41. Миф о религиозном опыте как источнике богословия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

41. Миф о религиозном опыте как источнике богословия

Недавно в нашем блоге завязалась непродолжительная дискуссия с представителем православной церкви. Дискуссия касалась вопроса о происхождении богословия. В ответ на наше высказывание о том, что богословие есть результат толкования Священного Писания. Было сказано:

Богословие является выражением Откровения, оно вытекает из религиозного опыта, а не результат авторского толкования каких-либо текстов.

Для нас и Писание, и Предание, и догматы являются формами выражения Откровения и поэтому не могут находиться в противоречии, поскольку пробуют описать один религиозный опыт.

На наш взгляд тут выражены два тезиса:

Первый. Источник христианского богословия — это опыт.

Второй. Опыт Церковной жизни (выраженный в богословии) обладает равной с Писанием степенью богодухновенности, авторитетности, безошибочности и непогрешимости.

Оба этих тезиса нам представляются мифическими, и, следовательно, ложными. Вот по каким причинам:

1. Причина филологическая, что называется, «от определения»

Богословие — это слово о Боге. Это не «богожитие», не «богобытие», не «богоощущение», не «богоопыт». Слово, сказанное Богом, будучи записанным, превращается в текст — текст Священного Писания. Поэтому не нужно стесняться или смущаться некоей «приземлённости» общения с текстом. Сам Бог не стыдится быть Словом. Он не постеснялся наделить текст Писания качествами, присущими Ему — Богу:

• живое (Деян. 7:38),

• действенное (Евр. 4:12),

• пребывающее (1 Пет. 1:23),

• судящее сердце (Евр. 4:12),

• святое (Пс. 104:42),

• священное (2 Тим. 3:15),

• пребывает вечно (Ис. 40:8),

• вечное (Пс. 118:89),

• провидящее (это слово в других текстах употребляется только по отношению к Богу) Гал. 3:8),

• праведное (Пс. 18:8-10),

• добро, благо (Пс. 118:39),

• небесное (Пс. 118:89),

• весьма чисто (Пс. 118:140),

• выше даже имени Божьего (Пс. 137:2)

• и т. д.

Бог даже не стыдится отождествиться с Писанием, говоря, что оно предвозвестило нечто Аврааму (Гал. 3:8). Хотя мы знаем, что у Авраама не было и не могло быть Писания. Подобным же образом, апостол Павел считал, что Писание нечто говорило фараону (Рим. 9:17). Поэтому не стоит думать, что общение с «текстом» — это что-то низкое и недостойное «высоких отношений». Через маленькие, чёрненькие буковки текста Библии с нами разговаривает Сам Бог.

Писание — это Слово Божие, а не простое описание святым человеком своего опыта общения с Богом. Даже истинный опыт общения человека с Богом — это не Откровение, а нечто иное. Общение — это диалог, взаимодействие. Откровение — это Божий монолог. Во время этой речи человек замолкает, и смиренно пишет то, что потом будет проповедано.

Да, мы знаем, что не всё, сказанное Богом через Пророков и Апостолов, вошло в Библию, но Писание — это единственное Слово Божье, которое есть у нас на сегодняшний день. После смерти последнего апостола и пророка ни одно слово, вышедшее из под пера человека, больше не является богодухновенным Словом Божьим. Тем более таковым не является религиозный опыт (подробнее об этом см. пункт 3).

Богословие (в том числе и сформированное на Вселенских Соборах) — это не что иное, как попытка систематизировать и истолковать тексты Священного Писания, запечатлевшие именно проповеди (опять же слова, тексты) апостолов: «Апостол проповедание и отец догматы Церкве едину веру запечатлеша». Богословское определение Троицы, это не опыт богообщения Афанасия Великого, не словесное откровение, данное Богом александрийскому епископу, это гениальная попытка учителя Церкви собрать воедино всё, что Библия говорит о Божественности Отца, Сына и Святого Духа.

По определению, богословие должно быть основано на Слове, на тексте.

2. Сами апостолы ставили свой религиозный опыт ниже общения с текстом Писания.

Джон Макартур пишет о религиозном опыте апостола Петра:

Это на самом деле было необычное переживание: Иисус открылся перед ними в Своей славе — в том прославленном виде, в котором Он предстанет при Своём втором пришествии. Апостолы Пётр, Иаков и Иоанн увидали нечто от славы Его второго пришествия, и об этом величии и говорил Пётр во 2 Пет. 1:16. Но строил ли ап. Пётр своё богословие на этом переживании? Читайте дальше во 2 Пет. 1:19–21: «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово, и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в тёмном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдёт утренняя звезда в сердцах ваших, зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым».

Итак, хотя ап. Пётр свидетельствует, что преображение было действительно дивным переживанием, однако, что касается удостоверения его веры, то у него есть нечто более достоверное — откровение Божие, данное через водимых Духом Святым пророков (Дж. Макартур. Харизматики).

Действительно, апостол Пётр назвал Писание более верным, чем истинный религиозный опыт. Он использовал сравнительную степень прилагательного — ??????????? — более крепкое, надёжное, достоверное, несомненное, неизменное.

Клайв Стейплз Льюис (кстати, почитаемый и православными) остроумно подчеркнул разницу между религиозным опытом и богословием:

В какой-то мере я понимаю, почему некоторым людям хотелось бы обойти теологию стороной. Я помню, во время одной моей беседы пожилой офицер, побывавший, видно, во многих переделках, поднялся и сказал: «Мне вся эта болтовня ни к чему. Но, доложу вам, я тоже человек религиозный. Я знаю, что Бог есть. Как-то ночью, когда я был один в пустыне, я чувствовал Его присутствие. Это величайшая тайна. Именно поэтому я не верю всем вашим аккуратным маленьким формулам и догмам о Нём. Да и каждому, кто пережил реальную встречу с Ним, они покажутся жалкими, сухими и ненастоящими».

В каком-то смысле я согласен с этим человеком. Думаю, что, вполне вероятно, он и в самом деле пережил встречу с Богом в той пустыне. Но когда от личного опыта он обратился к христианской доктрине, то, видимо, воспринял это как переход от чего-то реального к менее значительному и настоящему. Наверное, что-то подобное испытывал бы человек, который видел Атлантический океан с берега, а теперь рассматривает его на карте. Сравнимы ли настоящие океанские волны с куском раскрашенной бумаги? …Если вы хотите куда-то отправиться, карта будет вам совершенно необходима. Пока вы довольствуетесь прогулками по берегу, впитывать в себя зрелище океана гораздо приятнее, чем рассматривать карту. Но пожелай вы отправиться в Америку, она будет вам несравненно полезнее, чем опыт ваших прогулок (К. С. Льюис. Просто христианство).

Мистическое общение с Богом, будучи невербальным, несловесным никак не может служить основанием для богословия. Богословие — это чисто филологические тонкости между понятиями «сущность/ипостась», «единосущный/подобосущный» и т. д. Мистик же не получает Откровения, но переживает чувственную связь с Богом. Строить богословие на его опыте (пусть даже истинном), это всё равно, что пытаться написать учебник по высшей математике, руководствуясь выступлением мастера пантомимы.

Впрочем, протестанты не хуже православных любят говорить о своём опыте общения с Богом, начиная с Лютера, заканчивая последним наркоманом из центра реабилитации, преображённым силой Божьей благодати. Нам есть, что рассказать о том, что именно сделал в нашей жизни Господь, но не на этом строится наше богословие. Богословие строится на Слове, которое вернее даже фаворского апостольского опыта.

3. Даже отцы Церкви, распознавая канон Писания, признавали разницу в авторитете между Писанием Апостолов и своими творениями.

Если бы этой разницы не было, то не было бы и нужды в распознании канона.

Из списка канонических книг были изъяты не столько откровенно еретические книги, сколько именно небогодухновенные! Некоторые из них были очень хороши. Чем плох, к примеру, Пастырь Герма? Да ничем! Он не вошёл в канон не потому, что он противоречит христианскому духовному опыту, а только потому, что этот текст не был «выдохнут Богом», это был именно человеческий опыт, а не Слово Божие (см. пункт первый).

Поэтому, когда Григорий Флоровский пишет: «Предание есть непрерывное присутствие в Церкви духа Святого, непрерывное Божие водительство и просвещение. Церковь не связана буквой. Она движется вперёд, ведомая Духом. Дух Истины, Тот, Который «глаголал пророки», Тот, Который вёл апостолов — Тот же Дух и ныне ведёт Церковь от славы к славе, ко всё более полному пониманию божественной Истины», — мы должны возразить: Дух Божий действительно Тот же. Но после смерти апостолов и пророков действует Он в Церкви иначе. Он уже не передаёт нам информацию догматического характера. Вся Истина уже была сообщена Им в I веке по Рождеству Христову. Эта Истина уже была «предана святым» (Иуд. 3), то есть передана окончательно, раз и навсегда.

Обратите также внимание на решающее значение слова «однажды» в стихе 3 Послания Иуды. Здесь греческое слово подразумевает нечто, уже совершившееся (на все времена с постоянными последствиями), что никогда не будет нуждаться в повторении. Поэтому ничего не нужно прибавлять к преподанной «однажды», раз и навсегда, вере.

Дж. Лаулор. написавший превосходное толкование на Послание Иуды. сделал следующее замечание:

«Христианская вера неизменна, хотя при этом представители каждого поколения нуждаются в индивидуальных поисках её, в личном обретении веры и жизни по ней. Однако из этого следует, что всякое вновь возникающее учение (хотя, казалось бы, что его обоснованность и можно было бы отстаивать) есть ложное учение, так как все попытки прибавить какое-либо дополнительное откровение к тому, которое уже было дано Богом и запечатлено в содержащем только истину Священном Писании, есть ложные притязания и должны быть отвержены» (George L. Lawlor, Translation and Exposition of the Epistle to Jude [Philadelphia: Presbyterian and Reformed Publishing Co., 1959], p. 45.).

Богослов Ф. Ф. Брус соглашается с Дж. Лаулором, что всякое дополнительное откровение ложно, независимо от того, «излагается ли оно в книгах, целью которых является вытеснение или дополнение Библии, или же принимает вид сверхбиблейских преданий, выдаваемых служителями церкви за догмы» (F. F. Bruce, The Defense of the Gospel in the New Testament [Grand Rapids: Wm. B. Eerdmans Publishing Co., 1959], p. 80.).

В ситхе 3 Послания Иуды важно обратить особое внимание на слово «преданной» или «преподанной». В греческой грамматике это — неопределённое, пассивное деепричастие, означающее действие, совершённое в прошлом и не содержащее элемента продолжающегося действия. В данном случае пассивный залог означает, что вера не была открываема людьми, но была раз и навсегда дана людям Богом.

Через Священное Писание Бог дал Своему народу полное и окончательное учение о Его Сыне. Наша христианская вера покоится на исторически объективном откровении, и это исключает любые пророчества или видения с новым откровением до тех пор, пока Бог не проговорит опять в конце времён (Деян. 2:16–21; Откр. 11:1-13). Слово Божие в том виде, в котором оно было «преподано», неизменно, не нуждается в поправках и поэтому всякое другое учение или новое откровение излишне и ложно (Дж. Макартур. Харизматики).

Дух Святой ныне действует по-другому. Его роль сегодня состоит в том, чтобы побуждать христиан к практическому исполнению воли Божьей, учить верующих исполнять заповеди Христовы и напоминать им о необходимости их исполнения (Ин. 14:26). Дух Святой удостоверяет Слово Божье так, что мы становимся способны его принять. А так же Дух Святой побуждает христиан исследовать Слово Божье самым тщательным образом (1 Кор. 2:6-16). Он обращает людей к Христу через познание Священного Писания, животворит нас и даёт нам свободу от покрывала неверия (2 Кор. 3:6,12–18). Дух Святой рождает нас свыше (Ин. 3) и преображает нас в образ Христов.

Но Святой Дух больше не говорит ни в каком человеке таким же образом, как Он говорил в апостолах и пророках. Эта функция апостольства и пророчества осталась в фундаменте Церкви, наряду с земным служением Христа (эту мысль развивает апостол Павел в Еф. 2:20).

Дом не может состоять только из фундамента, приходит момент, когда технология строительства меняется, и от фундамента переходят к строительству стен. Православные же (странным образом сближаясь в этом вопросе с ультрахаризматами, см. следующий пункт) желают всё церковное домостроительство совершить «по технологии закладки фундамента» и любое странное учение, поддержанное большинством их единоверцев и объявленное опытом богопознания, объявить Словом Божьим сказанным Тем же Духом, Который «глаголал пророки». И, кажется, забыли они то, что помнили отцы Церкви — Писание в этом смысле уникально и невоспроизводимо, как уникален и невоспроизводим фундамент.

Игнатий Антиохийский хорошо понимал разницу между своими писаниями и писаниями Апостолов: «Но ужели получив возможность писать к вам, я пришёл к той мысли, чтобы мне осуждённому, повелевать вам, подобно апостолу?» (Тралл. 3), «Не как Пётр и Павел заповедую вам. Они — апостолы…» (Рим. 4).

Жаль, что современные православные не видят разницы в авторитетности между апостольским Писанием и прочими творениями святых людей. И самое главное, не видят, что источники различны. Библия — есть плод вербального Откровения Божьих Слов. Хоть и записанное словами из вокабулярия пророка/апостола, пусть даже описывающее их религиозный опыт — даже такое описание было вдохновлено Духом Святым. Даже молитва, записанная в Библии — это результат Божьего Откровения — Слово Божье. Труды же остальных христиан — результат их собственных творческих способностей, описание их человеческих переживаний (пусть даже и духовных), это не Слово Божье.

4. Религиозный опыт очень субъективен, и даже сумма религиозного опыта многих поколений христиан не перестаёт быть суммой субъективных воззрений.

Интересно то, что православные в своём превознесении «православного» духовного опыта и попыткой отождествить его со Словом, открытым некогда апостолам, сближаются в своих верованиях с ненавистным для них ультрахаризматическим богословием. Именно ультрахаризматы также готовы наплевать на то, что в Библии не содержится и намёка на «падение в духе», «святой смех», «святую блевотину», «нечеловеческие языки», «исцеляющие пиджаки», «золотые пломбы» и т. д. У них есть религиозный опыт. Он, с их точки зрения, равен по «силе откровения» Писанию, поэтому Библии противоречить не может.

Как только некий опыт становится мерилом ортодоксальности, мы вступаем на зыбкую почву.

— А у нас иконы плачут, и благодатный огонь сходит! Истина у нас!

— А у нас чудо Святого Януария и Фатимское явление Девы Марии! Истина у нас!

— А у нас вчерась золотые перья с неба посыпались! Истина у нас!

— А у нас нынче жена пастора в церкви ни слова не сказала! Чудо! Истина у нас!

Люди, которые некое чудо или сверхъестественное явление, или мистическое переживание объявляют источником своего богословия, сильно рискуют. Когда придёт антихрист, они поверят ему, потому что «творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми. И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле, говоря живущим на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив» (Откр. 13:13,14).

Не чудесами или мистическим опытом формируется богословие, но богословие, основанное на верном понимании Слова Божьего, должно стать мерилом Истины, по которому следует оценивать все чудеса и мистические переживания.

5. Писание и церковное предание не противоречат друг другу только на бумаге.

В жизни между ними противоречий хоть отбавляй. Примеров тому великое множество: от «Sic et non» Пьера Абеляра до современной православно-католической полемики (хотя обе церкви претендуют на полноту обладания Истиной Писания и Предания). Православные никак не могут договориться, считать ли сказание о мытарствах блаженной Феодоры истинным или ложным. А ведь это влияет на православную личную эсхатологию. Опыт Феодоры противоречит Священному Писанию и даже православному учению об отрицании сверхдолжных заслуг, однако множество православных считают этот опыт истинным. Можно привести большое количество других примеров, но ясно одно, если объявить Писание и Предание равнобогодухновенными и равноавторитетными, то само понятие «Истина» надобно будет устранить.

Протестанту легче: он любое предание будет проверять Писанием и безжалостно отметёт то, что будет явно противоречить Библии. Писание же он будет толковать историко-грамматическим методом, представляющим собой по сути старую антиохийскую школу толкования Священного Писания.

Православный же, сталкиваясь с неизбежными противоречиями между Писанием и Преданием, находится в неминуемом логическом противоречии, описанным архиепископом Илларионом (Троицким):

Очевидно, возникает вопрос: как понимать Писание, чтобы почерпать из него истинное вероучение? «Нужно понимать его согласно с Преданием» — отвечают нам. Прекрасно! А какое предание следует принимать? «Не противоречащее Писанию». Что же получается? Писание нужно толковать по Преданию, а Предание нужно проверять Писанием. Получается логический круг, idem per idem, или, в несколько вольном переводе на русский язык, — сказка про белого бычка.

Дальше, правда, архиепископ советует обратиться к «Духу, живущему в Церкви», то есть к мистическому опыту богообщения, дабы разорвать сей порочный круг. Но мы-то с вами уже выяснили, что не опыт должен быть основой богословия. И этот логический круг не разрывается при помощи обращения к опыту, а лишь усиливается неразбериха.

Да и даже Василий Великий советовал оценивать творения отцов с точки зрения соответствия Писанию. О творениях Григория Чудотворца и Дионисия Александрийского он писал так: «Должно писаниями поверять то, что говорят учители и согласное с писанием принимать, а несогласное отвергать и всячески отвращаться тех, которые держатся такого учения», «Не всё хвалю у Дионисия, иное же и вовсе отметаю».

Иные православные, конечно, возразят, что, дескать, некоторое несоответствие Писанию у святых отцов всё же есть, но большинство Церкви никогда не согласится с таким несоответствием. Однако данному утверждению противоречит история и факты. Еретиков ариан, отрицающих божественность Христа долгое время было больше, чем ортодоксальных христиан. Однако большинство последователей и продолжительность этих верований не могут являться мерилом Истины. Только на основании Писания удалось победить арианскую ересь (как и сегодня, только Писанием, но не опытом общения с Богом можно победить ложное богословие Свидетелей Иеговы).

Католиков и по сей день в мире большинство, но православные почему-то не учитывают этот факт, говоря о превосходстве православия над католицизмом. А ведь по их собственному убеждению, то мнение, которое исторически возобладало в Церкви и следует считать правильным. Но в мире «возобладал» именно католицизм, так значит, не количество последователей и не «живучесть» догматов определяет истинность богословия.

Вот и получается у нас всё та же старая протестантская истина — Sola Scriptura. Писание уникально и только на нём необходимо строить богословие.

…На сём стою и не могу иначе…

Так, кажется, было у Лютера?