«Вот и полночь на башне пробило…[248]»
С началом 1990 года Святейший стал тихо угасать. С наступлением Великого Поста он впервые не смог самостоятельно прочитать Великий канон св. Андрея Критского. 6 апреля 1990 года наступило резкое ухудшение, выразившееся в полном упадке сил и отказе от принятия твердой пищи. «Патриарх живет только молитвой», — констатировали вскоре врачи. В среду Страстной седмицы Патриарха Пимена посетил духовник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Кирилл (Павлов), который принял от Святейшего исповедь. В тот же день Патриарх приступил к Таинству Елеосвящения, а в Великий Четверг приобщился Святых Христовых Таин и освятил малую часть новоприготовленного мира. В Пасхальную ночь он со слезами молился в своей келье. На второй день Светлого Христова Воскресения, 16 апреля, Святейший Патриарх Пимен впервые в жизни принимал пасхальные поздравления не в Богоявленском кафедральном соборе, а в своей резиденции[249]. 29 апреля у постели болящего было организовано постоянное дежурство. Стало очевидно, что приближается неизбежная кончина.
Утром 3 мая в Крестовом храме Патриархии архиепископ Зарайский Алексий (Кутепов) совершил Божественную литургию и причастил Святейшего. В 15 часов Патриарх позвал своего келейника иеромонаха Дионисия[250] и попросил приподнять его на постели. Трижды глубоко вздохнув, он мирно отошел ко Господу. Кончина в дни Святой Пасхи, когда «всем жизнь возсияюща», издревле понималась Церковью как знак праведного жития. Архиепископ Алексий прочитал над новопреставленным разрешительную молитву…
Вечером эта печальная новость стала всеобщим достоянием, о чем было сообщено по Всесоюзному радио и Центральному телевидению. С того момента за каждым богослужением во всех храмах Русской Православной Церкви совершались панихиды по новопреставленному Пимену. Торжественно и величаво звучали песнопения пасхального канона, но трудно было служащим поминать имя Святейшего Отца как усопшего…
4 мая утром у гроба Патриарха в Крестовом храме архиепископ Зарайский Алексий (Кутепов) совершил Божественную литургию и панихиду. В тот же день в 17 часов траурный кортеж прибыл в Богоявленский собор. Гроб, покрытый зеленой мантией с красными источниками и золотыми херувимами, был поставлен на патриаршей кафедре. Пением «Христос воскресе» началась заупокойная лития. Собор был переполнен взволнованным народом, богомольцы держали в руках пасхальные свечи и погребальные цветы…
В 18 часов началось заупокойное богослужение-парастас, по окончании которого был открыт доступ ко гробу Святейшего для прощания. В изголовье был поставлен аналой, перед которым московское духовенство непрерывно, и вечером, и ночью, и следующим утром, днем, вечером и ночью читало Евангелие и совершало заупокойные богослужения. Тысячи и тысячи верующих прошли у гроба за это время.
6 мая, в воскресенье, в последний день прощания с Патриархом, Божественную литургию в Богоявленском соборе совершили все члены Священного Синода, постоянные и временные. Почтить память усопшего прибыли Председатель Верховного Совета СССР А. И. Лукьянов, Председатель Совета Министров РСФСР А. В. Власов, председатель Совета по делам религий при Совете Министров СССР Ю. Н. Христораднов, председатель Совета по делам религий при Совете Министров РСФСР Л. Ф. Колесников, представители общественных организаций, народные депутаты, члены дипломатического корпуса.
По окончании заупокойной Божественной литургии те же архиереи совершили чин отпевания почившего Патриарха. Сочетание этого печального чинопоследования с ликующим пасхальным каноном было удивительно. Воистину «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых», — как сказано в Писании. От смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас преведе…
Во время отпевания Святейшего Патриарха Пимена Католикос-Патриарх всей Грузии Илия II произнес прощальное слово, исполненное искренней любви к почившему собрату, сознанием его духовного величия и трудностей пройденного им тернистого пути:
«Мы прибыли из Грузии, из древней Иверии, удела Пресвятой Богородицы, чтобы разделить вашу скорбь по поводу кончины нашего возлюбленного во Христе брата Святейшего Патриарха Пимена. Воистину, как говорит святой Симеон Новый Богослов: «Начало жизни у меня есть конец, конец — начало, я не знаю, откуда прихожу, не знаю, где нахожусь, и не ведаю, куда опять завтра пойду».
Такова судьба каждого человека. На грузинском языке не говорят, что человек умер, а говорят — изменился. И ныне, в час последнего прощания, перед нами встает светлый образ Первосвятителя, который воистину был добрым пастырем всероссийской паствы. Я с любовью вспоминаю годы учебы в Московской Духовной академии, когда Святейший был наместником Троице-Сергиевой Лавры, когда мы, студенты, и наши преподаватели с любовью ходили слушать красноречивые и глубокие по содержанию проповеди тогда еще полного сил молодого наместника. Особенно мы любили присутствовать на совершаемых им монашеских постригах. Потом его епископская хиротония и наконец 19 лет тому назад интронизация на Патриарший Всероссийский престол Первосвятителя. Когда мы со стороны смотрим на жизнь Святейшего Патриарха Пимена, то видим только величие и славу, вспоминаем торжественные богослужения, но не видим тяжелых испытаний, которые он перенес, бессонных молитвенных ночей, слез и страданий, того тяжелого креста, который нес он на своих раменах.
Святейший владыка, прости нас за нашу близорукость!..
Святейший Патриарх Пимен всегда был примером духовности и церковности. Его присутствие в 1977 году на моей интронизации в Грузии я воспринял как знак особого благоволения Божиего. Святейший Патриарх Пимен вышел из Лавры Преподобного Сергия, и сегодня он вновь возвращается туда. И ныне, в час перехода от времени к вечности, мы возносим молитву: «Господи Боже наш, Сам на земли жизнь его прославил ecu, Сам же и исход жития его со святыми Твоими праведными учини. Аминь»[251].
Под пение Трисвятаго гроб с телом почившего обнесли вокруг Богоявленского собора, после чего траурный кортеж машин отбыл в Троице-Сергиеву Лавру. В Сергиевом Посаде (тогда еще Загорске) главная улица и площадь перед обителью уже были запружены народом. Члены Священного Синода в полном облачении встретили у Святых врат гроб с телом почившего Священноархимандрита Лавры. Вдоль пути к Успенскому собору стояли иноки монастыря, учащиеся Духовных школ, духовенство, многочисленные паломники. В храме члены Синода совершили последнюю перед погребением панихиду, во время которой братия Лавры и воспитанники Духовных школ нескончаемым потоком подходили прощаться с почившим. Под пение Трисвятаго в исполнении лаврского хора гроб был обнесен вокруг Успенского собора. Погребальная процессия спустилась в крипту — храм во имя Всех святых, в земле Российской просиявших. Здесь гроб был опущен в могилу рядом с гробницей Святейшего Патриарха Алексия I:
Ударил колокол большой,
Пробило время роковое,
И море вздрогнуло людское
За монастырскою стеной…
Вокруг собора крестный ход
И — к Патриарху Алексию,
Вниз, в крипту…
Двум сынам России
Хор память вечную поет.
Сюда Святейший приходил,
Когда быть в Лавре доводилось.
Здесь хорошо ему молилось.
И ныне — рядом опочил[252].
«На нетленную жизнь прихожду днесь… Святительство твое да помянет Господь Бог во Царствии Своем, всегда ныне и присно и во веки веков. Аминь».
* * *
В скорбные дни в адрес Московской Патриархии поступило множество соболезнований от архипастырей, пастырей и верующих Русской Православной Церкви, от зарубежных епархий и приходов Московского Патриархата, от Предстоятелей всех Православных Церквей, от Глав других христианских Церквей и объединений, от церковных обществ и научных учреждений, руководителей ряда стран, государственных деятелей, народных депутатов, деятелей науки и культуры, руководителей Академии наук и начальников детских интернатов, наконец, — от заключенных одного из лагерей. Последнее соболезнование прозвучало как эхо далеких лагерных лет, проведенных почившим в годы своего заключения и ссылки. Но об этом тогда почти никто не знал и мало кто догадывался…
Святейший владыка, прости нас за нашу близорукость!..
* * *
Предстоятель Русской Православной Церкви преставился ко Господу с сознанием честно исполненного долга, с чувством радости о начале великого духовного возрождения России.
По свидетельству архимандрита Псково-Печерского монастыря Иоанна (Крестьянкина), незадолго до своего ухода Святейший Патриарх Пимен оставил следующее завещание из четырех пунктов, которые можно считать критериями его подлинной церковности и незыблемой верности Православию:
«Первое. Русская Православная Церковь неукоснительно должна сохранять старый стиль — Юлианский календарь, по которому преемственно молилась в течение тысячелетия Русская Церковь.
Второе. Россия как зеницу ока призвана хранить во всей чистоте Святое Православие, завещанное нам святыми нашими предками.
Третье. Свято хранить церковнославянский язык — святой язык молитвенного обращения к Богу.
Четвертое. Церковь зиждется на семи столпах — семи Вселенских Соборах. Грядущий VIII Собор страшит многих… Да не смущаемся этим, а только спокойно веруем в Бога. Ибо если будет в нем что-либо несогласное с семью предшествующими Вселенскими Соборами, мы вправе его постановления не принять».
Интересно сравнить это лаконичное, в форме тезисов, но чрезвычайно емкое и духовно насыщенное исповедание православной церковности уже маститым старцем, с подобным же исповеданием, — стихотворением «Православная Церковь», написанным о. Пименом в молодости:
Родная Церковь, Мать Святая,
Тебя создал Господь Христос.
Он сам за жизнь твою страдая,
Позор Голгофский перенес.
Ты правды Божьей утвержденье,
Столп вечный истины святой.
Ты город мира и спасенья,
Оплот твердыни неземной.
Ты овчий двор, Христово стадо,
Удел твой — святость и любовь!
Венец твой — райская награда,
Источник силы — Божья кровь.
Ты — со Христом всех единенье,
К блаженству в небе — путь святой,
В тебе одной для всех спасенье,
Блажен с тобою род людской.
О, Православная Ограда,
Навек пред Богом ты чиста.
Ты всех спасаемых отрада,
Невеста дивная Христа!
Как видим, Патриарх Пимен до конца своих дней сохранил верность духовным обетам юности, он был и остался твердым исповедником веры, истинным, глубоко любящим сыном Церкви.
В этом безыскусном стихотворении запечатлено православное понимание Церкви, безупречное с точки зрения христианской экклезиологии, отчеканенное в точных богословских и достаточно выразительных поэтических формулах. Так сомкнулись альфа и омега, начало и конец — и в его жизни, и в исповедании, и в служении… Господь наградил его великим и незаменимым даром, лучше всего выражаемым древнерусским и церковнославянским словом «благостояние» (не «благосостояние»!), то есть — стояние во благе, твердое, хорошее стояние. В жизни Патриарха это было твердое стояние в вере и за веру. Он стоял и выстоял — с помощью Божией. «Многие не понимали. И не поймут. Упрекнут в «советизме», в слабости перед властью… Но патриотическое, державное служение Православной Церкви, всегда жертвенное — потому и неодолимое! — от века, со времен Византии, завещано ей величайшими ее подвижниками и учителями. Подвиг Русской Церкви в XX веке в том и состоял, что не себя только и не гонимых своих верующих хранила и спасала она, но и великое наследие Православной державности. Выстояла Церковь — устояла и Русь»[253].
Во всей биографии Святейшего Патриарха Пимена нашли отражение сокровенные слова великого псалмопевца Давида:
Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать святый храм Его. И Господь внял молитвам своего избранника — укрыл его в скинии Своей в день бедствия и вознес его на скалу (Пс. 26, 4–5)…