2 декабря

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2 декабря

Иванушка, оказывается, покушал, чего не следует, но слава Богу, все обошлось благополучно, хотя желудок еще не совсем нормален. "Это его Филарет Милостивый спас",— сказал Батюшка.

Батюшка мне благословил читать "Лествицу". Действительно, это дивная, глубокая книга: чудное доказательство плодотворности послушания, ибо она написана за послушание.

Так вот, я недавно прочел в ней такие слова: "Не избегай рук того, кто привел тебя к Господу, ибо во всю жизнь твою ни перед кем не должен ты иметь такого почтительного благоговения" (сл. 4, отд. 72) и подумал: кто же меня привел ко Господу? Кто меня вскормил духовно (если так можно сказать), кто мне открыл глаза на жизнь, кто мне показал иночество, конечно, настолько, насколько это все может понять моя спящая, если не мертвая душа, за кого держусь?

Это Батюшка, я к Батюшке чувствую любовь, если я только могу любить, и расположение более, чем к любому другому. Я ему обязан тем, что я не в миру, я ему обязан более, чем кому-либо (плотских родителей я оставляю в стороне).

Но, кроме Батюшки, я многим обязан, и их-то я перечту. Прежде всего мы о своем намерении поступить в монастырь сказали о. Петру Сахарову, нашему законоучителю по гимназии. Он не решился сказать что-либо определенное и привел нас к еп. Трифону, своему товарищу по Академии. А еп. Трифон нас направил к Батюшке в скит. Это было перед Великим постом, в неделю о Блудном сыне. Все мы только пришли от вечерни, после которой Владыка говорил слово на тему о блудном сыне и читал акафист св. муч. Трифону. Я, Иванушка, мама, о. Петр Сахаров и неожиданно приехавший о. Гавриил (ныне эконом у преосв. Калужского) сидели у Владыки в кабинете. Владыка на беспокойство мамы о нас ответил ей:

— Не беспокойтесь, они увидят там только хорошее, и это останется у них на всю жизнь. Пусть поедут...

Я забыл упомянуть о том, что о. Петр сводил нас к Владыке, который сказал:

—Я вас направлю в Оптину, да, может быть, сделаю семейный раздор?

Мы отвечали, что имеем благословение от матери. Но о. Петр, вероятно, убоялся того, о чем спрашивал Влыдыка и сообщил об этом о. Симеону Ляпидовскому, и оба они пришли к маме в тот же день в гости и, конечно, были успокоены.

Затем еще о. Серафим из Чудова монастыря также является как бы приведшим нас ко Господу, ибо у него мы исповедовались первый раз, не совершая просто формальности, но желая исповеди сознательной. Подобной была также первая исповедь у Батюшки, когда я был еще мирским, она была не менее искренна. Так что о. Серафим как бы первый раз примирил нас с Богом, положил начало.

Затем еще о. игумен Иона (Богоявленского монастыря) в Москве был указан нам Владыкой, как могущий заменить нам Батюшку, когда мы жили в миру после Оптиной восемь месяцев. Во время пребывания в Москве я пользовался великой любовью о. Ионы и часто уходил от него ночью. Монастырь был уже заперт, а ключи приносили ему, и он сам меня провожал. Он очень настаивал на том, чтобы мы скорее бросали мир.

Итак, все те лица, которые так или иначе, более или менее способствовали нашему водворению в скит: 1) о. Серафим, 2) о. Петр Сахаров, 3) о. Симеон Ляпидовский (9 декабря 1907 г. о. Симеон сказал нам такие слова: "Если вы выдержите Великий пост в Оптиной пустыни, то это и будет знаком того, что вам нужно быть в Оптиной". Так он сказал, когда мы собирались ехать в первый раз в Оптину.), 4) Преосвященный Трифон, 5) о. Гавриил, 6) о. Иоанн от Нечаянной радости в Кремле, 7) игумен о. Иона и 8) Батюшка, который принял нас в свои любвеобильные объятия.

Епископ Трифон, указывая на Батюшку, сказал:

— Пусть Вашим постоянным руководителем будет о. Варсонофий.

Все упомянутые отцы и Владыка как бы привели нас к Батюшке и вручили нас ему, доставляя нам этим тихое пристанище.