Стих сорок пятый

Стих сорок пятый

И хождах в широте, яко заповеди Твоя взысках.

С этого стиха до конца восьмистишия (стихи 45–48) изображаются плоды упования, или каков стал пророк после того, как возгрел в сердце своем крепкое упование упомянутыми способами. Блаженный Августин говорит: «Прежде искал, а теперь (в стихах 45–48) повествует и исповедует, каким сделала его милость Божия, которую он испрашивал, — показывает, что услышан, и, вследствие того, вот что: хождах в широте…»

Широта хождения всегда есть прямое следствие верности заповедям Божиим, и это потому, что заповеди убивают живущие в нас и теснящие нас страсти. Что всякое стеснение и вязание нашей нравственной свободы зависит от страстей — это всякий сам знает. Что сжимает руку, готовую уже на благотворение? — Своекорыстие: себе нужно. Что томит душу, при виде счастия соседа? — Зависть. Что приковывает к постели или вяжет ноги, когда следовало бы идти в церковь помолиться? — Самоугодие и леность. Так и во всем. Но кто взыскал заповеди, то есть возлюбил их и положил быть всегда им верным, тот, хоть тоже чувствует припадки подобных страстей, но они не определяют его, не вяжут: он тотчас отражает их; а когда окрепнет в делании заповедей, то и совсем почти их не чует.

«Тому не тесно, говорит святой Амвросий, кто ума своего не заключает в земное и плотское, но направляет его к небесному и жительство свое имеет на небесах, а грешный сдавливается узами своих страстей. Возьмите богача: он владеет уже множеством полей, а все ему тесно, все желает он большего: ему мало целой земли». Святой Иларий пишет: «Пророку не тесно. Тесны сердца грешников, и душа оскверненная не удостоивается посещения Божия. Обиталище для принятия Бога необъятного нужно пространное, а оно уготовляется верностию заповедям. Пророк ходит в широте, потому что в нем обитает Бог, а Бог обитает потому, что он заповеди его взыскал. Припомним, в какую широту разумения входит ум наш, когда мы, занимаясь чтением Божественных Писаний, исследуем заповеди Божии, и как широки бывают чувства смирения нашего, когда они пленяются в Божественные желания. Грехи же сокращают широту всякой души; отвсюду бывает тесно тому, кто не удостоился быть жилищем славы Божией». — «Что значит ходить в широте? — спрашивает блаженный Августин и отвечает: — Значит ходить в любви, которая излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам. Он учит нас исполнению заповедей в любви Бога и ближних».

Зигабен дает этой широте другой оттенок. Он перефразирует это место так: «Во всех делах моих находил я простор и встречал успех, потому что полюбил заповеди Твои и всегда верен был им. "Будучи даже в скорби от искушений, не тяготился тем; ибо доброе свидетельство совести Моей внутренне удостоверяло меня в крепкой любви и ненарушимой верности заповедям Твоим, расширяя сердце мое и в скорби. Добрая совесть всегда утешает того, кто ее имеет».

Но, судя по контексту, в настоящем месте прямее будет разуметь ту широту, в какой чувствует себя ходящим и действительно ходит уповающий на Бога. Эту широту упования, равно как и условие ее — верность Богу в исполнении заповедей Его, пространно в разных местах живописует святой Исаак Сирианин. Приведем некоторые из них.

«Есть, говорит он, некоторый сокровенный Промысл. Сподобишься его и ты, если прежде с верою понудишь себя попечение свое возвергнуть на Бога и свою попечительность заменить Его промышлением. И когда Бог усмотрит в тебе, что ты со всею чистотою мыслей доверился Богу более, чем самому себе, и понудил себя уповать на Бога более, нежели на душу свою, тогда вселится в тебя та неодолимая сила, и ощутительно почувствуешь, что она с тобою несомненно, — та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь, и не боятся, ходя даже по водам, не колеблясь в помысле своем опасением потонуть; потому что вера укрепляет душевные чувства человека, и он ощущает в себе, что как будто что-то невидимое убеждает его не внимать видению вещей страшных и не взирать на видение невыносимое для чувств»206.

«Если однажды ты вверил себя Господу, вседовлеющему для охранения тебя и смотрения о тебе, и если пойдешь вслед Его, то не заботься уже ни о чем относительно себя, но скажи душе своей: на всякое дело довольно для меня Того, Кому однажды предал я душу свою. Меня здесь нет; Он это знает. Тогда на деле увидишь чудеса Божии, — увидишь, как во всякое время Бог близок, чтобы избавлять боящихся Его, как и Промысл Его окружает их, хотя и невидим. Но потому, что невидим телесными очами Хранитель, пребывающий с тобою, не должен ты сомневаться о Нем, будто бы Его нет; ибо нередко открывается Он и телесным очам, чтобы ты благодушествовал207. Когда утвердишься в таком уповании, тогда побегут от тебя устрашающие и ужасающие тебя мысли, и все, что встретится тебе трудного и неудобного, покажется тебе удобным и легким»208.

«Ведение (свое благоразумие) сопровождается страхом, вера — надеждою. В какой мере человек водится способами ведения (то есть сам устрояет свое благосостояние по указанию благоразумия), в такой же мере связуется он страхом, и не может освободиться от него. А кто последует вере (уповающей), тот вскоре делается свободен и самовластен и, как сын Божий, всем пользуется с свободою, самовластно. Возлюбивший веру (уповающую), как Бог, распоряжается всяким тварным естеством. А ведение (свое благоразумие) всюду встречает преграды. И как быть иначе? Текучее естество воды на хребет свой не приемлет телесных стоп, и приближающийся к огню сожигает себя. Вера же (уповающая) властно преступает эти пределы, воодушевляясь обетованием: аще сквозь огнь прейдеши, не сожжешися, и реки не покрыют тебе209. Многие по вере входили в пламень, обуздывали сожигающую силу огня и невредимо проходили посреди его, и по хребту моря шествовали, как по суше»210.

Вот как объясняет он то, что такое упование возможно только при верном служении Богу в исполнении Его заповедей. «Человек, который вовсе не имеет заботы о скоропреходящем, но всецело, днем и ночью, вверяет себя Господу, не заботится ни о чем мирском по великой своей рачительности о добродетелях, а все свое время употребляет на занятия Божественные и потому нерадит о приуготовлении себе яств и одежд, об устроении жилища телу и о всем прочем, — такой человек прекрасно и разумно надеется на Господа. И это подлинно истинная и самая мудрая надежда. Да и справедливо такому надеяться на Бога, потому что он сделался рабом Ему и рачителен к делу Его. Такой достоин, чтобы на нем особенным образом показал Бог попечительность Свою. Но человек, у которого сердце совершенно погребено в земном, который всегда ест с змием персть, никогда не печется о благоугодном Богу, не имеет попечения ни об одной добродетели, — такой человек не может иметь светлого упования. Будучи стесняем скудостию или подавляем плодами беззаконий своих, может быть, и он скажет: возложу упование на Бога, и Он сделает меня беспечальным, и даст мне послабление. Безрассудный! до сего часа не вспоминал ты о Боге, но оскорблял Его непотребством дел своих, и имя Божие ради тебя, как написано, хулимо было язычниками, а теперь осмеливаешься открывать уста свои и говорить: на Него возложу упование. Он поможет мне и попечется обо мне! В посрамление таковых хорошо сказал Бог чрез пророка: Мене день от дне ищут и разумети пути Моя желают, яко людие, правду сотворившии и оправданий Бога своего не оставившии211. К числу таких-то принадлежит и тот безрассудный, который и мыслию своею не приближался к Богу, а коль скоро окружили его скорби, он воздевает к Нему руки свои с упованием: возложу, говорит, упование на Бога; Он избавит меня. Не обольщайся; надежду на Бога предваряет труд для Бога в делании заповедей Его. Веруешь ли, что Бог промышляет о тварях Своих? Да сопровождает же веру твою и приличное делание, и тогда услышит тебя Бог»212.