ВЛАДЫКА ОПТИНСКОГО ДУХА Оптинские связи епископа Михея (Алексеева) (1851–1931)

ВЛАДЫКА ОПТИНСКОГО ДУХА

Оптинские связи епископа Михея (Алексеева)

(1851–1931)

Каждую неделю причащался Святых Христовых Тайн в Андреевском соборе Кронштадта командир 7-го флотского экипажа капитан 1-го ранга Михаил Федорович Алексеев, морской офицер из дворян. Он в течение почти двадцати лет, с 1872 года, был духовным чадом протоиерея Иоанна Ильича Кронштадтского и считался своим человеком в соборе – батюшка разрешал ему прислуживать в алтаре. И вот Великим постом 1890 года, ненастным мартовским днем пришел он к отцу Иоанну с горестным известием о скоропостижной кончине своей молодой супруги. Сразу же после похорон потрясенный горем капитан по благословению своего духовного отца подал рапорт об отставке и вскоре получил ее. Судьба его резко изменилась, на взгляд посторонних людей – неожиданно и лишь по поводу постигшего его горя, а на самом деле закономерно: отец Иоанн, зная его благочестивое устроение и превышающую всякие земные привязанности любовь к Богу, благословил его вступить на путь монашества, идти послушником в Иоанно-Предтеченский Скит Оптиной пустыни под руководство великого старца Амвросия. Михаил Федорович увидел в этом волю Божью, оставил все и 30 марта уже был в обители, о которой он знал и раньше и всегда считал, что этот монастырь «самой строгой жизни». Старец Амвросий с любовью принял его под свое крыло. «Я здесь укрепился, – писал впоследствии владыка, – оставил земную суету и, вдумываясь в свои дела, исправлял свои недостатки под руководством старцев. Там я думал остаться навсегда».

Два с половиной года пробыл Михаил Федорович в Скиту. Осенью того же, 1890 года, 13 октября, старец Амвросий послал двух скитян в Петербург – монаха, заведовавшего рыбной ловлей на реке Жиздре, и с ним послушника Михаила, как знакомого и с городом, и с обычаями в свете и при Дворе. Дело это происходило следующим образом. «В предшествовавшее этой осени лето, – писал архимандрит Агапит (Беловидов) в своем Жизнеописании старца Амвросия, – на Оптинской монастырской даче такой был удачный лов стерлядей в реке Жиздре, какого никто из старожилов не помнил. Поймано было их не один десяток, величиной около полутора аршина (то есть около 1,8 м. – Сост.). По желанию старца несколько самых хороших отборных стерлядей послано было ко Двору Его Величества, покойного Государя Императора, к 17 октября, памяти избавления от смертной опасности его и всего его Августейшего Семейства (при крушении царского поезда близ станции Борки. – Сост.). Благостнейший Государь так был внимателен к сему оптинскому приношению, что лично изволил принять двух оптинских монахов, посланных по сему случаю, подал им для целования свою царственную руку и сказал им несколько приветливых слов. Когда же монахи сказали Государю, что оптинские старец и настоятель кланяются его Величеству и сами поклонились ему в ноги, тогда и Государь, по глубочайшему своему христианскому смирению, изволил слегка поклониться в ответ на оптинское приветствие и отпустил монахов с миром восвояси». Эта встреча происходила в Гатчине.

Отсюда оптинцы поехали в Кронштадт, к о. Иоанну, день Ангела которого должен был быть через два дня. Ему в подарок посланники старца Амвросия и настоятеля монастыря архимандрита Исаакия повезли также двух огромных жиздринских стерлядей. Вот и Андреевский собор. Когда оптинцы пришли сюда, начиналась Литургия. «Придя в алтарь, – рассказывал впоследствии владыка, – я просил благословения у о. Иоанна, но он отошел от меня, не благословив и не сказав ни слова. Также, когда я вторично подошел к нему, он опять не захотел благословить меня. Только уже на третий раз он спросил меня: "Как ты здесь?" После моего ответа: "За послушание" – не только благословил, но и не мог подобрать слов, чтобы выразить свою радость. Дело в том, что у батюшки многие кронштадтские жители брали благословение идти в монастырь, а потом, когда их одевали в монашескую одежду, возвращались в Кронштадт, где и жили, называя себя монахами. Этого батюшка весьма не любил и, увидев меня и думая, что и я ушел из монастыря самовольно, весьма огорчился».

Старец Амвросий с лета 1890 года находился в Шамординском монастыре. В связи с нездоровьем и сырой погодой он никак не мог выехать оттуда, вернуться в Оптину и оставался там в ожидании перемены к лучшему, в особенности погоды. В Шамордине его навещали оптинцы и все, кому было необходимо его видеть. Он принимал людей, часто и при крайнем изнеможении сил. Навещал его, видимо, и послушник Михаил, может быть, и не раз, так как известно, что о. Амвросий благословил его на поступление вольнослушателем в Московскую Духовную Академию. Благословил на это его и о. Иоанн. В октябре 1891 года старец Амвросий скончался в Шамордине, тело его было крестным ходом перенесено в Оптину Пустынь, и тут состоялись похороны. Послушник Михаил нелегко перенес, как и весьма многие, эту утрату. Еще некоторое время он оставался в Скиту. Здесь пострижен был в рясофор с оставлением прежнего имени.

На Рождество Христово 1891 года прибыл в Скит послушником (его благословил еще при своей жизни на это старец Амвросий) полковник Павел Иванович Плиханков, будущий старец Варсонофий. Возраст и воспитание послушников Павла и Михаила были примерно одинаковы, оба дворяне, военные в больших уже чинах, весьма (в мирском смысле) образованны. И оба устремлены к уничтожению в себе мирского человека, к жизни во Христе, готовы на всякие ради этого лишения. Можно думать, что между ними в Скиту были беседы, не говоря о молитвенном общении. Послушник Павел вел записи (вначале келейные записки, а потом и Летопись Скита). Вот запись его от 1892 года: «Сентября 4-го утром в 4 часа отбыл из Скита для поступления в Московскую Духовную Академию рясофорный монах Михаил Федорович Алексеев, в миру – капитан 1-го ранга Балтийского флота».

10 октября архимандрит Антоний (Храповицкий), ректор Академии, постриг Михаила Федоровича в мантию с именем в честь преподобного Михея, ученика св. Сергия Радонежского. Спустя неделю о. Михей был рукоположен во иеродиакона, а 16 мая 1893 года во иеромонаха. Не только о. Михею, но и большинству студентов нравился ректор своей бескомпромиссной приверженностью к истовому Православию и к традиционному для него аскетизму. К тому же он был одним из самых деятельных монархистов и патриотов России. Его влияние на учащихся было огромно, так как он при глубине своих знаний блестяще владел устной речью. Кроме учебных лекций, он устраивал у себя келейные собеседования, которые очень много полезного дали учащимся. О. Михей не пропустил тогда ни одного такого собеседования. Он во всем сходился во взглядах с архимандритом Антонием.

В 1896 году о. Михей окончил Духовную Академию и был выпущен со званием кандидата богословия. В ближайшие годы он пережил несколько назначений, не дававших нигде в полную силу развернуться. Сразу после выпуска – смотритель Жировицкого духовного училища при одноименном монастыре в Западной Белоруссии. Через полгода, с 4 декабря, синодальный ризничий в Москве и одновременно настоятель храма Двунадесяти Апостолов. Месяца не прошло – настоятель Иосифо-Волоколамского монастыря с возведением в сан игумена, а через два года – в сан архимандрита.

В 1900 году он послан был сопровождать санитарный отряд, который перевозил раненых русских воинов из Китая во Владивосток во время «боксерского» восстания. Пароход «Царица» вышел из Одессы, на пути посетил Цейлон и через Индийский океан достиг Китая. Миссия была выполнена блестяще. Архимандрит Михей получил благодарность Императрицы Марии Феодоровны, покровительницы русского Общества Красного Креста. 2 июня 1901 года новое назначение – настоятелем в херсонский Свято-Владимирский монастырь, основанный знаменитым проповедником и духовным писателем архиепископом Херсонским и Таврическим Иннокентием. Наконец, 2 апреля 1902 года архимандрит Михей наречен был во епископа Сарапульского, второго викария Вятской епархии. Хиротония состоялась в вятском кафедральном соборе св. благоверного князя Александра Невского 19 мая того же года. Так начался славный архиерейский путь владыки Михея, бережно сохранявшего на высоких кафедрах оптинское аскетическое устроение.

В любви к ближнему мало было ему равных среди иерархов; среди множества епархиальных забот он всегда находил время для сбора средств в пользу нуждающихся крестьян, особенно детей. Многие детские приюты получали собранную им помощь. В связи с этими делами у него были встречи и переписка с Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной, впоследствии преподобномученицей. Она часто благодарила владыку Михея за помощь не только бедным, но и паломникам в Святую землю и Русской Православной Миссии в Иерусалиме. Позднее они встретились и в Оптиной Пустыни.

В августе 1906 года владыка был перемещен в Волынский край первым викарием к бывшему ректору Московской Духовной Академии, а теперь архиепископу Антонию. Они вместе повели борьбу с унией и вообще католическим влиянием на русских крестьян. Через два года последовало назначение на Архангельскую кафедру. Сбылось предсказание о. Иоанна владыке Михею: «Будешь на родине моей архиереем». В 1909 году владыка приезжал в Петербург на похороны о. Иоанна, а потом, вернувшись в Архангельск, отправился в Суру, на родину великого кронштадтского пастыря, где молился в храме заложенного о. Иоанном женского монастыря. Епархия была огромной – владыка Михей изъездил ее всю, побывал на Соловках и в Печенгской обители, где монахи подвизались в суровых условиях Заполярья.

17 апреля 1912 года состоялось последнее его назначение – епископом Уфимским и Мензелинским. Когда-то подвизался здесь архиепископ Филарет (Амфитеатров), по последней кафедре митрополит Киевский и Галицкий. Им заложены были здесь крепкие основы церковной православной жизни, но край населен был преимущественно «инородцами» – башкирами, татарами, черемисами, среди которых издавна действовали шаманы и отчасти мусульмане. Миссионерство требовало огромных трудов. Владыка Михей немедленно принялся за труды. Он основал Березовско-Богородицкий женский монастырь на Каме, куда Великая Княгиня Елисавета Феодоровна прислала написанный ею образ Христа Спасителя. Уфимское духовное училище также было всесторонне укреплено. Совершались частые миссионерские поездки.

Но здоровье владыки к этому времени пришло в большое расстройство, так что он вынужден был проситься на покой. Синод уволил его на покой в Почаевскую Лавру, но владыка через малое время, в январе 1914 года, добился перемещения, также на покой, в родную Оптину Пустынь. Здесь его приняли с любовью. Наместник отвел ему отдельный корпус, куда владыка перевез свои необходимые вещи и большую библиотеку, которую в начале 1917 года пожертвовал в библиотеку монастыря. «Покой» его заключался, несмотря на слабое здоровье, не в отдыхе и праздности, а в постоянном служении в храме и в собеседовании с братией о духовном. К нему за разрешением многих вопросов постоянно обращались и благочинный, и настоятель, которым тогда был архимандрит Ксенофонт (он скончался 30 августа 1914 года, и настоятелем стал игумен, потом архимандрит Исаакий, будущий священномученик).

В Летописи Скита Оптиной Пустыни (не опубликованной до сего времени) отмечалось:

«17 января (1914 года). Скит посетил преосвященный Михей, епископ Уфимский. Начало монашества он полагал в сем Скиту. В настоящее время владыка приехал в Оптину на покой».

«26 января. Литургию в монастыре служил преосвященный Михей».

«Февраль 2. Сретение Господне. Литургию в монастыре служил преосвященный Михей. Вечером владыка посетил старца о. Нектария».

«25 (февраля). Литургию в монастыре служил преосвященный Михей».

«Апрель 6. Светлое Христово Воскресение. Литургию в Казанском соборе служил преосвященный Михей, а в больничной церкви архимандрит Ксенофонт. В Скиту в 7 часов было отслужено бдение, на котором присутствовал владыка».

«7 (апреля). Литургию в Скиту в новом храме служил преосвященный Михей. Пели два хора: монастырский и скитский. После обедни владыка сказал речь, в которой благодарил скитян за оказанную ему любовь».

«25 (мая). День Св. Троицы. Литургию в монастыре служил преосвященный Михей; перед Литургией был царский молебен. В 7 часов в Скиту началось бдение, на котором присутствовал преосвященный Евфимий».

«Май 27. Сегодня в начале 10 часа утра прибыла в Оптину Пустынь Ее Императорское Высочество Великая Княгиня Елисавета Феодоровна. Преосвященный Михей, встретив Ее Высочество во Введенском соборе, сказал краткое приветственное слово».

29 мая владыка Михей с настоятелем и старшей братией после Литургии, на которой Великая Княгиня причастилась Св. Христовых Тайн, посетил вместе с нею Скит, там, в храме Иоанна Предтечи, владыка отслужил краткий молебен о здравии высокой паломницы. Потом она осматривала Скит – библиотеку, трапезную, соборную келью, братское кладбище. Посетила кельи монаха Иова и старца Нектария. 30 мая после вечерни и напутственного молебна владыка Михей сказал Великой Княгине прощальное слово и закончил его земным поклоном. «Момент был в высшей степени трогательный, – писал корреспондент журнала "Русский паломник" (№ 29 за 1914 год). – Великая Княгиня Елисавета Феодоровна также поклонилась до земли. А затем в сопровождении братии и всего народа направилась к парому, где приготовлены были экипажи. Весь путь от собора до парома усыпан был зеленью и цветами. Ее Императорское Высочество Великая Княгиня взошла на паром. Взошли и преосвященный Михей и другие начальствующие лица. Паром тронулся. А братский хор чудно запел величественный догматик пятого гласа: "В Чермнем мори…" Затем возглашено было многолетие. И Великая княгиня, попрощавшись с братией, причем поклонившись в землю настоятелю о. Ксенофонту милостиво раскланиваясь, села в экипаж и изволила отбыть на станцию Козельск».

В Летописи и далее столь же часто отмечаются служения епископа Михея. 16 июня он служил молебен о даровании дождя, и во время крестного хода к Амвросиевскому колодцу разразилась сильная гроза с громом и ливнем. В июле 1914 года началась мировая война. По объявлении мобилизации из Оптинского братства было призвано в армию около 50 человек. Их провожали с любовью. 20 июля в Летописи записано: «По случаю отъезда братии, призванных по мобилизации, преосвященный Михей служил напутственный молебен».

К сожалению, в 1915 году скитская Летопись прервалась: ведший ее в 1914 году рясофорный инок Александр Аваев, офицер запаса, отбыл на действительную службу. С 1 января 1916 года записи продолжил иеродиакон Кирилл (Зленко), будущий исповедник веры. Он отметил, что 7 января владыка Михей уехал в Петроград, а 2 февраля, на праздник Сретения Господня, возвратился и продолжил свои служения. Так, он возглавил торжественное богослужение на Благовещение (25 марта), совершавшееся в монастыре. В Неделю ваий Литургию также совершал он. На Страстной седмице, в Пяток, в Казанском соборе владыка служил великую вечерню и вынос Плащаницы. 10 апреля – «все три службы: утреню, Литургию и великую вечерню совершал преосвященнейший епископ Михей» (за этой Литургией он рукоположил во иеродиакона будущего преподобного – о. Никона).

Владыка Михей с братией встречал в Оптиной в 1916 году будущих мучеников за Христа. Это были Великий Князь Константин Константинович Романов, офицер, приехавший с фронта в краткий отпуск. Сначала он жил в Оптиной инкогнито, но его узнали и подивились его смирению. После его отъезда в Оптину прибыл Великий Князь Димитрий Константинович, дядя предыдущего, – он приехал с племянницей, Великой Княгиней Татьяной Константиновной, муж которой погиб на фронте (она была сестрой Князей-мучеников Константиновичей). Она вскоре примет монашество и будет настоятельницей женского монастыря на Елеонской горе в Иерусалиме.

6 мая запись в Летописи: «Царский день и тезоименитство преосвященного епископа Михея. Служба в монастыре. Литургию совершал сам владыка… Служащие и старшая братия приносили высокому имениннику почтительные поздравления с поднесением просфор. Маститый владыка отвечал всем поздравителям святительским благословением, отечески милостиво благодарил за приветствия. За Литургией следовал торжественный молебен с провозглашением многолетий Государю Императору и всему Царствующему Дому, а также и преосвященнейшему владыке-имениннику Достойно примечания, что празднование преподобному Михею в календарях отмечено 5 мая, тогда как служба преподобному положена на 6-е и отправляется на месте, идеже лежат его мощи, то есть в Троице-Сергиевой Лавре, 6 числа. Согласно сему, и преосвященный Михей празднует день своего Ангела тоже 6 мая».

8 сентября 1917 года владыка Михей произнес в храме слово, в котором, как отметил летописец, «обличал современное шатание умов и пороки, выяснял, какое грозное и страшное время мы переживаем, и призывал к молитве и покаянию во избежание конечного гнева Божия и гибели нашей». В октябре он говорил о том же: «Одна надежда – на Бога и на Преблагословенную Владычицу мира, всегдашнюю покровительницу Земли нашей… Если Господь Бог и Пречистая Богоматерь смилуются над нами, то все благоустроится и изменится на лучшее, но что для этого нужно каяться». 25 декабря, на праздничной Литургии по случаю Рождества Христова, владыка, как сообщает летописец, «по обычаю, обратился к молящимся со словом назидания и утешения ввиду продолжающихся общественных бедствий: призывал к терпению, к покаянию в уповании на милосердие Божие, указал на милость Божию, выразившуюся в восстановлении в Русской Церкви Патриаршества, обратил внимание богомольцев на утешительное нововведение в чин архиерейской службы (в так называемой «выкличке» старейшего диакона после освящения Св. Даров – возносится теперь моление и о предстоящих, "поминающих кийждо о своих си согрешениях"), привел примеры терпения и богоугодной жизни из теперешнего времени и лично ему, владыке, известные и призывал к подражанию им всех присутствующих».

В навечерие праздника Богоявления, в январе 1918 года, в Оптиной служил архимандрит Исаакий, а освящение воды совершал епископ Михей. Иеромонахи обходили в монастыре все здания, кропя их святой водой. 6-го же января, в самый праздник, Литургию служил епископ Михей с отцами Исаакием и Феодосией. 10/23 января этого года безбожная власть обнародовала декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», который сопровождался рядом инструкций. Местная власть не сразу окрепла, поэтому в обители все шло по-прежнему. Но пришлось для прикрытия создать монашескую сельхозартель, что было не так трудно, так как Оптина имела большое и хорошо налаженное хозяйство. Царская Семья еще в 1917 году Временным правительством была отправлена в ссылку. Владыке Михею весьма горько было сознавать, что среди предателей, нарушивших присягу Царю, причастных к аресту Государя, был одним из активнейших его родной племянник – генерал Михаил Васильевич Алексеев. В июле пришло потрясающее известие о злодейском убиении всех членов Царской Семьи в Екатеринбурге. Царские предатели, пытавшиеся бороться с красными, терпели поражения. Генерал Алексеев со своими белогвардейцами, сражавшимися не за монархию, а за Учредительное собрание, был разгромлен. Сам он в том же 1818 году умер от тифа на Кубани. Божье возмездие настигло его во благовремении.

В 1919 году в государстве усугубилась всеобщая разруха. Хотя Оптина Пустынь попала в список историко-культурных памятников и потому должна была быть сохранена, ее теснили и исподволь уничтожали.

Настоятеля и других монахов арестовывали, но пока, до времени, отпускали. В 1922 году вместе со старцем Анатолием арестован был и владыка Михей, их доставили в Калугу, но потом отпустили. В 1923 году архимандрит Исаакий и многие монахи вынуждены были покинуть обитель и поселиться на частных квартирах в Козельске. Владыка Михей поселился близ этого города, в деревне Морозово, у родственницы своей покойной супруги, имевшей там небольшую усадьбу. Владыка был болен, но изредка служил в приходском храме.

В мае 1923 года по требованию Калужского губисполкома оптинские монахи должны были покинуть пределы губернии и возвратиться каждый на место своего рождения. Находившиеся в Козельске иноки во главе с архимандритом Исаакием написали общее заявление с просьбой отменить это требование, так как в родных местах у них не осталось никого за давностью времени. Написал бумагу в таком же духе и владыка Михей. «Когда ликвидировалась Оптина Пустынь, – писал он, – тогда мне, проживавшему там на покое, предложили уехать оттуда, и я поселился в деревне Морозово Козельского уезда, у дальней родственницы своей покойной жены. Будучи преклонного возраста, мне 73 года от роду, и страдая грудной жабой и астмой с пороком сердца, а также геморроем при сильных кровоизлияниях, я не только не способен к переездам, но даже не могу обходиться без посторонней помощи. 18-го сего мая ко мне пришел председатель исполкома и потребовал, чтобы я в 24 часа уехал на родину в Петроград. Я указал ему, что при своей болезни и возрасте, а кроме того, не имея совершенно средств, я этого исполнить не могу да к тому же, с малолетнего возраста уехавши из Петрограда, не имею там никого, кто взял бы меня на жительство и прокормление, тем более что нуждаюсь еще в особом уходе за собой. На это заявление получил категорический ответ, что это его не касается. Тогда я обратился с письменным заявлением к Козельскому исполкому, но и там мне дали только отсрочку до 30 мая, после которой все же предписали уехать. 22 мая опять приходил председатель Хотинского исполкома и требовал немедленного выезда, грозя, если я не исполню его распоряжения, арестовать меня. Мне ничего не оставалось отвечать, как только просить дать средств на выезд и указать, где меня примут на жительство и прокормление, причем я просил объявить мне наконец, откуда и какое распоряжение он получил выселять меня из деревни Морозово. Тогда только мне было прочитано решение выездной сессии суда о выселении всех монахов из Калужской губернии. Я был поражен таким определением суда, так как никакого суда надо мной не было и никакого решения его не было объявлено; если бы было такое постановление суда, то оно, по закону, должно было быть объявлено подсудимым, но ничего такого не было никому объявлено, и мы не могли его обжаловать… Я решительно не знаю, куда мне деться и какие гарантии, что меня и в дальнейшем не будут гнать?»

Владыку Михея оставили в покое. Высылка монахов не удалась, но вскоре власти другими способами добились своего, вырывая из среды монашества то одного, то другого, а то и несколько человек сразу, арестовывая, ссылая в лагеря и на поселение на окраины России, не только на Север, но и в Среднюю Азию. Начались и расстрелы. Безбожная власть чем больше укреплялась, тем более свирепела.

Владыка Михей скончался 3/16 февраля 1931 года, в день святых праведных Симеона и Анны, и был похоронен на Пятницком кладбище Козельска. На погребение никто из епископов приехать не смог, оно было самым скромным. Могила его сохранилась до наших дней. В далекой северной ссылке, в деревеньке под городом Пинегой, умиравший от туберкулеза иеромонах Никон, ныне преподобный, узнав о кончине владыки Михея, поскорбел и вознес под северным небом молитву об упокоении его души. Владыка Михей был членом Оптинского братства – здесь начал монашеский путь, здесь и закончил.