Стих сто восьмой

Стих сто восьмой

Вольная уст моих благоволи же, Господи, и судьбам Твоим научи мя.

Вольная уст, то есть что самоохотно изрекают уста мои, то благоволи принять, Господи. И судьбам Твоим, тому то есть, что присуждено и определено волею Твоею, что составляет прямую Твою заповедь, научи меня, научи узнавать то во всяком случае, и исполнять с умением, во благоугождение Тебе.

В Ветхом Завете были жертвы, определенные законом, и были жертвы произвольные, которые всякий, по желанию сердца своего, давал обет приносить Богу. Так и в кругу нравственных дел: одни прямо определены законом, а другие оставлены на произвол, для засвидетельствования пламеннейшего усердия к богоугождению. «Большую часть преспеяний в добродетели, говорит блаженный Феодорит, предписывают Божественные законы, но присовокупляет нечто от себя и доброе произволение. Так и жертвы: были и узаконенные, были и произвольные. Жертвы о грехе и преступлении, жертвы о неведении повелевал приносить закон; они, как бы некоторый долг, воздаваемы были Богу; а жертвы, приносимые по доброму произволению, именовались дарами. Так и ныне: целомудрие и правду предписывает Евангельское слово, а девство и воздержание от брачной жизни, нестяжательность, отшельническая жизнь, пребывание в пустыне, это — дела доброго произволения, не состоящие в пределах закона. Пророк такого рода дела назвал вольными, потому что они не подлежат законной обязательности, а составляют плод боголюбивого произволения, и потому справедливо называются вольными».

Плод боголюбивого произволения может иметь место и при всяком добром деле. Так, когда представляется случай помочь другому, то иной делает это в мере, определенной апостолом, то есть не так, чтоб тому было довольство, а нам скорбь; а иной может превзойти эту меру и все отдать другому, лишив себя всего и оставшись ни с чем, с одним крепким упованием на покровительство Божие. Кто так делает, тот приносит произвольный плод боголюбивого произволения. Молиться Богу тоже надобно, и кто не молится, тот преступает заповедь Божию; но мера молитвословия зависит от боголюбивого произволения: всякий, с совета своего духовного отца, берет себе молитвенное правило и потом всякий раз может сокращать его или длить свое молитвословие. Так, положивший себе стоять на молитве по четверти часа или по часу, когда, вместо этого, по движению усердия промолится полчаса, час или два, то приносит вольный плод боголюбивого произволения. Так и во всех других делах. Движения боголюбивого произволения надлежит оживлять при всяком деянии. Есть у нас недобрая случайность — обращать все в форму. Дела, предпринимаемые с живым усердием, без всяких посторонних побуждений, с одним желанием делать угодное Богу, — такие дела в первый раз совершаются со всею живостию чувства и внимания, во второй — эти внутренние движения бывают слабее, в третий — еще слабее и, наконец, дела такие начинают быть совершаемы без всякого участия души, и выходит одна форма внешняя. Кое-что доброе и делается, но все одно, как бы и не делалось оно, потому что Бог смотрит на то, что происходит в сердце, а если там нет делаемого дела, то Бог его и не видит. И сколько от этого гибнет бесплодно дел и трудов! Это похоже на то, как если бы кто сеял и без разбора бросал семена и за межу, и на дорогу, где они пропадают даром. Чтоб избежать такой случайности, опытные отцы советуют всегда действовать так, как бы ты делал дело в первый раз: всякий день лишь начинай. Так и о доброй жизни вообще, потому что она и вся может обратиться в форму, так и в отношении к каждому делу. Сколько бы ни шел ты по доброму пути, держи себя так, как бы ты только сейчас вступил на него; сколько бы раз ни делал доброе дело, всегда делай так, как бы делал его в первый раз. Этим способом ты всегда будешь приносить Богу жертву боголюбивого своего произволения, жертву живую, приносимую от полного сердечного усердия, а только это и многоценно в очах Божиих.