Тернии Патриаршества (70–80-е годы XX века)
«В 70-х гг. церковная жизнь оставалась относительно стабильной и протекала без потрясений, подобных тем, какие выпали на долю Церкви десятилетие назад, в годы хрущевских гонений. Государственная политика по отношению к Церкви оставалась в основных своих чертах неизменной, какой она сложилась после отставки Н. С. Хрущева: жесткий, тотальный контроль за всеми проявлениями церковной жизни, противодействие попыткам расширить сферу дозволенного для Церкви, но без массовых репрессий против духовенства или верующих мирян, без массового закрытия церквей и без шумных пропагандистских атеистических кампаний. На общем фоне этой политики репрессивные меры воспринимались уже как эксцессы…» — отмечает протоиерей Владислав Цыпин[189].
Другой исследователь игумен Дамаскин (Орловский) так характеризует период 70-х и первую половину 80-х годов:
«Идеологи Советского государства предполагали, что препятствия, созданные ими для прихода людей в храмы, приведут к уменьшению числа верующих, а вместе с этим и к закрытию православных храмов. Надзор за духовенством и верующими — в особенности в провинциальных городах — был достаточно суров и в 70–80-х гг., нужно было обладать значительным мужеством, чтобы исповедовать веру в условиях преследований, чаще всего выражавшихся в ограничении служебной деятельности; судебные преследования, практиковавшиеся в предыдущий период, стали единичными. Самым характерным в то время во взаимоотношениях РПЦ и государства была попытка с помощью Совета по делам религий и КГБ удержать контроль над всеми сколько-нибудь заметными явлениями в жизни РПЦ и ее деятелями, но у власти не было достаточных сил, чтобы уничтожить церковную организацию»[190].
Впрочем, такой задачи власть в то время уже не ставила. Да и дух времени был иной. Под его воздействием произошла метаморфоза самой власти — в сторону к относительной либерализации и принятию так называемых общечеловеческих ценностей, под которыми естественно подразумевать ценности религиозно-нравственные.
В 1975 году Президиум Верховного Совета СССР внес своим указом законодательные изменения в постановление ВЦИК и СНК РСФСР 1929 года «О религиозных объединениях». Отменялась формулировка «религиозные объединения и группы верующих не пользуются правом юридического лица». Вместо этого говорилось о том, что «религиозные общества имеют право приобретения церковной утвари, предметов религиозного культа, транспортных средств, аренды, строительства и покупки строений для своих нужд в установленном законом порядке»[191]. Таким образом, повторялась формулировка постановления Совнаркома от 22 августа 1945 года (оставшегося неизданным). Однако новые дополнения сужали круг дозволенной законом церковной деятельности:
«Религиозные общества имеют право производить складчины и собирать добровольные пожертвования только на цели, связанные с содержанием молитвенного здания, культового имущества, наймом служителей культа и содержания исполнительных органов; религиозные шествия, совершение религиозных обрядов и церемоний под открытым небом, а также в квартирах и домах верующих допускаются с особого каждый раз разрешения исполнительного комитета районного, городского Совета депутатов трудящихся»[192].
Принятая в 1977 году и широко разрекламированная новая («Брежневская») Конституция СССР по существу ничего нового в советское, сугубо дискриминационное законодательство относительно прав верующих, не вносила; ее 52-я статья гласила: «Гражданам СССР гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду»[193]. Таким образом, богослужение, как и раньше, уравнивалось с атеистической пропагандой.
С бесправным положением Церкви не могла смириться христианская совесть. В те годы в обществе циркулировало немало писем с протестами против такого положения; как правило, они были адресованы в соответствующие государственные инстанции и широко транслировались зарубежными радиостанциями, в особенности религиозными программами «Голоса Америки», «Би-би-си», «Немецкой волны», «Свободы».
Особый резонанс вызвало весной 1972 года открытое «Великопостное письмо» Александра Солженицына Патриарху Пимену. Оно было реакцией на патриаршее Рождественское послание 1971/1972 гг., в котором содержался призыв к эмигрантской пастве воспитывать своих детей в духе любви к Родине и к Православной Церкви. В своем нелицеприятном, мужественном и глубоко выстраданном, исполненном правдолюбия письме, написанном на Крестопоклонной седмице, писатель обратился к Предстоятелю Церкви с горькими упреками и обвинениями…
«Святейший Владыко! — писал А. И. Солженицын. — Защемило то место, где Вы сказали наконец о детях — может быть, в первый раз за полвека с такой высоты: чтобы наряду с любовью к Отчизне родители прививали бы своим детям любовь к Церкви (очевидно, и к вере самой?) и ту любовь укрепляли бы собственным добрым примером. Я услышал это — и поднялось передо мной мое раннее детство, проведенное во многих церковных службах, и то необычайное по свежести и чистоте изначальное впечатление, которого потом не могли стереть никакие жернова и никакие умственные теории. Но — что это? Почему этот честный призыв обращен только к русским эмигрантам? Почему только тех детей Вы зовете воспитывать в христианской вере, почему только дальнюю паству Вы остерегаете «распознавать клевету и ложь и укрепляться в правде и истине»? А нам — распознавать? А нашим детям — прививать любовь к Церкви или не прививать? Да, повелел Христос идти разыскивать даже сотую потерянную овцу, но все же — когда девяносто девять на месте. А когда и девяноста девяти подручных нет — не о них ли должна быть забота первая? Почему, придя в церковь крестить сына, я должен предъявить паспорт? Для каких канонических надобностей нуждается Московская Патриархия в регистрации крестящихся душ?»[194] — и т. д.
Очевидно, что вопросы великого писателя в данном контексте были отнюдь не риторическими, но часть из этих и последующих обвинений он должен был бы адресовать не Патриарху Пимену, а советским чиновникам — в Совет по делам религий, в КГБ и в другие государственные и партийные инстанции, контролировавшие жизнь Русской Православной Церкви. Очевидно и бесспорно и то, что в письме Солженицына сказана горькая правда о бесправном положении Русской Православной Церкви в период ее «вавилонского пленения» государственным атеизмом. Тяжесть этого плена в наибольшей мере ощущалась именно Патриархом, ибо его ответственность пред Богом за паству была в такой же мере велика и значительна. Молодому поколению, выросшему уже в перестроечное и постперестроечное время, в конце 80-х и в 90-е годы, сейчас уже трудно представить то тяжелое, казавшееся беспросветным положение Церкви, красноречиво описанное А. И. Солженицыным в рассматриваемом письме:
«На каждый действующий храм — двадцать в запустении и осквернении, — есть ли зрелище более надрывное, чем эти скелеты, достояние птиц и кладовщиков? Сколько населенных мест по стране, где нет храма ближе ста и даже двухсот километров? И совсем без церквей остался наш Север — давнее хранилище русского духа и, предвидимо, самое верное русское будущее. Всякое же попечение восстановить хоть самый малый храм, по однобоким законам так называемого «отделения Церкви от государства», перегорожено для делателей, для жертвователей, для завещателей. О колокольном звоне мы уже и спрашивать не смеем, — а почему лишена Россия своего древнего украшения, своего лучшего голоса? Да храмы ли? — Даже Евангелие у нас нигде не достать, даже Евангелие везут к нам из-за границы, как наши проповедники везли когда-то на Индигирку».
Действительно, все было именно так. И в том, что сейчас положение коренным образом переменилось, есть очевидная заслуга Патриарха Пимена. В ретроспективном обзоре событий это становится все более очевидным с каждым годом. Нет, не утратил великий русский народ ни духа христианства, ни своего христианского облика!..
Получив письмо Солженицына, Патриарх Пимен с горечью сказал: «Побыть бы ему в моих башмаках только пару дней!.. Ну, пусть пишет!»[195]
Сейчас мы знаем, что в этих «башмаках» было трудно ходить; есть в словаре живого великорусского языка другое слово — «колодки»: их надевали арестанту для предупреждения побега; и таким, в сущности, колодником, только в позолоченной клетке, и был Патриарх Пимен. Его бывший келейник епископ Сергий (Соколов), душевно сокрушаясь, вспоминает, что Патриарх не мог в то время позволить себе даже пастырских поездок по епархиям:
«По бывшему Советскому Союзу Патриарх путешествовал только по одному выверенному маршруту: Москва — Одесса. Я много раз наблюдал, как рано утром, проезжая Киево-Печерскую Лавру, Патриарх подходил к окну вагона и молился на проплывавшие вдали золотые купола монастырей… Личные встречи с пасомыми, знакомство с их духовной жизнью, которой, как правило, не бывает без проблем, — все это неотъемлемая обязанность всякого духовного руководителя. Если же этого общения нет, то священник, епископ и, конечно, Патриарх испытывают огромные затруднения в выполнении своего пастырского долга, и можно представить себе, что переживал и чувствовал покойный Святейший Патриарх Пимен, святой обязанностью которого было окормление многомиллионной российской православной паствы. Искусственно создаваемые безбожной властью обстоятельства, несомненно, были постоянным немым укором Первоиерарху, само имя которого — Пимен, переводимое с греческого как «пастырь», ежедневно напоминало ему о ненормальности положения Церкви в Советском Союзе»[196].
Глава Русской Церкви, к сожалению, не ответил А. И. Солженицыну. Но в полемику со знаменитым писателем вступил известный религиозный правозащитник священник Сергий Желудков (1910–1984). В своем открытом письме Солженицыну, рассуждая о тоталитарной, жестко централизованной Системе Советского государства, в которой легальная Церковь никак не может оставаться островом свободы, он писал: «Что же нам остается в такой ситуации делать? Сказать: либо всё, либо ничего? Попробовать уйти в подполье, которое в данной Системе немыслимо? Или же как-то вписаться в Систему и воспользоваться пока что теми возможностями, которые позволены? Русская иерархия приняла второе решение. Отсюда и происходит сегодня всё зло. Но другого выбора не было»[197].
Очевидно, что и о. Сергий Желудков подходит к проблеме неадекватно, по существу оставаясь в привычной парадигме противопоставления диссидентства и конформизма, то есть в системе чисто внешних координат, игнорирующих внутреннюю свободу Церкви (познаете истину, и истина сделает вас свободными: Ин. 8, 32) и ее неотмирность (царство Мое не от мира сего: Ин. 18, 36).
Здесь следует добавить, что А. И. Солженицын и священник Сергий Желудков в то время не знали о конфиденциальном отчете Василия Григорьевича Фурова, заместителя председателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР (с 1968 по 1981 г.), написанном для членов ЦК КПСС. В отчете была изложена весьма условная схема деления иерархов Русской Церкви на 3 категории, по степени лояльности к властям предержащим. Патриарх Пимен был отнесен к первой, наиболее лояльной категории. Вместе с тем в докладе содержалась неожиданная критика в адрес Патриарха Пимена. Фурову не понравились его слова, сказанные 6 мая 1974 года: «Мы считали и считаем, что социальные вопросы не должны затемнять или заменять основное понятие спасения как освобождения от греха, проклятия и смерти и достижения жизни вечной в Царстве Небесном и в общении с Богом»[198].
* * *
Тем временем Святейший Патриарх Пимен, не оглядываясь на подобную полемику, продолжал достаточно эффективно (и без ненужных аффектов) руководить работой синодальных отделов и других учреждений Московского Патриархата. В поле его зрения постоянно находились Учебный комитет и Хозяйственное управление, Отдел внешних церковных сношений и Издательский отдел, Пенсионный отдел, другие церковные структуры.
Надо сказать, что в то время с особой признательностью Предстоятель Церкви отмечал и поощрял деятельность своего будущего преемника — Управляющего делами Московской Патриархии, председателя Учебного комитета при Священном Синоде митрополита Таллинского и Эстонского Алексия.
Патриарху Пимену было конечно же гораздо легче развивать инициативу и предпринимать какие-либо действия в защиту интересов Церкви за пределами СССР. И мы знаем немало случаев такой его активности. Например, в 1973 году, когда он (после потепления в советско-западногерманских отношениях, вызванных Московским договором 12 августа 1970 года) потребовал от ФРГ вернуть православные храмы из юрисдикции Зарубежной Церкви Московскому Патриархату.
В Обращении к Преосвященным архипастырям, клиру и мирянам западноукраинских епархий в связи с 35-летием Львовского Церковного Собора 1946 года от 12 мая 1981 года Патриарх Пимен подчеркнул: «Львовский Собор явился выражением чаяний Церкви Галичины возвратиться к вере Святой Православной Церкви, которая является исторической Церковью всего украинского народа, к вере своих праотцев, воспринявших в струях Днепра Святое Крещение, 1000-летие которого будет праздноваться через несколько лет»[199].
О предстоящем тысячелетнем юбилее Патриарх Пимен во всеуслышание объявил заблаговременно, за много лет до 1988 года. Он сделал все возможное, чтобы не только, так сказать, «усыпить бдительность» властей предержащих, но, главным образом заручиться их сочувственной и активной поддержкой, использовать подготовку к празднованию юбилея в интересах Церкви. В преддверии юбилея стало возможным заметно активизировать деятельность нескольких синодальных отделов, в первую очередь — Издательского и Отдела внешних церковных сношений. По благословению Патриарха Пимена Издательский отдел, возглавлявшийся архиепископом Волоколамским [впоследствии митрополитом Волоколамским и Юрьевским] Питиримом (Нечаевым) выпустил несколько изданий Библии и Нового Завета, многотомную «Настольную книгу священнослужителя», был издан ряд богослужебных книг (в том числе Минея праздничная, Триодь постная и Триодь цветная, Служебник и Требник), обеспечивших нужды Церкви на несколько десятилетий вперед. В 1981 году Издательский отдел с помощью Патриарха Пимена перебрался из тесных помещений Новодевичьего монастыря в специально отреставрированное (фактически заново построенное) здание на Погодинской улице, дом 20. «Издательское дело требует специальной богословской, литературной и профессиональной квалификации. Мы всегда стараемся оказывать нашему Издательскому отделу должное внимание и необходимую поддержку и выражаем сердечную признательность всем его труженикам», — сказал Патриарх Пимен в своем докладе 25 мая 1978 года, на торжественном праздновании 60-летия восстановления Московского Патриаршества[200].
К этому более скромному юбилею Русская Православная Церковь под руководством Святейшего Патриарха Пимена пришла с определенными достижениями, о чем умалчивают недобросовестные критики.
Главное, что был приостановлен процесс закрытия храмов, «запущенный» Н. С. Хрущевым. Более того, в отдельных епархиях удалось зарегистрировать семь новых приходов (в городах Асино Томской области, Славгороде Алтайского края, Морозовске Ростовской области, Каттакургане Узбекской ССР, Балхаше, Макинске и Экибастузе Казахской ССР) и построить четыре храма (во Владивостоке, Новокузнецке Новосибирской епархии и 2 храма в Новгородской епархии), что само по себе создавало прецедент. Об этом с удовлетворением сообщил Патриарх Пимен в упомянутом докладе[201].
Конечно, этого было явно недостаточно.
«Это число и в самой малой степени не могло удовлетворить огромную нужду в церквах больших промышленных городов, где часто не было ни одного православного храма. В полуторамиллионном Горьком [ныне Нижний Новгород] в 60–70-х гг. оставалось только три церкви на окраинах. Многократные прошения православных жителей города, под которыми стояло более тысячи подписей, адресованные местным властям, оставались без положительного ответа. На Камчатке, Сахалине, Чукотке, Колыме, Курильских о-вах не было ни одного православного прихода. За пять лет, с 1971 по 1975 г., число приходов РПЦ с 7274 сократилось до 7062… в среднем закрывалось по 50 приходов в год. В последующие пять лет темпы закрытия были несколько снижены, закрывалось до шести приходов ежегодно, и в 1981 году Русская Православная Церковь насчитывала всего лишь 7007 приходов», — констатирует протоиерей Владислав Цыпин[202].
Очень серьезной оставалась кадровая проблема — из-за резкого сокращения числа учащихся в духовных школах в начале 60-х годов, вызванного закрытием нескольких духовных семинарий (в Киеве, Минске, Саратове, Ставрополе, Волынске). В 1980 году, в связи с проведением в Москве XXII Олимпийских игр (с 19 июля по 3 августа), власти решили сделать демонстративные шаги навстречу Церкви. В ответ на ходатайство Патриарха Пимена об открытии духовных семинарий был, однако, разрешен лишь дополнительный или параллельный набор учащихся в уже действующих семинариях.
Количество богослужебной утвари, свечей и икон, которое выпускалось тогда церковными мастерскими (под руководством инженера Павла Ивановича Булычева, назначенного в 1976 году Патриархом Пименом главным инженером строительства новых мастерских в пос. Софрино[203]), было практически минимальным. Между тем от этого зависело нормальное жизнеобеспечение всей Церкви.
И здесь следует сказать особо о попечении Патриарха Пимена относительно первоочередных и самых насущных нужд Русской Церкви. Почти сразу же после своего избрания он обратился с соответствующим ходатайством к Правительству СССР о выделении земли для строительства крупного церковного завода. В 1972 году в ответ на письмо Патриарха Правительство решило удовлетворить ходатайство Церкви о выделении необходимого участка для строительства. Было учтено и конкретное пожелание Его Святейшества, чтобы будущий завод находился на пути между Москвой и Троице-Сергиевой Лаврой: участок в три гектара был выделен в поселке Софрино. Вот как об этом вспоминает Евгений Алексеевич Пархаев, нынешний директор Художественно-производственного предприятия Русской Православной Церкви «Софрино»:
«Помню, когда мы с Патриархом Пименом приехали осматривать выделенный участок (дело было осенью), ему пришлось обуть резиновые сапоги — такая была непролазная грязь. Пришли, смотрим — вокруг болота, грязища. Оказывается, нам выделили землю, на которой кирпичный завод брал глину. Святейший посмотрел и сказал: «Вот здесь должен вырасти прекрасный церковный завод». Эти его слова я воспринял как задачу. Теперь-то понимаю, что он духовным взором увидел будущую красоту нашего предприятия, которая сегодня восхищает всех… Иногда вспоминаю те времена — сколько всего пришлось пережить! Попробуй купить кирпич или доски — дефицит! А сколько контролеров следило за Церковью!.. Именно он сумел зажечь во мне искру Божию. Учил доброте, мудрости и в то же время осторожности — ведь Церковь в то время была гонимой. Одно из его напутствий запомнил на всю жизнь. «Спешите делать добро», — повторял Святейший слова доктора Федора Гааза, врача, праведника, жившего в России в прошлом столетии»[204].
В 1973 году был заказан проект, а в 1975 году по благословению Патриарха Пимена — начато строительство. С чувством великой благодарности вспоминают ныне ветераны церковного завода практическую помощь и поддержку в этом строительстве как самого Патриарха Пимена, так и исполнявшего обязанности Председателя Хозяйственного управления Московской Патриархии епископа Калининского и Кашинского Ермогена (1980) и протопресвитера Матфея Стаднюка, возглавившего Хозяйственное управление впоследствии. «Все этапы строительных работ, дальнейшие труды по благоустройству производства проводились при неусыпном молитвенном попечении Патриарха Пимена, вникавшего во все нужды строительства. Он отдал распоряжение, чтобы начальники цехов не менее трех раз в неделю бывали на строительстве…»[205]
Первый камень, уложенный в фундамент будущего завода в 1974 году, освятил архимандрит Евлогий, в то время помощник эконома Троице-Сергиевой Лавры, ныне архиепископ Владимирский и Суздальский. К 1980 году основное строительство было завершено. К моменту переезда в Софрино на заводе трудилось около 700 человек. За несколько дней до торжественного открытия предприятия состоялось освящение его домовой церкви, построенной по благословению Патриарха Пимена. Церковь была освящена во имя преподобного Серафима Саровского. Иконостас храма изготовлен мастером М. Ф. Физрахмановым, а расписан известным иконописцем монахом (ныне архимандритом) Зиноном (Теодором). Чин освящения совершил протопресвитер Матфей Стаднюк в сослужении протоиерея Сергия Суздальцева.
Отец Матфей передал храму иконы — личный дар Патриарха Пимена. Торжественное открытие и освящение предприятия состоялось 15 сентября 1980 года. В тот день Патриарх Пимен в присутствии членов Синода, именитого духовенства и многочисленных гостей преподал труженикам «Софрино» свое первосвятительское благословение. Патриарший завет: «В усердии не ослабевайте!» — стал девизом предприятия на все последующие годы.
Сам Патриарх ничуть не ослабевал в усердии, несмотря на вступление в довольно преклонный возраст. Важным достижением эпохи его предстоятельства явилась переквалификация доходов священнослужителей с 19-й статьи налогового законодательства на 18-ю. Это означало, что государство перестало рассматривать духовенство как некое буржуазное сословие, клан предпринимателей-частников, эксплуатирующих наемную силу, подобно помещикам, капиталистам и так называемым кулакам. В результате налоговое бремя на духовенство снизилось с 1 января 1981 года на целых 12 процентов: с 81 процента до 69. То, чего не удалось добиться Патриархам Сергию и Алексию I, удалось достигнуть Патриарху Пимену. Разумеется, на дворе уже стояла иная погода, но и личная заслуга Святейшего в этом достижении была немалая.
* * *
Относительная терпимость — без массовых репрессий, но при строжайшем контроле, — с этой установкой властей по отношению к Церкви Патриарх Пимен вынужден был, конечно, считаться. Многое он делал, что называется, «с оглядкой», особенно в первую половину своего служения. Избегая, как и его предшественники, ненужной конфронтации с государством, Патриарх Пимен старался обозначить интересы Церкви при любом удобном случае. Свою позицию он выражал достаточно дипломатично — в рамках внутрицерковных возможностей. Так, например, когда епископ Полтавский и Кременчугский Феодосий (Дикун) обратился 26 октября 1977 года к председателю Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежневу с мужественным письмом о вопиющем бесправии Церкви, Патриарх Пимен нашел своеобразный и, можно сказать, остроумный способ его поддержки: он возвел исповедника-правдоискателя (в следующем, 1978 году) в архиепископский сан. Так Патриарх Пимен засвидетельствовал свою явную солидарность со следующими призывами владыки Феодосия в письме к главе государства:
«Для общего блага, братства и большей сплоченности нашего народа нужно сделать очень немногое:
а) прекратить унизительную антизаконную регистрацию треб и требоисправителей в церкви;
б) дать возможность Епископам рукополагать столько священников, сколько этого требуют обстоятельства, и независимо от того, из какой области будет рукополагаемый;
в) не препятствовать делать ремонт храмов и молитвенных домов;
г) уполномоченным отказаться от своей антирелигиозной деятельности и быть нейтральными в вопросах веры — как этого требует советское законодательство;
д) не закрывать храмы насильственным путем;
е) увеличить тираж выпуска духовной литературы, в которой имеется острая нужда среди верующего населения;
ж) не мешать духовенству в выборе места жительства и служения;
з) не делать в прессе таких выпадов против религии, которые могли бы дать право атеистам ненавидеть верующих, а также не допускать оскорбления чувств верующих в печати;
и) необходимо Церковь избавить от гнетущей опеки уполномоченных и больше предоставить прав в делах веры Епископам.
Ибо, если было бы противоестественным, чтобы дела коммунистов решали антикоммунисты, то так же нелепо видеть, как неверующие в лице уполномоченных решают дела верующих. Пусть всё станет на свои места.
Таков закон правды»[206].
Эти призывы, которыми кончалось письмо архиепископа Феодосия (копия его была направлена Патриарху Пимену и митрополиту Киевскому и Галицкому Филарету), фактически являлись требованиями; они логически вытекали из апологетической и гуманистической преамбулы документа: «Бог, создав человека, наделил его разумом, свободной волей и бессмертием. Хотя некоторые люди и оспаривают существование Бога, но все они в общем и целом согласны с тем, что человек обладает разумом, внутренней свободой и бессмертием, если и не личным, то по крайней мере — генетическим. Эти три вышепоименованных фактора делают человека личностью и ставят его над животным миром. Грешит поэтому каждый, как против полноты человеческой природы, так и против ее Творца, кто запрещает человеку свободно мыслить, действовать и веровать в свое личное бессмертие»[207].
В своей конкретной практической деятельности на благо Церкви Патриарх Пимен неукоснительно следовал стезей правды: в вопросах вероучения, богослужебной и литургической жизни Церкви он неизменно твердо, принципиально и ревностно соблюдал незыблемую верность святоотеческой традиции.
Добрые плоды такого курса (и его личного благочестия) сказались уже в конце 70-х годов: «Более частыми становились случаи религиозного обращения людей, выросших в атеистических семьях, значительно увеличилось число крещений взрослых, особенно в больших городах. Средний возраст прихожан начал снижаться… Умножение числа новообращенных, главным образом из среды столичной и городской интеллигенции, свидетельствовало о том, что влияние Церкви на общество не сойдет на нет, как надеялись ее недруги»[208].
Принципиально важным для жизни Церкви явлением в 70-е годы стало фактическое возобновление прославления святых, осуществленное по благословению Патриарха Пимена, несмотря на негласный запрет со стороны властей. Этот вопрос обстоятельно раскрывает игумен Андроник (Трубачев), подчеркивая осторожную мудрость Патриарха, сумевшего инициировать процесс канонизации, опираясь на межцерковные сношения. Так, например, 6 октября 1977 года был причислен к лику святых просветитель Америки, Сибири и Дальнего Востока митрополит Московский Иннокентий (Вениаминов); поводом для канонизации была просьба Священного Синода Православной Церкви в Америке.
11 апреля 1981 года трудами наместника Троице-Сергиевой Лавры архимандрита Иеронима (†30 марта 1982 г.) в крипте Успенского собора был устроен и освящен в честь святителя Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского, престол в южном приделе храма Всех святых, в земле Российской просиявших[209].
«Своеобразно» была проведена в 1978 году канонизация местночтимого святителя Мелетия (Леонтовича), архиепископа Харьковского и Ахтырского (†29 февраля 1840): Патриарх Пимен и Синод своим постановлением от 21 февраля 1978 года утвердили службу и акафист святителю Мелетию, составленные архиепископом Харьковским и Богодуховским Никодимом (Руснаком)[210].
В 1980 году, в связи с празднованием 600-летия победы на Куликовом поле, были созданы надлежащие предпосылки к последующей (в 1988 году) канонизации великого князя Димитрия Донского. Деятельное участие Русской Православной Церкви в этом всенародном торжестве, включая юбилейные научные конференции и издания, показало широкой общественности и всему народу, какими неразрывными узами связана Церковь с историей страны и государства Российского. Значение ее патриотического служения становилось все более очевидным и в глазах властей предержащих.
За период после Поместного Собора 1971 года при Патриархе Пимене было установлено также несколько соборных празднований святых — Тверских (1979), Новгородских (1981), Радонежских (1981), Владимирских (1982), Смоленских (1983), Белорусских (1984), Сибирских (1984), Костромских (1986), Рязанских (1987), Крымских (1988). По инициативе епархиальных архиереев Церкви были переданы мощи святителя Феодосия Черниговского, преподобного Феодосия Тотемского и гробница святителя Питирима Тамбовского.
Время было нелегкое. Сейчас трудно себе представить, сколько неожиданных проблем возникало там, где, казалось бы, их не должно было возникать! При отсутствии современных средств коммуникаций Святейший «как в воду глядел» и знал реальную ситуацию не только в центре, но и в отдаленных епархиях.
Митрополит Воронежский и Липецкий Мефодий так рассказывает о своем назначении на Воронежско-Липецкую кафедру (в 1982 году): «Направляя меня в Воронеж, Святейший Патриарх Пимен не скрывал, что обстановка в епархии непростая. Из пятидесяти имевшихся храмов только чуть больше половины были пригодны для богослужений, насчитывалось лишь сорок священнослужителей, все монастыри разорены. Отношение местных чиновников к Церкви я для себя определил как дремучее. Мешок муки для просфор нельзя было купить без разрешения уполномоченного Совета по делам религий. Особенно меня возмутило намерение властей ликвидировать кафедральный Покровский собор и здание отдать под музей»[211].
Но терпение и смирение творят чудеса. Последние годы жизни Патриарха Пимена были отмечены обнадеживающими переменами. В лучшую сторону изменились отношения Церкви и государства, необратимый характер принял процесс их дальнейшей нормализации. Один Бог ведает, каких усилий это стоило Патриарху. Он часто болел: сказывались годы заключения и ссылки, перенесенные тогда лишения и невзгоды.
Торжества, посвященные 60-летию восстановления Патриаршества в Русской Православной Церкви в 1978 году засвидетельствовали, сколь высоким духовным авторитетом пользуется ее Предстоятель[212]. Равно как и празднование 70-летия Патриарха Пимена, отмеченное через 2 года. За эти 2 года по благословению Святейшего было положено немало трудов для блага Церкви, в частности, отреставрировано на добровольные пожертвования верующих несколько храмов, в том числе Успенский собор Почаевской Лавры. Едва ли не лучшим подарком к этому юбилею явилось открытое письмо Предстоятелю Церкви от о. Димитрия Дудко, написанное 5 июня 1980 года. В нем было ясно и откровенно сказано:
«Я пытался поучать Вас, что Вы идете не тем путем, каким нужно идти. Но Вы именно идете тем путем, потому что этим путем прошли и Ваши предшественники. Идя этим путем, Церковь стоит и делает свое дело, а другой путь превращается или просто в шум, или в политиканство, во что и я оказался втянутым, в чем сейчас искренне раскаиваюсь. Дело Божие делается скромно и тихо, терпеливо и смиренно, а не так, как мне мечталось в моем воображении»[213].
Независимый зарубежный исследователь после подробного анализа этого заявления о. Димитрия делает следующий вывод: «Отсюда получается, что не слабость и страх были причиной покаяния Дудко, а решение обрести свободу, даже ценой своей личной репутации, для того, чтобы служить священником и проповедовать «погибающим»[214].
Именно этой же мотивацией, на наш взгляд, руководствовался и Патриарх Пимен в тех своих действиях, которые были явным компромиссом с властями предержащими. «…Вся моя жизнь посвящена служению Русской Православной Церкви. О том, как я совершаю это служение, судить не мне: об этом судят люди и знает Господь-Сердеведец», — сказал сам Патриарх[215].
В 1977 году небольшим тиражом вышел 1-й, а в 1985 году — 2-й том патриарших «Слов, речей, посланий, обращений». Оба тома как бы подводили предварительные итоги всей его жизни.
4 декабря 1982 года, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, Русская Церковь торжественно отпраздновала четверть века со времени епископской хиротонии своего Предстоятеля (совершенной 17 ноября 1957 года). В приветственном адресе Священного Синода по этому случаю было сказано: «Для богоспасаемой паствы Вы являетесь ревностным путеводителем ко спасению; благодатным строителем Тайн Божиих; мудрым проповедником и учителем веры и правды Божией. Для пастырей Церкви — опытным в духовной жизни и заботливым руководителем, наставляющим их своим примером…»[216]
За день до того, 2 декабря, в Московской Духовной академии состоялось торжественное собрание, на котором было произнесено много теплых слов в адрес юбиляра; с докладами выступили архиепископ Волоколамский Питирим («Богословие Святейшего Патриарха Пимена. Его общественное и миротворческое служение»), доцент МДА архимандрит Иоанн (Маслов) («Святейший Патриарх Пимен — поборник церковных традиций»), протоиерей Николай Смирнов («Путь архипастырского служения Святейшего Патриарха Пимена») и проф. МДА К. Е. Скурат («Слова вечной жизни Святейшего Патриарха Пимена»). Виновник торжества, впрочем, уклонился от присутствия на этом чествовании.
Интересно отметить, что председатель Совета по делам религий В. А. Куроедов на официальном приеме, поздравляя Патриарха Пимена, произнес непривычные в устах чиновного атеиста слова: «За годы Вашего служения как Главы Церкви Русская Православная Церковь стала лидером прогрессивного религиозного мира… (курсив мой. — В. Н.)»[217].
Другой, не менее значительный юбилей — 75-летие со дня рождения Патриарха — Русская Церковь молитвенно отметила 23 (10) июля 1985 года. Празднование состоялось в Троице-Сергиевой Лавре. Предстоятель Церкви возглавил торжественный акт и трапезу, выступил на них с речами. За патриотическую деятельность в защиту мира и в связи с семидесятипятилетием со дня рождения Президиум Верховного Совета СССР (председателем которого был тогда Андрей Громыко) наградил его орденом Трудового Красного Знамени. Несколько ранее, а именно 11 июня, в связи с 40-летием Победы советского народа в Великой Отечественной войне, Его Святейшеству была вручена юбилейная медаль. Эти юбилеи и награды вызвали у него не только чувство удовлетворения, но и породили немало горестных воспоминаний…
1985 год завершился для Русской Церкви важным историческим событием — празднованием 300-летия основания Московской Духовной академии.
Основанная 25 декабря (по новому стилю) 1685 года учеными монахами братьями Иоанникием и Софронием Лихудами как средоточие духовного просвещения для православного Востока, Славяно-Греко-Латинская академия, впоследствии переименованная в Московскую Духовную академию, на протяжении всей своей истории была не только высшей школой богословской науки, но и хранительницей истинной веры, подлинного благочестия и христианской нравственности. «Пребывая в послушании у тайнозрителя Пресвятой Троицы аввы Сергия, преподаватели и студенты Московских духовных школ учатся у него опытному боговедению, которое является венцом и конечной целью богословия»[218]. Эту мысль выразил Патриарх Пимен, выступая на академических торжествах 29 декабря 1985 года.
Примерно за месяц до того в состоянии его здоровья наступило заметное ухудшение. Поездка в Карловы Вары осенью того года не сумела помешать обострению сахарного диабета, как диагностировали врачи. Превозмогая телесные немощи, Святейший, однако, продолжал свои труды и неослабные усилия, старался оставаться кормчим в деле управления церковным кораблем. Одной из главных его забот оставалось попечение о замещении епископских кафедр достойными кандидатами.
Когда после долгой болезни Патриарх Пимен, с трудом передвигая ноги, появился в Богоявленском соборе, прихожане радовались за него и говорили с воодушевлением, что служба Божия для него драгоценна, что не служить для Предстоятеля — в тягость.
Выдающийся языковед Евгений Михайлович Верещагин, многолетний прихожанин этого собора, вспоминает: «Явно превозмогая себя и ступая мелкими шажками, он все же обходил с кадилом храм, покуда на двунадесятый праздник пелось величание. Он просто купался в любви церковного народа. Знание Патриархом Пименом последований простиралось так далеко, что даже отпуст на Троицу, необычайно длинный и сложный, он мог произнести наизусть»[219].
К 76-летию Его Святейшества приурочили празднование 15-й годовщины его патриаршей интронизации. Этот день Патриарх Пимен провел в Троице-Сергиевой Лавре. После Божественной литургии в Успенском соборе был совершен благодарственный молебен с возглашением многолетия Предстоятелю Русской Церкви. На приеме в Тронном зале патриарших покоев, наряду с приветствиями от русских иерархов, прозвучало поздравление инославного гостя, президента Латиноамериканского Совета Церквей епископа Федерико Пагуры. Он сказал, обращаясь к Патриарху Пимену: «Во всем мире известна Ваша деятельность на благо всего человечества. Мы рады сегодня быть свидетелями того, какой любовью Вы пользуетесь в Церкви. Мы благодарим Бога за Ваше служение Церкви, за служение великому делу мира во всем мире. Мы уверены, что в наше время нет более важного дела, чем служение христиан делу мира и справедливости во всем мире»[220].
Патриарх Пимен лично возглавил юбилейные торжества, посвященные 650-летию Троице-Сергиевой Лавры (1337–1987), прошедшие с 18 по 20 июля 1987 года. В эти дни были совершены богослужения, на которых присутствовало много зарубежных гостей, прошел богословский симпозиум, был дан концерт церковной музыки силами учащихся московских духовных школ, состоялся патриарший прием.
В связи с юбилеем Лавры Святейший Патриарх Пимен обратился к чадам Русской Церкви со специальным Посланием, украшенным эпиграфом из тропаря Собору Радонежских святых: «Днесь светло празднуем, вернии людие, преславныя Троицкия обители торжество».
В Послании Патриарх особо подчеркнул, что 650-летие Троице-Сергиевой Лавры предваряет другое великое событие в жизни Русской Церкви — 1000-летие Крещения Руси. С радостью отмечая отрадный факт, что среди братии Лавры сегодня много молодых иноков, как бы невольно вспоминая свою собственную молодость, Предстоятель Русской Церкви обратился к юным подвижникам с взволнованными словами: «Перед вами, дорогие мои, нелегкое, но благое поприще. Во всем показывай в себе образец добрых дел, в учительстве чистоту, степенность, неповрежденность, слово здравое, неукоризненное, чтобы никто не мог ничего сказать о нас худого — так назидает нас святой апостол Павел (Тит. 2, 7–8). Подъяв же иго иноческого служения для подражания Преподобному Сергию, мы берем на себя и обет исполнения его отеческого, игуменского завета: «Прежде имейте страх Божий, и чистоту душевную и телесную, и любовь нелицемерную; к сим же страннолюбив и смирение, и пост, и молитву. Пища и питие в меру; чести и славы не любите, бойтесь и поминайте час смертный…» И сам Преподобный, духом невидимо здесь присутствуя и ниспосылая благословение через свои мощи, да пребудет всегда вашим руководителем и наставником[221]».
Из числа выдающихся церковных деятелей, сподвижников Патриархов Тихона, Сергия и Алексия I, Патриарх Пимен выделил нескольких иерархов, заслуги которых перед Русской Церковью особенно значительны. Это митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), митрополит Куйбышевский Мануил (Лемешевский), архиепископ Симферопольский и Крымский Лука (Войно-Ясенецкий), митрополит Виленский и Литовский Елевферий (Богоявленский), митрополит Северо-Американский Вениамин (Федченков).
Митрополит Николай (в миру Борис Дорофеевич Ярушевич) род. 31.12.1891 в г. Ковне, в семье настоятеля Александро-Невского собора прот. Дорофея Ярушевича. После окончания Санкт-Петербургской Духовной академии в 1914 рукоположен в сан иеромонаха. С 1915 преподавал в Санкт-Петербургской Духовной семинарии. В 1917 удостоен степени магистра богословия. В 1918 — настоятель Петергофского собора. В 1919 возведен в сан архимандрита, наместника Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. В 1922 хиротонисан во епископа Петергофского, викария Ленинградской епархии. В 1935 возведен в сан архиепископа. С 1936 по 1940, оставаясь архиепископом Петергофским, управлял Новгородской и Псковской епархиями. В 1940 — архиепископ Волынский и Луцкий, Экзарх Украины и Белоруссии. С 15 июля 1941 — митрополит Киевский и Галицкий, Экзарх Украины. С февраля 1942 по сентябрь 1943 — заместитель Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) по управлению Московской епархией и управляющий делами Московской Патриархии на время эвакуации митрополита Сергия в Ульяновск. За патриотическую деятельность в столице награжден медалью «За оборону Москвы». 2 ноября 1942 указом Президиума Верховного Совета СССР назначен членом Чрезвычайной Государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и его сообщников. С 1943 — член редакционной комиссии «Журнала Московской Патриархии». В 1946–1960 возглавлял Издательский отдел при Священном Синоде, являлся гл. редактором «Журнала Московской Патриархии». 28 января 1944 назначен митрополитом Крутицким, управляющим Московской епархией. В апреле 1946 назначен председателем созданного при Священном Синоде Отдела внешних церковных сношений. 11 апреля 1949 удостоен ученой степени доктора богословия. 12 мая 1952 награжден панагией с украшениями за труды по организации конференции всех Церквей и религиозных объединений в СССР. 6 августа 1955 награжден орденом Трудового Красного знамени. Выполнял наиболее ответственные поручения Патриарха Алексия I. Состоял членом Советского комитета защиты мира, Палестинского Общества при Академии наук СССР и Славянского комитета СССР. Автор многих богословских трудов и выдающийся проповедник. В 1960 подвергся опале со стороны властей предержащих: 21 июня освобожден от должности председателя Отдела внешних церковных сношений, 19 сентября — от должности митрополита Крутицкого и Коломенского. Скончался 13 декабря 1961 при невыясненных обстоятельствах. Погребен в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.
Митрополит Куйбышевский и Сызранский Мануил (в миру Виктор Викторович Лемешевский; 1884–1968) — церковный историк. В годы обучения на юридическом факультете Петербургского университета и в Петроградской Духовной академии (1916–1918) увлекся литературным творчеством, автор романа-дневника «На пути к иному миру» (1908) и романа «Их было четыре» (1909). Окончил высшие библиотечные курсы в Петрограде в 1920. В 1911 пострижен в монашество, с сентября 1912 — иеромонах. В 1912–1916 — помощник начальника Киргизской духовной миссии в Семипалатинске. С 1919 ст. библиотекарь при Всероссийском Центральном Педагогическом Музее Наркомпроса РСФСР. В 1921–1923 — преподаватель Священного Писания Ветхого Завета на пастырских курсах в Петрограде. С 21 сентября 1923 — архимандрит, с 23 сентября 1923 — епископ Лужский, викарий Петроградской епархии. В результате деятельности епископа Мануила большинство обновленческих храмов епархии, а также монашествующие Александро-Невской Лавры вернулись в лоно Матери-Церкви. В феврале 1924 арестован, приговорен к 3 годам лишения свободы. В 1924–1928 в Соловецком лагере написал «Соловецкий Некрополь», «Соловецкие письма об епископстве», «Новый Соловецкий Патерик». После освобождения прибыл в Ленинград, где активно выступал против «иосифлянского» движения на стороне митрополита Сергия (Страгородского). С апреля 1928 — епископ Серпуховский, с октября 1929 — епископ Серпуховский и Каширский, викарий Московской епархии. В 1931–1932 находился в тюрьме, в 1933–1936 отбывал заключение в Мариинских лагерях. После освобождения жил в поселке Завидово Калининской области, в 1937 составил «Словарь советских сокращений и условных наименований». 1 мая 1939 арестован по «делу» Истинно-православной Церкви, отбывал срок в лагерях Канска. Осенью 1944 освобожден. С февраля 1945 — епископ Чкаловский. С июля 1945 — епископ Чкаловский и Бузулукский. С апреля 1946 — архиепископ. Составил «Патерик Оренбургский», «Патерик Бузулукский», «Алфавитный указатель имен всех русских святых, местночтимых подвижников и праведников благочестия с X века до 1917 года», «Словарь русских святых и местночтимых (988-XVII вв.)». 4 сентября 1948 арестован, в апреле 1949 приговорен к 10 годам лишения свободы и отправлен в Потемские лагеря в Мордовии. В 1955 освобожден. С декабря 1955 — временно управляющий Чебоксарско-Чувашской епархией. С февраля 1956 — архиепископ Чебоксарский и Чувашский. С марта 1960 — архиепископ Куйбышевский и Сызранский. С февраля 1962 — митрополит. В ноябре 1965 уволен на покой по болезни с правом служения и с пребыванием в городе Куйбышеве. Похоронен в Покровском кафедральном соборе Самары. Чин погребения возглавил митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен (Извеков). См.: Митрополит Иоанн (Снычёв). Жизнь и служение митрополита Мануила. Самара, 1997.
Архиепископ Симферопольский и Крымский Лука (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий; 1877–1961) — выдающийся хирург и богослов, канонизирован Русской Православной Церковью в сонме новомучеников и исповедников Российских в 2000; память — 11 июня. Окончил медиц. факультет Киевского университета. Работал хирургом в Чите, в Симбирской губернии, в Курской области, в Институте топографической анатомии в Москве. В 1915 издал в Петербурге книгу «Регионарная анестезия», в 1916 защитил ее как диссертацию и получил степень доктора медицины. Продолжил практическую хирургию в Саратовской области, затем в Переславль-Залесском, в Феодоровском женском монастыре. С марта 1917 г. — гл. врач городской больницы Ташкента. В феврале 1921 рукоположен в диакона и пресвитера. В мае 1923 тайно пострижен в монашество и рукоположен в епископа ссыльными епископами; спустя неделю был арестован. Прошел по этапу Ташкент — Москва — Енисейск — Туруханск — деревня Плахино. В январе 1926 вернулся в Ташкент. В мае 1930 вновь арестован и этапирован в Архангельск. Освобожден в мае 1933. Осенью 1934 издал монографию «Очерки гнойной хирургии», приобретшую мировую известность. Несколько лет возглавлял главную операционную в Институте неотложной помощи Ташкента. В июле 1937 вновь арестован. С марта 1940 работал хирургом в ссылке.
С октября 1941 — консультант госпиталей Красноярского края и гл. хирург эвакуационного госпиталя. Осенью 1942 возведен в сан архиепископа и назначен на Красноярскую кафедру. В конце 1943 опубликовал 2-е изд. «Очерков гнойной хирургии», в 1944 — монографию «О течении хронической эмпиемы и хондратах» и книгу «Поздние резекции инфицированных огнестрельных ранений суставов». С февраля 1944 возглавлял Тамбовскую кафедру. Автор апологетической книги «Дух, душа и тело». С мая 1946 возглавлял Крымскую кафедру в Симферополе. За «Очерки гнойной хирургии» в 1946 удостоен Сталинской премии. В 1955 ослеп. Умер в праздник Всех святых, в земле Российской просиявших. См.: Лисичкин В. А. Лука, врач возлюбленный. — М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2009.
Митрополит Виленский и Литовский Елевферий (в миру Дмитрий Яковлевич Богоявленский; 1868–1940) в 1889 окончил Курскую Духовную семинарию, в 1904 — Санкт-Петербургскую Духовную академию. Будучи студентом, принял монашеский постриг. С 1906 — инспектор Холмской Духовной семинарии; с 1909, в сане архимандрита, ректор Смоленской Духовной семинарии. В августе 1911 хиротонисан в епископа Ковенского, викария Литовской епархии. В 1914, после начала I мировой войны, переселился в московский Донской монастырь; по окончании военных действий возвратился в свою епархию. В июне 1917 назначен управляющим Литовской епархией. Был членом Всероссийского Поместного Собора 1917–1918. В июле 1921 возведен в сан архиепископа Литовского и Виленского и назначен священноархимандритом Свято-Духова монастыря в Вильно. Город был оккупирован и в марте 1922 аннексирован Польшей. Владыка Елевферий противостоял автокефалистским тенденциям в Польской Православной Церкви и сохранял верность юрисдикции Московской Патриархии. В ноябре 1928 возведен в сан митрополита Литовского и Виленского. В декабре 1930 назначен управляющим Западноевропейскими русскими приходами, пожелавшими остаться в ведении Московской Патриархии. После передачи Литве части бывшей до того польской территории Союзом ССР, в ноябре 1939 вернулся в Вильнюс. Похоронен в архиерейской усыпальнице в храме Свято-Духова монастыря в Вильнюсе. Автор сочинений: «Неделя в Патриархии». Париж, 1933; «Соборность Церкви. Божие и Кесарево». Париж, 1938; «Папство в вопросе соединения Церквей». Париж, 1940.
Митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин (в миру Федченков Иван Афанасьевич; 1880–1961) в 1907 окончил Санкт-Петербургскую Духовную академию. В 1907 рукоположен в сан иеромонаха. Был личным секретарем архиепископа Финляндского и Выборгского Сергия (Страгородского), исполнял обязанности доцента Санкт-Петербургской Духовной академии по кафедре пастырского богословия, гомилетики и аскетики. В декабре 1911 возведен в сан архимандрита. В августе 1913 назначен ректором Тверской Духовной семинарии. Принимал участие в Поместном Соборе 1917–1918, являясь сторонником восстановления Патриаршества. В 1918 участвовал во Всеукраинском Церковном соборе в Киеве, утвердившем каноническое единство с Патриархом Московским и всея России. В феврале 1919 хиротонисан во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии. В апреле 1920 принял предложение генерала П. Н. Врангеля возглавить военное духовенство Белой армии. В ноябре 1920 эвакуировался из Крыма. За годы вынужденной эмиграции посетил многие страны Европы, США и Канаду. Выступил убежденным сторонником организации самостоятельной церковной жизни русских беженцев. Возглавил комиссию по подготовке Русского Всезарубежного церковного Собора 1921 в Сремских Карловцах. Осенью 1923 стал викарием архиепископа Пражского и всея Чехословакии Савватия в Карпатской Руси. В октябре 1923 участвовал в первом съезде русской студенческой христианской молодежи в Пшерове, положившем начало РСХД. В мае 1924 выслан из Чехословакии. Летом 1925 исполнял обязанности инспектора в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже. В конце 1926 выехал в Королевство сербов, хорватов и словенцев. В городе Бела Црква был законоучителем Крымского кадетского корпуса, начальником Богословско-пастырских курсов и настоятелем в русском приходе. Осенью 1929 вернулся в Свято-Сергиевский православный богословский институт, вновь заняв должность инспектора и преподавателя. В 1930 остался верным московскому Патриаршему Синоду и был вынужден покинуть Свято-Сергиевский институт. В марте 1931 провел епархиальное собрание, на котором было принято решение о создании прихода в честь трех Вселенских святителей и Тихона Задонского. Храм этого прихода получил статус патриаршего подворья и стал известен как Трехсвятительское подворье Московского Патриархата. В 1931–1933 — настоятель Трехсвятительского подворья и викарий митрополита Виленского и Литовского Елевферия (Богоявленского), управляющего русскими приходами Московского Патриархата в Западной Европе. В апреле 1932 возведен в сан архиепископа. В ноябре 1933 назначен архиепископом Алеутским и Северо-Американским, экзархом Русской Православной Церкви в Северной Америке. В июне 1938 возведен в сан митрополита. После нападения Германии на Советский Союз был избран Почетным председателем Русско-американского Комитета помощи России. Зимой 1945 участвовал в Поместном соборе Русской Православной Церкви в Москве. Летом 1945 получил гражданство СССР. В августе 1947 назначен митрополитом Рижским и Латвийским. Добился разрешения на издание епархиального бюллетеня «Вести», открыл двухлетние пастырские курсы, устроил в Дубултах скит с храмом. В марте 1951 назначен митрополитом Ростовским и Новочеркасским, в ноябре 1955 — Саратовским и Балашовским. В феврале 1958 уволен на покой с благословением пребывать в Псково-Печерском монастыре. Автор сочинений, посвященных догмату искупления, литургическому наследию Церкви, объяснению молитвы Господней, имяславию, жизнеописанию Иоанна Кронштадтского, Серафима Саровского, дневников и мемуаров. Место погребения окружено почитанием паломников. Ведется сбор материалов для подготовки к прославлению в лике преподобных отцов Псково-Печерских.
* * *
В 1987 году Патриарх Пимен непосредственно возглавил подготовку к торжествам 1000-летия Крещения Руси и юбилейному Поместному Собору, созвав Архиерейское Предсоборное Совещание.
В работе Совещания, прошедшего с 28 по 31 марта 1988 года в Москве под председательством Первосвятителя, приняли участие семьдесят один архиерей. Успенский храм Новодевичьего монастыря встретил участников Совещания в обновленном праздничном убранстве. В своем вступительном слове Патриарх Пимен отметил, что включенные в повестку дня Совещания вопросы разработаны Комиссией Священного Синода по подготовке и проведению юбилея, которая осуществила большую работу со времени своего образования в 1980 году. Патриарх остановился на программе Поместного Собора, выделив ее основные пункты.
«Мы являемся свидетелями и участниками благотворного процесса в истории нашего Отечества, — подчеркнул Патриарх Пимен, — когда все стороны жизни общества подвергаются обновлению, наполняются новым духом и содержанием». Он обратил внимание на важное значение, какое приобретают при этом нравственные ценности. Чада Церкви с воодушевлением восприняли так называемую перестройку и активно включились в ее осуществление. Сообщив, что в конце мая — начале июня в Москве состоится четвертая встреча в верхах, Патриарх выразил надежду на ожидаемое в связи с этим «продолжение благотворного процесса продвижения человечества к безъядерному миру, начатого на предыдущей встрече лидеров двух великих держав».
Участники Предсоборного Совещания отметили заботу Патриарха Пимена и Священного Синода о благоустроении различных сторон жизни Русской Православной Церкви. С удовлетворением было сказано, что в ходе постоянного диалога Священноначалия и Совета по делам религий при Совете Министров СССР по вопросам текущей жизни Русской Православной Церкви достигается должное взаимопонимание.
Так, в ответ на просьбу Патриарха Пимена, в 1983 году Русской Церкви был передан Данилов монастырь в Москве, в 1987 году — Козельская Введенская Оптина пустынь в Калужской области и древний Толгский монастырь в Ярославской области, возвращены мощи святителя Феодосия Черниговского и мощи некоторых святых в других епархиях.
Происходит процесс открытия и регистрации новых приходов, осуществляется сооружение новых храмов. Отменена регистрация паспортов родителей при крещении детей. Оказывается необходимое содействие в благоустроении епархиальных центров, включая строительство новых зданий. В Ленинграде Русской Православной Церкви переданы здания для нужд епархиального управления, возвращена часовня блаженной Ксении Петербургской, глубоко почитаемой верующими. Монастырям передаются необходимые для церковных нужд здания, например в Свято-Троицкой Корецкой и Успенской Пюхтицкой женских обителях.
Правительство приняло также специальное решение о всесторонней помощи по восстановлению зданий Московской Духовной академии, пострадавших в 1986 году от пожара. Московской Духовной семинарии возвращен бывший лаврский больничный корпус. Ленинградская Духовная академия получает остававшуюся занятой светским учреждением часть своего здания.
По просьбе Патриарха Пимена правительство выделило в поселке Софрино под Москвой земельный участок для строительства мастерских по производству церковных свечей и утвари, изготовлению икон. Происходит расширение деятельности Издательского отдела: ему были переданы еще несколько зданий. Осуществляется юбилейное издание Библии на русском языке тиражом 100 тысяч экземпляров. Получено согласие на ввоз в СССР в качестве дара Русской Православной Церкви к 1000-летию Крещения Руси 150 тысяч экземпляров «Толковой Библии» на русском языке (издание преемников проф. А. П. Лопухина), 100 тысяч экземпляров Библии на украинском языке и 500 тысяч Молитвословов на русском языке. Планируются другие богослужебные и богословские издания, в том числе «Изложение православной веры» (катехизис).
Церковь ожидает положительного решения на возбужденное несколько лет назад ходатайство о возвращении Дальних и Ближних пещер Киево-Печерской Лавры, что является одной из важнейших забот Патриарха Пимена и Священноначалия Русской Православной Церкви.
Архиерейское Предсоборное Совещание завершилось заключительным словом Патриарха, в котором Первосвятитель подвел итоги Совещания и призвал своих собратьев явить всему христианскому миру на предстоящем Поместном Соборе «наше единство, нашу любовь к Святой Церкви Христовой[222]».
* * *
Богоявленский Патриарший Собор. Святейший Патриарх Пимен за Божественной литургией в день празднования интронизации. 3 июня 1985 г.
Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Пимен.
Прием Святейшего Патриарха Пимена его блаженства Патриарха Антиохийского Насраллы Бутроса (Пьера).
Похороны Святейшего Патриарха Пимена. Троице-Сергиева Лавра. 6 мая 1990 г.
Отпевание Святейшего Патриарха Пимена. Богоявленский Патриарший Собор. 6 мая 1990 г.
Отпевание Святейшего Патриарха Пимена. Богоявленский Патриарший Собор. 6 мая 1990 г.
Гробница Святейшего Патриарха Пимена в крипте Успенского собора Троице-Сергиевой Лавры.
Улица Патриарха Пимена. Софрино.
Новый (с января 1988 года) председатель Совета по делам религий Константин Михайлович Харчев, доктор экономических наук и профессиональный дипломат, человек неординарный, не только почувствовал, что повеял ветер перемен, но и постарался предвосхитить его направление. Он начал в апреле 1988 года (без санкции ЦК КПСС) готовить встречу генерального секретаря с Патриархом Пименом и членами Священного Синода. Предполагалось, что эта встреча «раскрепостит» Русскую Церковь и предоставит ей небывалые свободы. Сохранилась Записка К. М. Харчева, которую он направил М. С. Горбачеву накануне встречи:
«По поручению правительства Совет по делам религий вместе с другими организациями и ведомствами, можно сказать, уже заканчивает работу над подготовкой проекта Закона о свободе совести, который устранит все то, что отжило, что несло в себе субъективистский и волюнтаристский дух [намек на произвол Н. С. Хрущева]. Это большая работа. Но у нас есть основа, от которой мы не откажемся и возвращение к которой жизненно необходимо. Это ленинский декрет, 70-летний юбилей которого мы не так давно отметили, ленинские принципы отношения к религии, Церкви, верующим. Отношение к Церкви, к верующим должно определяться интересами укрепления единства всех трудящихся, всего нашего народа».
Марксистско-ленинская фразеология в данной Записке, по признанию К. М. Харчева[223], должна была закамуфлировать вполне конкретные шаги власти навстречу Русской Церкви: планировалось открытие Духовной семинарии в Почаевской Лавре, издание религиозной литературы большими тиражами (в том числе на украинском языке), возвращение верующим Киево-Печерской Лавры, совершение праздничной Литургии в Успенском соборе Кремля, закладка в Москве храма-памятника в честь 1000-летия Крещения Руси. И все эти конструктивные предложения были не только одобрены, но и в определенной степени инициированы Патриархом Пименом. Да, он был готов к вызовам времени. Быть может, только он один верил и знал, что большинство из этих замыслов воплотится в жизнь — и очень скоро.
Вот почему Патриарх Пимен, воспользовавшись юбилеем 1000-летия Крещения Руси, вручил М. С. Горбачеву 29 апреля 1988 года памятную записку, где прямо говорилось о несправедливостях со стороны властей предержащих по отношению к православным христианам, о дискриминации верующих, о притеснениях и гонениях на них. В записке содержалась убедительная просьба предоставить Церкви статус юридического лица с полными правами общественной организации. Патриарх Пимен настаивал на том, чтобы составление нового государственного религиозного законодательства осуществлялось с непременным участием представителей Церкви.