил жизнь как герой, потерпев фиаско. И именно в контексте этой гремучей смеси чаяний, устремлений и недовольства должны были оцениваться и толковаться любые притязания на мессианство (будь то Иисуса или кого–то другого). Если Иисус был настоящим Мессией, то Его современники–евреи точно знали, чего они от Него ожидают. Проблема была в том, что их ожидания и намерения Иисуса не совпадали. У Него не было намерений стать царем–завоевателем, в военном или политическом смысле. Не говоря уж о том, что Он вовсе не был царем, а тем более завоевателем, и совсем не соответствовал тому образу, который существовал в их ожиданиях.

Сейчас нам нужно быть очень внимательными, чтобы понять, о чем здесь не говорится. Здесь не говорится о том, что Иисус дистанцировался от еврейских надежд на возрождение. Мы уже видели, что основной упор как в ветхозаветных, так и в последующих ожиданиях делался на то, что Бог будет действовать, чтобы восстановить Израиль. Если бы Иисус стремился отделиться от этого, Он, во–первых, никогда бы не пришел на Иордан креститься и не выбрал бы Своих последователей. Вскоре мы увидим другие особенности Его учения, которые ясно показывают, что Он горячо верил в обетования Писания о том, что Израиль должен быть восстановлен и что Он примет участие в этом. Нет, Иисус и Его современники по–разному понимали, как это должно случиться и что это должно означать.

Здесь также не говорится о том, что Его не интересовала политика или что у Его проповеди не было политического подтекста, потому что Он не положил начало социально–политическому движению или восстанию. В следующей главе мы более полно рассмотрим этическое учение Иисуса и обратим внимание на политический аспект этого учения. Сейчас же будет достаточно сказать, что многие Его слова и поступки настораживали представителей политической власти, именно за это власти и казнили Его, как человека, представлявшего для них угрозу. Он, конечно, не выступал за насильственную революцию, направленную против Рима. Но абсурдно утверждать, что раз Он не был сторонником насилия в политике, то политика Его совсем не интересовала. Ненасилие отнюдь не означает аполитичность. Нет, различие между Иисусом и его современниками было не в том, что Его интересы относились к духовной сфере, а их интересы — исключительно к политической (современная дихотомия в мире Иисуса не имела бы большого смысла). Проблема заключалась в том, что возвещение Им грядущего Царства Божьего в Его настоящем имело политические и национальные последствия для старого порядка, что было радикальным для тогдашних еврейских вождей.

Мессия пришел, чтобы возвестить новую эру. Но новая эра означала смерть старой. Он пришел, чтобы добиться восстановления Израиля. Но это могло произойти только после того, как Израиль пройдет через огонь осуждения и очищения. Наблюдая Свое общество, Иисус видел, что оно движется в направлении этого ужасающего осуждения. Поэтому так часто в Его проповеди звучала тревожная нота предупреждения о надвигающейся катастрофе. Как и Иоанн, Иисус предчувствовал «будущий гнев»: гнев Рима, а также гнев Бога. Но чем больше Он осознавал Свою миссию, тем тверже верил в то, что на другом уровне Он призван принять осуждение Израиля на Себя. Ибо задачей Мессии было воплощать. Он был Израилем. Поэтому их судьба была Его судьбой, и наоборот. Да, на одном уровне национальный и политический Израиль двигался к разрушению. Но на другом уровне, через Мессию, он должен был понести наказание и пережить возрождение, которое планировалось Богом, а не политиками или военачальниками.

Вот почему, как только ученики признали Иисуса Мессией, Он сразу же начал учить их о Своей грядущей насильственной смерти и воскресении на третий день. Именно так Мессия, Которого они с колебаниями признали, намеревался завершить восстановление, которого они от Него ожидали. И неудивительно, что ученики постигли смысл Его учения только после Голгофы и воскресения. И даже тогда понадобился переход в семь миль от Иерусалима до Эммауса, чтобы растолковать им, что все это означало. Как и все в Палестине (за исключением, вероятно, римлян), ученики надеялись на освобождение Израиля. В Иисусе, как им думалось, они обрели ответ на свои мечтания. Иисус, по сути, сказал им, что они уже получили ответ — в Нем, в Мессии. Но так же как для восстановления Израиля было необходимо наказание, так и «надлежало пострадать Христу [то есть Мессии) и войти в славу Свою» (Лк. 24:26). Воскресение Мессии было освобождением Израиля. Бог сделал для Иисуса–Мессии то, что, по их ожиданиям, должен был сделать для Израиля. Но в Иисусе–Мессии Бог сделал это фактически на другом уровне. Забрезжил рассвет новой эры.

Поэтому неудивительно, что в ходе Своего земного служения Иисус не делал акцента на Своем мессианстве, — ведь Его не понимали даже те, кто в Него верил. А после воскресения ученики начали воодушевленно провозглашать, что Иисус — истинный Мессия, поскольку уже поняли, что это означало. Это понимание восхищало, удивляло, утешало, но все еще было угрозой для правящих кругов еврейского общества, как показывают первые главы Деяний.