ТРЕТИЙ КЛУБОК ЯРИЛА И ЯРИНА

— Расскажи, Алконост, птица светлая, нам о Сиве — суровом боге, что Великий потоп учинил. Как наслал он лютую Ламию, а Ярила её победил и Ярину освободил!

— Той великой тайны я не утаю, — все, что ведаю, пропою…

Пели люди Богу Всевышнему:

— Боже наш, Боже, за что эта кара? За что Сивый бог это нам учинил? Все нивы наши спалил и нас грозой подчинил?

И им Всевышний ответил:

— Ту кару не Сива вам учинил, а лютый Мориан Сивый! Он сжёг за то ваши нивы, что Вышнего вы не чтили и жертвы не приносили.

И вот Сива-бог от Сиверных гор езжал в горы те, где живёт Святогор. А на шее Сивого бога — златая цепь с черепами, и пояс увит венками — с могил живыми цветами. На запястьях не змеи — златые браслеты, не глаза у змей — самоцветы.

И вот не коня лютый Сивый седлал, а Змея-Смока крылатого, во пламени пекла заклятого. А в очах у дракона — камень-маргарит, и куда он глядит — всё огнём горит. И вот летит над землёй лютый Смок: из пасти ревёт пламя-смага, идёт из ноздрей дым-смог.

Пролетел он море широкое, миновал и горы высокие. И на матушку-Землю сошёл, и по чистому полю пошёл. Он от града шёл — и до града, от села — к селу огнищанскому; и пришёл ко столице царской: к Цареграду Святогора, жившему дотоль без горя.

И пускал он лютого Смока на посевы и на скотину, чтобы взять себе десятину и от меры, и от тука: есть мука — так будет мука! Чтобы пели Сиве славу, отдавали тук и сало!

И увидела это Друга — бога Сивого подруга и ему супруга. И мольбой она молила, мужа так просила:

— Много нив ты разорил и невинных душ сгубил! На людей за что лютуешь, им прощенье не даруешь?

И ответил ей лютый Сива:

— Огнищане меня забыли! В божий храм не знают ходу, вместо сурьи плещут воду! Богу не дают даров, потому я так суров!

И сошлись тогда семь вил, Святогорок-самовил: и сама Златогорушка Майя, Меря и Ярина Тайя, Ася и Алина, Лина и Эльвина. Тут все семь дочерей Плеяны жертвы Сиве приносили, Другу все превозносили.

И молили Сиву… А затем и Живу, чтоб та вила в мире горнем, так же как Плеянки в дольнем, сурью подносила Мориану Сиве!

* * *

И вот сел Сивый бог на Белом Хвангуре, с ним рядом — Крыница с Сурьей. И бьёт из крыницы сей сильный огонь с земли до самого неба, чтобы было в полях много хлеба, чтобы лился дождь на поля, чтобы тучною стала земля.

И служила Сивому Жива — перед ним заступница наша, у неё в руках — злата чаша. Подавала та Живушка чашу. Сива пил и лил сурину на поля и на долины. А где капли ниспадали, там колосья возрастали.

Как плеснёт бог Сива суриной по полям и по долинам — всё растёт, живёт, зеленеет и цветы в садах цветут — богу Сиве дары дают. Также Живу все почитают, бога Чёрного проклинают.

Было так, что Кащея Бессмертного, обращённого Чёрным Идолом, Вышний Крышень заковал, под землёй замуровал. Только Тарх Дажьбог в тех пещерах ходил и темницу его ненароком разбил! Сам не ведая как, но врага отпустил!

Потому-то Кащей стал драконом, а потом, взлетев выше туч, опустился средь горных круч. И прошёл Кащей по ущельям, а затем забирался в щели. И по щелям тропой неторной переполз Змеёй в мир подгорный, где под Белым Хвангуром — Чёрный! И воссел он на чёрном троне, словно во гнезде вороньем!

И ему Марена служила, злату чашу с вином подносила. Пил ту чашу Кащей и вино отливал, потому суховей на поля налетал. А где падали капли вина от пречёрного винограда, там поля побивало от града.

И оставили люди храмы, перестали жертвы дарить, Рода-Вышнего благодарить. Нечего-де есть и пить, нечем требы нам творить! Лучше о богах забыть, будем-де мы лучше сами во пещерах жить!

Видит снова лютый Сива: льют в златую чашу Живы не медовую сурицу, а обычную водицу! И венков не вьют, песен не поют!

И тогда на Белый Хвангур тучи чёрные сошли, частый дождик принесли. Молнии сверкнули в тучах, и ударил гром гремучий.

И дракона седлал лютый Сива, был он грозен, силён и мудр, и слетел на Чёрный Хвангур. Выпил Сурьи из турьего рога и ударил мечом Чернобога.

Говорил ему Чернобог:

— Ты ещё ударь, Сивый бог!

Сива вновь его ударял… Только смотрит: Кащей пропал! Вот он был, а вот его нет, не оставил он даже след! Только ветер чуть пахнул, Сивый бог его вдохнул… И тотчас как будто лёд бога Сивого обжёг, и огонь заледенил и водою иссушил!

И тотчас Сивый сам сел на троне, словно во гнезде вороньем. И ему Марена служила, злату чашу ему подносила и вином её наполняла — Чёрным богом его величала!

— Трон к тебе перешёл, Сивый бог! Будешь ты теперь — Чернобог! По Закону Высшему Прави стал ты Мором — Владыкой Нави! В Нави ты теперь Кащей! Я же буду — Другой твоей! Я — Марена, а ты — Мориан! Я — Ворона, а ты — Вран!

Друга плакала-причитала, в Нави Сивого бога искала:

— Как во сей сторонушке чёрной грают на дубах чёрны вороны… Нету мне ни сна, ни покоя, обмерло сердечко ретивое… Слёзы горькие мои, как обильная роса, словно туча дождит в тёмных небесах… Не убавить мне горя-кручинушки, так печальна моя судьбинушка… Потеряла я свет из ясных очей, не сыскать мне дролюшку во сторонке сей…

Вслед за матушкой в ночь шла и Ламия-дочь:

— Где же ты, мой батюшка милый?.. Ты в какой сокрылся могиле?.. Ягодка я твоя горе-гореванная, горькими слезиночками вся я зареванная… Как зашёл-закатился мой батюшка ласковый, словно за горы солнышко ясное…

* * *

И дошли они до границы, где Смородинка-речка струится… Там Маренушка их встречала, чашу им вина наливала: по краям её — всё огонь горит, а на донышке — там змея лежит.

Как ходила в лес девица, та Маренушка-юдица, — там коренья злые рыла, на горе крутой сушила, в ступке их затем толкла, ситечком просеяла. А затем с вином мешала, гостьям в чашу подливала.

И притом вещала:

— Тот не вступит в царство наше, кто не вкусит Смерти чашу!

Друга с Ламией напились и тотчас же обратились: Друга обернулась львицей с крыльями юдицы, Ламья — лютой драконицей с мордою волчицы.

* * *

Высока ли высота поднебесная, глубока ли глубота океан-моря… Широко раздолье по всей земле — чуден Бел-горюч Алатырь, страшен Чёрный камень Марабель.

А и было так при царе Святогоре, да и при Велияре Сивобородом. Велияра тень — Сивый бог в беззаконство всех увлёк. И теперь уж не ведают старцы почёт, сын родного отца в суд неправый влечёт, брат пошёл с мечом на брата и с сестрой живёт в разврате! В храмах люди льют беспечно кровь не агнцев — человечью!

И настали тут лютые годы, за бедой поспешают невзгоды. Снова Сивый бог по земле разгуляться дал Змее: крылья Ламьи-драконицы, морда — будто у волчицы, а ножища — что лыжища, как у борова — нос, как у крокодила — хвост.

И топтать стала Чёрная Ламья поля, застонала тогда Мать Сырая Земля… И пошла драконица от града до града, не встречая себе преграды.

И в ту порушку, да на то времечко о беде той порхнула весточка за Смородинку — речку быструю, да за горы те Сарачинские, за поля и лес сей дикий, прямо в Китеж-град Великий…

Издалече, из чиста полюшка, где гуляет ветер на волюшке, во угодья те лебединые выезжал Ярила Годинович.

Ездил он в чистом поле три годушка — ни гуся не убил, ни лебёдушку, всё искал, с кем в бой ввязаться, в чистом поле порататься. Только нет ему силой равного, витязя под небом славного.

И поехал он да по чисту полюшку, по широкому да по раздольюшку… Вот стоит пред ним дуб покляпистый — дупло

ватый и сучковатистый. А на дубе том — вран, птица вещая, голосом вещает человечьим:

— Ой ты гой еси, бог Ярилушка! Будут славны твои дух и силушка! Ты в меня стрелой не бей, кровь на дуб сырой не лей! В чистом поле пух не развеивай, не разбрасывай чёрны перья! Славный ты, Ярила Годинович, расскажу я тебе диво-дивушко!

— Коль не сам ты Мориан — молви мне всю правду, вран!

— Знай, Ярила — светлый бог! Скоро низойдёт Потоп! Круг небес перевернулся, Сивый Мориан вернулся! Поезжай ты в чисто поле, а затем скачи за море. Там в лесах есть ветроград — Велияра Китеж-град! Ты езжай скорей к отцу, Велияру-мудрецу, — он поведает как быть, как же ту беду изжить…

* * *

И поехал он к граду Китежу, где родился Ярила — покидышем. Был медведицей вскормлен в берлоге, во заросшем дубами логе. Ибо Дива к Перуну тогда возвратилась, а отец Велияр впал в немилость.

Но теперь вновь царит в граде сём Велияр — повелитель могучих чар. У него пир горой и всё радует взор. И Ярила явился на княжецкий двор — к башне Семиверхой и ко гридне светлой.

Сына Велияр встречал, чашу Сурьи наливал:

— Знай, покуда ты рос, бог Ярила, а зимой спал медведем в берлоге-могиле, — в Pa-реке вода замутилась, Солнце Красное закатилось! И два брата мои, боги Валья и Вритья, — те, что Паном украдены были, богу Вию верно служили, — перекрыли источники вод, и тогда осерчал на них Род! И послал тогда против Вия всех Сварожичей и всех дивов, также бармичей многосильных! Я же в битву ту не вступал, внука Даждя я задержал: к дубу привязал, чтоб он переждал. Только тень я отпустил на подмогу Диву — Мориана Сиву.

— Значит, Сивыч, что всех злей, — тенью был досель твоей?

— Тень, отброшенная мной, что топтал досель стопой, тайно в ночь сбежала — и от гнева Бармы вдруг живою стала. С мощью Чёрного слилась — обрела над миром власть!

— Как же Тень ту победить, бога Чёрного сразить?

— Тарх Дажьбог в поход собрался, в битву с Чёрным он ввязался… Захватил он гору Сивы, стал супругом вилы Живы… Но, чтоб ворога убить, должен он Яйцо разбить. Коль его он разобьёт, в Нави Чёрный трон падёт! Сине море веко

лыхнётся и повсюду разольётся. И придётся нам опять мир погибший возрождать…

— А возможно ль зло повергнуть, мир при сём не ввергнув в бездну?

— Не избегнуть перемен, коль повсюду в мире тлен. Люди знаньем возгордились, и пути их извратились… Вышний на людей серчал — камень Марабель послал, дабы Святогору обратиться в гору. Камень Финист принесёт, лишь Семаргл теперь спасёт Святогора дочерей, сохранив тем род людей…

И сказал Ярилушка:

— Знать, моя судьбинушка — биться с Навскою ордой, как воюет Солнце с мглой! Ты меня теперь пусти и на бой благослови.

Велияр его пустил, и на бой благословил, и в дорогу дальнюю дар ему вручил:

— Ты возьми мою свирель, ведь её чудесна трель: злые чары одолеет, лихо и печаль развеет! Знай, что со свирелью сей станешь Ламии сильней!

* * *

И вот наступили те Лютые годы — пришли Великие воды!

И был обращён горой Святогор. Затем вновь напасть от Хвангурских гор — явилась лютая Ламья, из пасти извергнув пламя.

И так она говорила, так Цареграду грозила:

— Для Сивы жертв не жалейте! На требах кровушку лейте! Чтоб море от стен отступило и город не затопило!

И люди давали скотину драконице Чёрной Ламье, чтоб море не наступало… И вот уж скота у них не осталось, а беды всё умножались…

Тогда они собирались в дворце царя Святогора и жребий метали в горе: кому идти на съеденье, дракону на угощенье?

Тот жребий пал на Ярину, вещая злую судьбину.

— Теперь собирайся скорёшенко и умывайся белёшенько. Венком главу украшай и к синю морю ступай. Тебя там златою цепью тотчас прикуют к скале, а после оставят жертвой одну в предрассветной мгле.

И встала она скорёшенько, умылась она белёшенько, и к морюшку отправлялась, и вскоре там оказалась — к скале её приковали, и вот — одну оставляли.

Яринушка причитала и горьки слёзы роняла, а после Вышня молила, и Велияра с Ярилой, чтоб те на помощь пришли, от смерти её спасли.

Услышал Вышний моление и снизошёл в умилении, — послал на помощь Ярилу спасти младую Ярину.

Явился тотчас Ярила на белокрылом коне — златая грива в огне. И у Золотого града — великого Цареграда узрел он деву младую, в цепях и едва живую. Тут стал он деву утешать, на свирели стал играть.

Как только Ярила запел, заиграл, — тотчас скалу всколыхал. Все цепи с девы спадали, и слёзы её высыхали.

Спросил тогда бог Ярила:

— Скажи мне, дева Ярина, а где же сыскать мне ту Ламию люту, что сеет повсюду смуту?

Рекла та дева Яриле:

— Скорее спасайся, милый! Ведь скоро та Ламия прилетит и нас немедля спалит!

Но бог успокоил Яринушку:

— А ты не бойся судьбинушки, младая ты чаровница! Ты люба мне, голубица! Уздой коня придержи и в сине море смотри. А я перед боем посплю-подремлю и силушки накоплю… Но только во морюшке волны взбушуют и сильный ветер задует, — слетит с гор лютая Ламия, из пасти извергнув пламя. Меня ты тотчас на бой призови — от сладка сна пробуди!

Сказал так Ярила, а сам уснул и веки свои сомкнул…

Но вдруг всколыхалося морюшко синее, задули ветрушки сильные. Слетела с Хвангура — та Чёрная Ламия, из пасти извергнув пламя.

И как летела над Цареградом та драконица могучая — кричала во тёмных тучах:

— Сегодня разрушу город! Придут к вам лихо и голод! Перед Сивой вы провинились, напрасно вы возгордились! -

Спускалась Ламия к морю… Ярина в великом горе заплакала, зарыдала — будить Ярилушку стала. Но он всё спит — не проснётся и даже не ворохнётся…

И тут скатилась слезиночка жгучая на щёку Ярилы могучего. От жгучей слезы пробудился Ярила, взнуздал коня белогривого.

— Послушай-ка, Чёрная Ламия! Не хватит ли пыхать пламенем? Ведь ты пшеницу спалила, что Жива прежде взрастила!

Но так Ярилушке отвечала та лютая драконица:

— Да, Живою выращена пшеница! Да только ту Живушку не почитали, венком её не венчали!

И тут Яринушка, красная дева, в печали стала рыдать — Ярила же начал её утешать, и вдруг ему захотелось на дудочке заиграть.

Но только та дудочка заиграла и песнь её зазвучала, — змея стала виться, кругами летать, и стала от пляски той ослабевать…

И вскоре силы лишилась и, пав на землю, разбилась.

Ярила свой меч золотой вынимал и ту змею рассекал — мечом заклятье снимал.

И тут из шей её истекли три речки кровушки ясной. Из тела же вышла она сама — вновь девушкою прекрасной.

Из шеи одной — потекло вино, из шеи второй — пшеница, из третьей шеюшки — молоко, — все требушки драконицы. А Ламья сама словно встала от сна, от чар Марены спасённая, мечом на свет возрождённая.

И так она говорила:

— Ты славен будешь, Ярила! И путь твой с младою Яриной лежит теперь в светлый Ирий! Лишь море начнёт отступать — вы станете свадьбу играть.

И рёк Ярине Ярилушка:

— Ступай со мной, голубинушка! Всевышний теперь даст нам новый завет — за тьмой воссияет свет!

Он ласково за ручку брал Яринушку прекрасную, ступал по крови ясной… Но тут ненадолго пришлось задержаться — ведь морюшко стало везде разливаться. То кровь из шеюшек Ламии потоками вытекала и им пройти не давала.

Тут поднял Ярила златую свирель — и всюду разлилась трель. И только он стал на свирели играть, как реченьки начали высыхать. И только те реченьки высыхали, Ярила с Яриною их миновали.

И вышли они к Цареграду, зашли за его ограду. И стали они свой корабль снаряжать, чтобы Потоп переждать. А после поплыли со Святогорками — в Святые Ирийские горы. По морю поплыли, затем среди звёзд — о том поёт Алконост!

И там, во пресветлом Ирии, женились Ярила с Яриною. У Ярилы лик — Солнце Красное, у Яринушки — будто Месяц, а сестрицы её — часты звёздочки, то Плеянушки-Святогорушки.

И все на той свадьбе плясали и молодых величали.

И теперь все Ярилушке славу поют, почитают младую Ярину! Требы воздают — Ламье с Сивой, а цветы несут — Друге с Живой!