О серии и книге

Настоящим изданием, посвященным ключевым аспектам наследия преподобного Максима Исповедника, мы открываем серию «Византийская философия». После трудов В. Татакиса,[1682] Г. Вольфсона[1683], Г. Подскальского[1684], Л. Бенакиса[1685] Г. Каприева[1686] и целого ряда других работ[1687], значение византийской философии как особой предметной области, не сводимой ни к позднеан- тичной, ни тем более к средневековой, трудно оспорить. Однако вопрос о том, в чем именно состоит специфика этой области, остается открытым. Прояснению его призвана способствовать настоящая серия. Мы приглашаем к сотрудничеству в работе над ней патрологов, философов, филологов и других специалистов, занимающихся анализом догматического, экзегетического и политического мышления византийцев.

Византийская философия одновременно и шире, и уже того, чем обычно занимается патристика. Есть «наша философия» (? ??? ???? ?????????), как ее понимали христиане с первых веков, и она включает не только святоотеческую письменность, относящуюся к практике, естественному созерцанию и «мистическому» богословию, но и некий подвижнический (экстремальный) образ жизни, в чем преемствует пониманию философии (в ее отличии от «софистики»), внедренному в античное сознание уже киниками и стоиками[1688].

С другой стороны, есть совокупность традиционных академических вопросов (традиционных уже для античной, а затем и для схоластической и новоевропейской философии), которые так или иначе рассматривались и святыми отцами. Эти аспекты святоотеческого наследия могут изучаться, и уже широко изучаются.

Нам представляется, что сама по себе каждая из этих точек зрения упускает нечто важное в византийской мысли. Первая, замыкая святоотеческое наследие в себе, делает его непроницаемым для секулярного дискурса и изымает из общей истории развития послеантичной философии. Вторая, не учитывая специфику исследуемых текстов, рискует представить их неадекватно, вырвав из того экзистенциального контекста, в котором они создавались.

Оба подхода должны сочетаться. В соответствии с этим мы составили настоящий том из двух частей. В первой христологическая полемика преподобного Максима Исповедника с моноэнергизмом и монофелитством рассматривается в контексте его жизненного пути и подвига, о которых свидетельствуют, в частности, публикуемые нами переводы диспутов преподобного Максима с его обвинителями во время судебных процессов над ним и пребывания его в ссылке, а также свидетельства о последних днях преподобного и его учеников. Включение этих материалов оправдано тем, что святоотеческая философия, которой посвящен настоящий том, — это не только (и не столько) приложение философского аппарата к богооткровенным истинам, сколько неразрывное сочетание мышления о «вещах Божественных и человеческих» с жизнью, которая для святых есть умирание для мира и переселение к Богу.

Вторая часть содержит греческий текст и перевод одного из важнейших богословско — философских трактатов преподобного Максима — 7–й главы Трудностей (произведения, более известного под латинским названием Ат- bigua), комментарии (схолии) к этому трактату, а также перевод двух, посвященных по большей части ему, работ выдающегося исследователя жизни и мысли преподобного, Поликарпа Шервуда. Трактат, полемически направленный против оригенизма, содержит первую в истории христианской мысли разработку в полном смысле православного (свободного от оригенистских посылок) синтеза, охватывающего все сотириологически значимые аспекты бытия. Онтодинамика обожения, которую он описывает, составляет экзистенциальную основу той философии, которую византийцы назвали «жизнью во Христе».

Мы хотим выразить признательность Ж. — К. Ларше, Иштвану Перцелу и В. М. Лурье, дискуссии с которыми оказались для нас весьма стимулирующими в работе над этим томом, а также всем, кто помог нам в работе над ним, в первую очередь, архимандриту Нектарию (Яшунскому), В. А. Баранову, 3. А. Барзах, А. А. Белоусу, Е. В. Берзиной, В. И. Земсковой, Г. Н. Начин- кину, Каролин Маше, Д. А. Шабанову, Леле Хопериа и К. В. Хрусталеву.

Составители