ВТОРОЙ КЛУБОК ЯРИЛА, ЗИМЦЕРЛА И МОРИАН

— Расскажи, Алконост, птица светлая, как Ярилушка жил в Китеж-граде, как похитил Зимцерлушку Суревну и как спорил он с Сивым Мором!

— Той великой тайны я не утаю, — всё, что ведаю, пропою…

Как во тех лесах Светлояровых, в Китеж-граде том Велияровом звери дивные собегалися, вилы с лешими собиралися. Было в Китеже у них столование и великое пирование.

Гости мёдом лесным наедалися, пивом с тиною напивалися. А напившися — порасхвастались. Кто и былью, а кто — небылицею. Хвастают русалки щучьей чешуёй, лешие кичатся жухлою листвой. Турушки — рогами и копытами, змеюшки — зубами ядовитыми.

Лишь один Ярила невесел, не поёт в застольюшке песен. Очи ясные свои долу опустил, буйную головушку ниже плеч склонил.

Велияр, премудрый отец, так сказал ему наконец:

— Ай же ты, сынок мой Ярилушка! Где же твоя удаль и силушка? Что же ты сидишь невесел, не поёшь весенних песен? Если мы не запоём, то Весну не призовём. Вечно будет вьюга злиться, коль не будем веселиться!

И тогда прислужницы-вилы так спросили у бога Ярилы:

— Ты скажи-ка, доложи-ка, что случилось, бог Ярила? Али место тебе не по разуму было, али чарой тебя обнесли, этим грусть-тоску навели?

Отвечал Ярила Годинович:

— А и место мне это по разуму было, да и чарушка с пивом не обходила. Только мне не по разуму веселиться, а по разуму мне — жениться.

И спросил тогда государь:

— Ты скажи мне, сынок, дай ответ, — ты невесту сыскал али нет?

И Ярила голову подымал, Велиярушке отвечал:

— Вот и вьюга метёт, ветер стонет, и в горах леса ветром клонит… Даже в солнечном Золотом краю нынче холодно средь зимы, и далече там до весны… И во том краю, где ныне по морю гуляют льдины и где Солнце почивает, — Сурож-град зарёй блистает… Там у гор Ирийских дальних есть палатушки хрустальные. Дева там свою постель утром застилает, а подушки и перину вслед за тем взбивает. Потому снежинки пухом вьются из её подушек — вьюгою-метелью над землёю белой… Ведь живёт там чудо-дева, дочь Земун и Ра, — Зимцерла.

— Ай же ты, сынок любимый, полон ты любовной силы! Устремился ты всем сердцем в край тот Золотой! А берёшь ли ты, Ярила, золото с собой? Латы драгоценные, силушку военную — всех медведей, леших с вилами и всех оборотней сильных?

Отвечал Велияру Ярила:

— Ай же ты, мой батюшка милый! Мне с собой не нужно брать — золотой казны, и лесные рати тоже не нужны! Золотом девицу не смогу купить, и любви девичьей боем не добыть!

— Что ж, тогда возьми с собой перстень золотой с силою святой! Если перстень сей с рубином к Солнцу вознесёшь — тотчас огненные стрелы с неба призовёшь!

Дар Ярила принимал и в дорогу поспешал, но промолвил под конец с ласкою ему отец:

— Мой сыночек, не спеши, ты ярлык сейчас пиши: о том добром деле — сватанье к Зимцерле.

Скорописчатый ярлык скоро был начертан, после запечатан китежградским перстнем. К сей печати Велияр руку приложил, а затем Ярилу в путь благословил.

* * *

В путь-дороженьку Ярила скоро снаряжался; и скорей того к невесте в Сурож-град добрался — к ледяным палатам, инеем покрытым, ко садам, заснеженным вьюгой снеговитой. С златогривого коня бог младой спускался и в палаты царские быстро поднимался. Кланялся Ярилушка на четыре стороны, Сурье-Ра — в особину.

— Здравствуй, Сурья, светлый бог! Славен зимний твой чертог!

Сурья гостя милого также привечал и за стол сажал:

— Кто ты, гость любезный наш, из какой земли? Издалече ли тебя ветры принесли?

— Я из града Китежа — молодой Ярилушка! И пришёл о добром деле — свататься к Зимцерле!

Скорописчатый ярлык Сурье он подал. Тот печать срывал и ярлык читал. После извинился, гостю поклонился:

— Ай же ты, Ярилушка, где ж ты раньше был? Почему же прежде к нам не заходил? Нынче дочь просватана в землю ту Загорскую, за царя заморского — Мориана Сивого, сильного, спесивого! Приплывёт он поутру в жёны её брать, из-за моря ледяного приведёт он рать на двенадцати ладьях, в чёрных кораблях.

— Ай ты Сурья — Солнце-бог наш! Коли дочь добром не дашь — силой заберу с собой, увезу Зимцерлу я княжею грозой!

И пошёл из гридницы ярый бог Ярилушка. Шёл по светлым он сеням к золотым дверям. Открывал те двери смело, заходил к Зимцерле.

А Зимцерла там сидела с няньками своими, мамками сенными. Всё сидела — песни пела, пела-волховала, золотом ширинку к свадьбе вышивала.

Любовалася девица в зеркальце заморское, что привёз в подарок ей Мориан Загорский. И она ширинку ту как подарок сшила — Мориану Сиве.

Огляделся тут Ярила в той чудесной горнице на четыре стороны. Видит: в голове девицы — белы лебедицы, а в ногах её — чёрны вороны!

Тут ширинка обратилась лютою змеёй, поползла она с шипеньем через тот покой. Сжечь огнём Ярилушку та змея хотела, но её остановила юная Зимцерла:

— Ой ты, лютая змея, пожалей огня! Я сама теперь с Ярилой буду говорить и его любить. Пусть же пламя вешнее полыхнёт в крови, и растаять мне придётся от его любви…

К ней Ярила подходил, речь такую говорил:

— Уж ты гой еси, Зимцерла! Дочь Земун и Солнца-Ра! Ты скорее одевайся, в путь-дорогу собирайся. Привести теперь тебя я в Китеж-град берусь, на Святую Русь.

Няньки-мамки ей одели шубу соболиную, со подкладкою мягкою пуха лебединого. Как Зимцерлу облекли, так к Яриле подвели. И её за белы руки бог Ярила взял, в перстни золочёные жарко целовал. И повлёк из горницы, словно сокол горлицу.

А как он повёл девицу чрез отцову гридницу, так прекрасная Зимцерла во печали спела:

— Свет мой ясный, государь! Батюшка мой, Солнце-царь! Ты сумел меня взрастить, выпоить и накормить, только доченьку Зимцерлу замуж выдать не сумел ты! Потому теперь твой зять в ночь крадёт меня, как тать!

Сурья к дочке выходил, речь такую говорил:

— Пусть тогда Земун по небу повлечёт для вас телегу, полную добра — жемчуга и серебра! И то будет вам приданое, что собрали Мориану!

— Батюшка, иду я замуж за Ярилу ярого! Это же приданое нам теперь не надобно! Высыпайте вы его из телеги звёздной! Кончились морозы! Пусть с сосульками растает всё это добро: жемчуг, серебро!

— Так и быть! Но ветры утром чёрные ладьи пригонят, и за вами Мориан снарядит погоню! А теперь от нас примите вы благословение! А затем ищите в Китеже спасение!

* * *

Тут Ярила за ворота деву выводил и на белого коня пред собой садил. И отправились они в дальний путь домой, в Китеж-град святой.

И они по синю небу птицами летали, и по полю снежному зайцами бежали. И Зимцерла то и дело чрез плечо своё глядела: не бегут ли кони, не видать погони?

Не доехали до града — выбились из сил, и Ярил ушка коня здесь остановил. И шатёр из белой ткани на холме разбил.

Здесь над Клязьмою-рекой обрели покой юная Зимцерла и Ярила смелый. Вкруг ракитова куста скоро обвенчались и под сенью сосен во шатре скрывались. Там невеста и жених на постель ложились, нежились, любились.

Таяла Зимцерла во объятьях нежных, и с земли сходили насты белоснежные. А Ярилушка невесту жарко обнимал, в губы целовал.

А в ту порушку, на то времечко — матушка Земля всколебалась, сосны над шатром раскачались. И слетел с-под тучи Вран — Сивый Мориан!..

— Ай же ты, Ярила Годинович, выходи ко мне из бела шатра! Будем биться мы до утра! Я тебя немедля убью, стужей лютою закую!

— Ай же ты, Ворона налётная, лютая Змея негодная! Хватит, как мороз, трещать, горюшко вещать! Там, где вешний снег сойдёт, расцветают вишни! И подмоги не дождёшься ты от силы Вышней!

Выскочил Ярила из бела шатра, бился с богом Сивым с ночи до утра. Сивый Мориан — Змеёй лютой извивался, а Ярила — на коне пламенем взвивался.

То не два богатыря соезжались, не два сокола солетались. То сражалися Весна со Зимой, бог Ярилушка со Змеёй. Бил Ярила Змею огненным копьём, а Змея свивалася перед ним кольцом — напускала на Ярилу стужу ледовитую, вьюгу снеговитую.

Как тут ясная Заря занималася, Красно Солнышко подымалося… И Ярила возносил перстень свой заветный к зареву рассветному, чтобы с неба низошла ясная стрела и небесным пламенем ту Змею сожгла!

Он собрал в рубин волшебный с силушкой чудесной — нити солнечных лучей, отблески мечей. И пустил огонь — на Змею-выргонь!

Только вместо сей Змеи — Мориан предстал, к небу он воззвал:

— О наш Боже, Вышний Бог! Твой Закон небесный строг! Ежели с Ярилою жить теперь Зимцерле — то Весна-красна не наступит в срок! Зимцерла моя по Закону, сидеть ей со мною на троне! К Закону я обращаюсь и перед Ним склоняюсь!

И тут стрела повернулась, от Мориана отвернулась и пала Зимцерле на белую грудь!

Зимцерла тогда, как во сне, в святом небесном огне, будто вешний снег, таять стала и рекла пред тем, как пропала:

— Обернусь я сим утречком ранним — облачком в дыму и пламени… И прольюсь весенним дождём, протеку хрустальным ручьём… А потом я травой-муравой прорасту, розою-шиповником в чаще процвету… Пусть сорвёт ту розу мой милый, будет помнить меня до могилы…

Тут Ярилушка ко Зимцерле на крутую гору взбегал и в огонь небесный вступал. Там искал Ярила Зимцерлу, но лишь облачко обнимал…

И, сгорая сам, провещал:

— Как взошёл я, как поднялся — да на горушку высокую… И с вершины оглядел я — землю всю широкую… А сырая та земля — то постелюшка моя. А и Камень Бел-горючий — изголовьюшко. А и жёлтые пески — моё телушко, скалы-валуны — мои косточки.

И узрел, сгорая, Ярила посреди сей крады-могилы, что не Клязьма течёт под горой, не туман ползёт над рекой, а клокочет там речка Смородина и течёт в дыму лава огненная. И по той ли огненной речке души всё идут человечьи, вслед Заре Утренице — чистые-святые, вслед Вечернице с Денницей — души тёмные.

* * *

А и тут свершилось чудо по-над Клязьмою-рекой на горе Ярилиной. Где стоял в огне Ярила — там теперь его могила.

По весне из крады той он летит домой, в Китеж-град святой. Возрождается в огне на своём коне и по небу мчит — соколом летит.

А где Сивый Мориан под горой стоял — появился там провал, где он и пропал. Там же, где в огне сгорела и растаяла Зимцерла, из горы печальной сей вытекал ручей.

И теперь весною ранней, в Ладень-день первоначальный, свадьбушки играются — все тогда венчаются во ракитовых кустах на Ярилиных горах.

И тогда по велению Вышнего расцветают ракиты и вишни. И костры на горах зажигают, славы Вышнему воспевают! И Ярилу с Зимцерлою поминают!