15 ноября

15 ноября

13-го числа Батюшка не пошел на бдение и меня не пустил, а мы во время бдения читали записки шамординских монахинь об о. Анатолии. О. Сергий Четвериков работает над составлением жизнеописания о. Анатолия.

Материал был собран и послан Батюшкой. Между прочим, Четверикову посланы и рукописные тетради о. Анатолия "Мистическое Богословие". Это его беседы с каким-то, кажется, профессором. О. Четвериков обещался окончить жизнеописание к Пасхе.

— Доживу ли я до Пасхи, не знаю,— сказал мне Батюшка.— Сегодня в первый раз в жизни почувствовал одышку, придя в трапезу.

Вообще, последнее время Батюшка не раз говорил о смерти. Еще как-то Батюшка говорил, что он начал очень-очень слабеть под вечер. "Иногда едва сижу..." — говорил он. Не раз также Батюшка говорил: "А туда с чем идти?"

Сейчас говорил с Иванушкой, и этот разговор заставил меня вспомнить многое позабытое, на что в свое время не было обращено ни малейшего внимания.

Первым моим духовником был протоиерей о. Сергий Ляпидевский, уже скончавшийся, вторым — его сын о. Симеон Сергеевич. Несмотря на религиозность мамы, бабушки, дедушки, папы — они нас редко посылали в церковь, особенно зимой, боясь простуды. А ребенок сам пойти не может. Нас и баловали, и ласкали, но вольничать не позволяли, уйти без спросу мы не смели.

Однажды на исповеди, кажется, о. Симеон сказал мне, что необходимо ходить в церковь по праздникам. "Это долг перед Богом". Я поразмыслил об этом и согласился. С тех пор я стал часто ходить в церковь, даже в будни, когда был свободен. И это обратилось в привычку. Ходил я также и к вечерним собеседованиям по воскресеньям. Правда, ходил больше из-за "интереса", но все ж иногда бывало что-то вроде умиления. Помню, однажды за собеседованием, я, стоя на клиросе, слушал проповедь и заключил в конце концов так: "Как бы провел я время дома, не знаю, а здесь я душеполезное услышал".

Услышав однажды о грехе суеверия, я приложил слышанное к жизни и отверг все суеверное, например, приметы.

Услышав однажды о грехе воззрения на девушек и жен с похотением, я даже опечалился: это доставляло для меня удовольствие. Как быть? Смотреть грешно, а не смотреть — лишить себя удовольствия. И решил я, что смотреть можно, только без похотения. Такой сделкой со своей совестью я как бы успокоился: взяла верх плотская сторона.

Представилось новое искушение: предложили мне учиться танцевать, но танцы назначались как раз во время вечерни. Куда склониться? Помню, был 6-й глас на "Господи воззвах" — мой в то время самый любимый догматик: "Кто Тебя не ублажит"... И туда, и туда хочется. Долго я боролся, долго был в нерешительности, и... (о позор, позор!) попрал я совесть и пошел танцевать. Совестно вспомнить. Как враг старается удалить от церкви, даже если ходишь, но с равнодушием.

Что я поступлю в монастырь, никто не верил, да я и сам это считаю чудом и милостью Божией.

— Хорошо вы сделали, что не женились, ушли от мира,— не раз говорил Батюшка, а однажды прибавил: — Вы не знаете, какая сложная жизнь женской души.

Я все более и более начинаю понимать, какое счастье, что я в скиту.

Батюшка как-то говорил, что одному святому было видение, как вкушает братия пищу: кто ест и ропщет, тот вкушает пищу, как навоз. Кто не ропщет, но и не благодарит, для того пища — ни то, ни се. А вот кто ест и благодарит, тот вкушает пищу, как мед.

То же самое относится и к монашеской жизни. Только тому хорошо жить в монастыре, кто благодарит Бога за Его милосердие, за то, что Он вселил его в монастырь, что оторвал от мира. А кто ропщет на свою жизнь, тому в монастыре очень тяжело жить...

Батюшка благословил все время читать жития святых, когда же прочту все 12 книг, тогда начинать опять сначала. Благословил читать Лествицу, затем преп. Феодора Студита, Варсонофия и Иоанна преподобных.