3. Природные чудеса

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Природные чудеса

Природными чудесами в библеистике обычно называют чудеса, связанные с нарушением законов природы или победой над силами природы: например, укрощение бури, хождение по воде, умножение хлебов и т. д. Рассмотрим важнейшие из них.

Вечером того дня сказал им (Иисус): «Переправимся на ту сторону». И они, отпустив народ, взяли его с собой, как он был в лодке; с ним были и другие лодки. И поднялась великая буря; волны били в лодку, так что она уже наполнялась водой. А он спал на корме, на возглавии. Его будят и говорят ему: «Учитель! Неужели тебе нужды нет, что мы погибаем?» И встав, он запретил ветру и сказал морю: «Умолкни! Перестань!» И ветер утих, и сделалась великая тишина. И сказал им: «Что вы так боязливы? Как у вас нет веры?» И убоялись страхом великим и говорили между собой: «Кто же он, что и ветер, и море повинуются ему?»

Мк 4:35–41

Сама по себе ситуация правдоподобна. Плавать по Галилейскому озеру в утлом судёнышке (а бедняцкие лодки были в ту эпоху очень хлипкими) довольно опасно. С запада озера простираются две большие равнины, откуда регулярно налетает (особенно летом) сильный ветер, создающий большое волнение. Зимой бывают порывы ветра с востока, причём иногда ветер столь крепок, что выбрасывает рыбу на берег. Если верить Марку, лодку с Иисусом и учениками застиг как раз такой шторм (при штормах на Галилейском озере случаются волны до двух метров высотой). То, что Иисус спал в этот момент, далеко не так неправдоподобно, как кажется скептикам. После дня, проведённого в проповеди, разговорах и исцелениях, Иисус был наверняка очень усталым (как у нас говорят, «вымотанным»). Чтобы он мог получше отдохнуть, ученики постелили ему подушку (Синодальный перевод: «возглавие»). Под мерный плеск волн и скрип уключин он быстро уснул. Бури же в тех местах начинаются быстро: за две-три минуты Иисус в данной ситуации мог и не успеть проснуться. Когда же ученики его растолкали, он их упрекнул, а ветер вскоре утих...

Но насколько правдоподобно, что Иисус прикрикнул на море, и оно повиновалось? Скептикам кажется это в высшей степени сомнительным, тогда как с христианской стороны часто возражают, что это вопрос веры в чудеса. Однако, как заметили ещё рационалисты эпохи Просвещения, описанные события сами по себе ничего неправдоподобного не содержат. Неожиданно налетает шторм (частое явление на Галилейском озере), даже если он был относительно небольшим, при ветхости лодки он представлял серьёзную опасность. Потом шторм внезапно унимается (и такое часто случается). В промежутке Иисус призывает учеников к спокойствию (очень правдоподобно в контексте его учения) и пытается запретить волнам (не исключено)... В принципе, даже если рассуждать строго рационалистически, в материалистическую картину мира укладывается всё, кроме причинно-следственной цепочки, которую здесь видит евангелист. Но принимать эту цепочку на веру (как старые христианские толкователи) или нет (как скептики) — вопрос веры, а не исторического исследования. Что касается автора этих строк, то наиболее правдоподобной версией ему кажется старое рационалистическое объяснение, что разбуженный Иисус обратился с призывом к спокойствию («Замолчите!») не к морю, а к ученикам, после чего погрузился в молитву. Ну а последующее прекращение бури, как мы уже сказали, можно объяснять по-разному, и это не составляет предмет нашего исследования.

Гораздо более сложный случай представляет собой эпизод с хождением по воде.

И тотчас понудил учеников своих войти в лодку и отправиться вперёд на другую сторону к Вифсаиде, пока он не отпустит народ. И отпустив их, пошёл на гору помолиться. Вечером лодка была посреди моря, а он один на земле. И увидел их бедствующих в плавании, потому что ветер им был противный. Около же четвёртой стражи ночи подошёл к ним, идя по морю, и хотел пройти мимо них. Они, увидев его идущего по морю, подумали, что это призрак, и вскричали. Ибо все видели его и испугались. И тотчас заговорил с ними и сказал им: «Это я, не бойтесь!» И вошёл к ним в лодку, и ветер утих. И они чрезвычайно удивлялись в себе и дивились...

Мк 6:45–51; ср. Ин 6:15–21

В данном случае бытовое правдоподобие ограничивается ночной бурей. (Действие происходит в «четвёртую стражу ночи», то есть между тремя и шестью часами утра, перед рассветом.) Правдоподобное рационалистическое объяснение подобрать очень сложно. Была старая версия, что Марк допустил филологическую ошибку, а в источнике, которым он пользовался, Иисус шёл по берегу, прибрежной косе или мелководью. (Напоминает известную сцену из кинофильма «Бриллиантовая рука»!) Но это вызывает большие сомнения: согласно Марку, лодка находится посередине озера; в параллельной сцене у Иоанна её также отделяет от берега несколько миль. Значит, это рационалистическое предположение не годится. Существует ещё полурационалистический-полумистический вариант, согласно которому имело место не чудо в собственном смысле слова, а то, что индусы называют «сиддхами», особыми психическими силами, которые (как думают) появляются у людей, стоящих на высокой ступени духовного развития или занимающихся мистическими практиками. (И мы знаем, что аналогичные рассказы о хождении по воде или ином преодолении земной гравитации существуют в разных религиозных традициях, включая православную и католическую агиографию, хотя ни одно из них пока не получило чёткого документального подтверждения.) Если историк стремится к объективности, он не вправе сбрасывать со счёта подобные возможности: материализм и позитивизм не должны диктовать условия игры. Тем не менее подобные гипотезы слишком шатки, чтобы на них можно было выстраивать научную реконструкцию, поэтому мы оставим их в стороне. Это мы делаем с тем большим основанием, что весь эпизод, скорее всего, выдуман в раннехристианских общинах.

Мы согласны с точкой зрения тех исследователей, которые усматривают в Мк 6:45–51 одну из сцен, которые поначалу имели послепасхальное происхождение, а впоследствии были передвинуты в жизни Иисуса. За призрака Иисуса иногда принимали после его воскресения (как бы ни интерпретировать воскресение): «Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят призрака. Но он сказал им: “Что смущаетесь... это я сам”» (Лк 24:37–39). Вот и здесь тоже читаем: «Они же, увидев его идущего по морю, подумали, что это призрак, и вскричали. Ибо все видели его и испугались. И тотчас заговорил с ними и сказал им: “Ободритесь, это я! Не бойтесь!”» (Мк 6:49–50). Любопытно в этом смысле и различие в концовках между Марком и Иоанном. Если у Марка Иисуса взяли в лодку (Мк 6:51), то у Иоанна это не факт (Ин 6:21), — Иоаннова версия органичнее смотрелась бы в послепасхальном контексте. Вообще послепасхальные проекции встречались довольно регулярно в I веке, и удивляться этому не нужно. Евангелия — это не стенограммы и не буквально точные описания событий: в них много образно-притчевого, много богословской рефлексии, которую нужно отделять от реальной истории.

Теперь перейдём к рассказу о насыщении 5000 человек. Это единственное чудо, о котором рассказывают все четыре Евангелия (Мк 6:32–44/Мф 14:13–21/Лк 9:10–17; Ин 6:1–14), — историческую значимость чего, впрочем, не стоит переоценивать, ибо Матфей и Лука взяли свои описания из Марка. У Марка есть также дублет, вариантное описание этого чуда (Мк 8:1–10; ср. Мф 15:32–39), но мы на нём останавливаться не будем.

И отправились в пустынное место в лодке одни. Народ увидел, как они отправлялись, и многие узнали их. И бежали туда пешие из всех городов, и предупредили их, и собрались к нему. Иисус, выйдя, увидел множество народа и сжалился над ними, потому что они были как овцы, не имеющие пастыря; и начал учить их много.

И как времени прошло много, ученики его, подойдя к нему, говорят: «Место пустынное, а времени уже много. Отпусти их, чтобы они пошли в окрестные деревни и селения, и купили себе хлеба, ибо им нечего есть». Он сказал им в ответ: «Вы дайте им есть». И сказали ему: «Разве нам пойти купить хлеба динариев на двести и дать им есть?» Но он спросил их: «Сколько у вас хлебов? Пойдите, посмотрите». Они, узнав, сказали: «Пять хлебов и две рыбы». Тогда повелел им рассадить всех группами на зелёной траве. И сели рядами, по сто и по пятидесяти. Он взял пять хлебов и две рыбы, воззрев на небо, благословил и преломил хлебы и дал ученикам своим, чтобы они раздали им; и две рыбы разделил на всех. И ели все, и насытились. И набрали кусков хлеба и остатков от рыб двенадцать полных коробов. Было же евших хлебы около 5000 мужей.

Мк 6:32–44; ср. Ин 6:1–14

Столь грандиозное чудо не может не вызвать сомнений у критически настроенного историка. Вызывает скепсис, во-первых, его характер: описывается событие не просто чудесное, но и имеющее проблемы по части внутреннего правдоподобия. Скажем, умножение рыб — это либо создание взрослых особей, которым предстоит умереть через несколько минут, либо создание недавно умерших особей. Даже если допускать чудеса, в таком раскладе есть нечто странное. Во-вторых, не слишком ли много народу? Пять тысяч человек — это треть жителей такого большого города, как Сепфорис. В-третьих, преломление хлебов создаёт впечатление, что Марк воспринимает данное событие как прообраз христианской Евхаристии. Это наводит на подозрение, что перед нами ещё одна сцена, спроецированная из жизни церкви в прошлое, в жизнь Иисуса.

С другой стороны, некоторые детали создают впечатление очевидца. В частности, народ расселся, как говорит Марк, «грядками-грядками» (в Синодальном переводе: «рядами») на «зелёной траве». Здесь же диалог-пикировка про отсутствие денег на покупку хлеба. Трудно избавиться от мысли, что это подробности из рассказа очевидца — тем более евангелист Марк не был блестящим литератором. Сходство с Евхаристией неполное (хлеб и рыба вместо хлеба и вина), а потому вряд ли имеет место чистый перенос сцены с церковной Евхаристии в прошлое. Наконец, число народа может быть естественным преувеличением, которое часто встречается даже у очевидцев.

С нашей точки зрения, перед нами один из тех случаев, когда стоит поискать рационалистические объяснения. В частности, согласно одной правдоподобной старой версии, когда Иисус и ученики вынули свой скромный запас хлеба и рыбок и выразили готовность ими поделиться с кем-либо, присутствующие (возможно, помнившие только что прозвучавшую проповедь о бескорыстии и необходимости делиться) вынули собственные припасы и тоже стали делиться друг с другом. Если так, то по-своему это тоже чудо, и ничуть не менее великое... Заметим, что эта версия решает серьёзную проблему, которая возникает на уровне марковского рассказа: неужели никто из пяти тысяч человек не захватил с собой в дорогу ни съестных припасов, ни денег? Даже если там были не пять тысяч, а пять сотен человек, это было бы невероятно.

Довольно странное чудо с монетой во рту рыбы описывает Матфей:

Когда пришли они (Иисус с учениками) в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм и сказали: «Учитель ваш не даст ли дидрахмы?» Он говорит: «Да». И когда он вошёл в дом, то Иисус, опередив его, сказал: «Как тебе кажется, Симон? Цари земные с кого берут пошлины или подати? С сынов ли своих или с посторонних?» Пётр говорит ему: «С посторонних». Иисус сказал ему: «Итак, сыны свободны. Но чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадётся, возьми; и открыв у неё рот, найдёшь статир. Возьми его и отдай им за меня и за себя».

Мф 17:24–27

Прежде всего разберёмся, что здесь происходит. В Капернауме к Петру, как главному из учеников (или хозяину дома в этом городе?), приходят сборщики налогов, а конкретно — сборщики храмовой подати. Согласно Мишне, эту подать должны были ежегодно платить все взрослые мужчины в месяце адар (февраль-март) (см. также Исх 30:11–16). Из некоторых иудейских текстов Второго Храма, однако, мы знаем, что как минимум некоторые евреи были недовольны такой частотой: скажем, ессеи склонялись к мысли, что платить надо лишь раз в жизни. В целом ситуация понятная: в интересах властей — сделать налог более регулярным и дать ему высокое обоснование, а в интересах низов — платить поменьше. Из дальнейшего разговора между Иисусом и Петром ясно, что Иисус тоже считает регулярную храмовую подать несправедливой. Обосновывает он это притчей, пафос которой состоит в том, что сыны Израилевы как сыны Божии должны были бы быть свободны от налогов («сыны свободны»): даже царь земной свою семью налогами не облагает, и уж тем более — Царь Небесный. Чтобы не создавать себе лишних проблем по пустякам, однако, Иисус решает заплатить, но заплатить не из фондов своей общины, а путём маленького чуда. Описания самого чуда мы не находим, но Иисус предсказывает, что у первой же пойманной на удочку рыбы во рту окажется статир (греческая серебряная монета ценностью в четыре дидрахмы).

Что обо всём этом думать? В том, что Иисусу не нравилось платить храмовую подать (и даже что он высказывал в качестве аргумента нечто вроде Мф 17:25–26), нет ничего невероятного. (В отсутствие точной информации можно было бы априорно предположить, что Иисус налог платил.) Но действительно ли он указал Петру заплатить с помощью чудесного улова рыбы? Крайне сомнительно. Большинство комментаторов справедливо сомневаются в историчности данного чуда, указывая, помимо всего прочего, что чуда как такового здесь и не описывается. По одной версии, чуда даже и не предполагается, но перед нами лишь шутка Иисуса (дескать, «денег нет, прямо хоть иди и рассчитывай на чудесную рыбалку»), — шутка, возможно, не распознанная евангелистом. (Или в первоначальном варианте было ещё проще: Иисус посоветовал Петру наловить рыбы, продать, а потом заплатить налог?) Нам версия с шуткой кажется наиболее правдоподобной, но даже если это и не так, историк не вправе постулировать чудо, малейшее описание которого отсутствует!

Напоследок коротко рассмотрим ещё один необычный эпизод: проклинание смоковницы. В Евангелии от Марка это последнее чудо, сотворённое Иисусом до распятия — в самые последние его дни в Иерусалиме.

На другой день, когда они вышли из Вифании, он (Иисус) взалкал. И, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями, пошёл, не найдёт ли чего на ней. Но, придя к ней, ничего не нашёл, кроме листьев (ибо ещё не время было собирания смокв). И сказал ей Иисус: «Отныне да не вкушает никто от тебя плода вовек!» И слышали то ученики его...

Поутру, проходя мимо, увидели, что смоковница засохла до корня. И вспомнив, Пётр говорит ему: «Рабби! Посмотри! Смоковница, которую ты проклял, засохла!»

Мк 11:12–14, 20–21; ср. Мф 21:18–20

Поведение Иисуса выглядит здесь странным, а смоковница (у нас в стране её знают как «инжир») — невинно пострадавшей. Если было ещё не время смокв, то почему Иисус ожидал их увидеть на дереве? И почему, не увидев, он проклял смоковницу? Разве не естественно было предположить, что в несезонное время никаких плодов на ней и быть не может? Да и вообще, зачем столь бурная реакция на заурядное, в общем-то, событие?

Некоторые учёные считают этот эпизод вымышленным: евангелист измыслил его как аллегорию о будущей катастрофе, связанной с Израилем (который часто символизировался смоковницей). На наш взгляд, это маловероятно: судя по неуклюжей марковской вставке («ибо ещё не время было собирания смокв»), Марк сам испытывал трудности с сюжетом и пытался подыскать обоснование хотя бы некоторым его линиям. Его собственное толкование видно из композиции: эпизодом со смоковницей он обрамляет акцию в Храме (см. ниже главу 11). Скорее всего, Марк мыслит примерно в таком ключе: храмовый культ превратился в увядшую и бесплодную смоковницу, от которой уже ничего хорошего ждать не приходится. Тогда проклятие смоковницы может быть своего рода инсценированной притчей: апокалиптический пророк предупреждает о гибели Храма (при наступлении Страшного Суда?!).

Тем не менее, если мы не будем попадать под гипноз идей Марка, то увидим, что состыковка им двух сюжетов — искусственная. В случае со смоковницей Иисус не говорит ни единого слова о Храме. Более того, если смоковница символически привязана к Храму, непонятно, почему Иисус избрал для такой притчи дерево, расположенное вне Иерусалима. Куда лучше подошла бы смоковница, растущая неподалёку от самих храмовых строений!

На наш взгляд, проще всего предположить следующий сценарий. Будем отталкиваться от упомянутого евангелистом факта: Иисус хотел есть (а вовсе не инсценировать притчу). В своей банальности этот факт кажется невымышленным. Если Иисус подошёл к смоковнице, это означает, что он ожидал на ней увидеть плоды. Дальше есть два варианта. Согласно одной версии, Иисус, привыкший к более мягким условиям Галилеи, забыл или не знал, что в Иерусалиме климат более суровый. (Иосиф Флавий указывает, что в районе Галилейского озера смоковницы плодоносили по десять месяцев в году: см. «Иудейская война» 3.518.) Тогда получается, что он подошёл к иерусалимской смоковнице с нереалистичными ожиданиями. Однако это сомнительно: всё-таки Иисус был не туристом-новичком в Иерусалиме, чтобы делать подобные ошибки. Как человек бедный, он должен был прекрасно знать по опыту, что там растёт на смоковницах во время паломнического праздника, а что не растёт. Кроме того, данный сценарий не объясняет его последующую реакцию. Согласно более правдоподобной версии, Иисус искал на смоковнице не зрелый инжир, а «паггим» — незрелые зелёные фиги, которые как раз появляются в марте-апреле. Вот этих-то «паггим» он на ней не нашёл.

Что было дальше? На сей счёт можно лишь строить догадки, которые не могут претендовать на точную историческую реконструкцию. Вот вариант, представляющийся вероятным автору этих строк: почему на смоковнице не было «паггим»? Потому что она уже засохла. Увидев её в таком состоянии, Иисус грустно сказал: «От тебя никогда уже не будет плодов» (именно так, а не в форме проклятия!). Ученики же, стоя поодаль и не разобравшись в ситуации, решили, что апокалиптический пророк по каким-то причинам наводит наказание на дерево. Заметили состояние смоковницы они лишь позднее. (Материал в Мк 11:22–26 не имеет отношения к предыдущему и представляет собой искусственную компоновку Марка, который решил превратить проклятье, каковым он считал данную сцену, в педагогический урок о силе молитвы.)

Подведём итоги. Свою публичную деятельность Иисус начал просто как проповедник, продолжатель дела Иоанна Крестителя. Вскоре, однако, ещё при жизни учителя, он обнаружил в себе способность исцелять и изгонять бесов. Вопрос о том, чем на самом деле объяснялась эта способность — психотерапевтическим даром к внушению, сильной «энергетикой», чудесами или комбинацией этих факторов, — мы сейчас оставляем в стороне, но лишь констатируем: такой поворот событий оказал существенное влияние и на самого Иисуса, и на резонанс вокруг его проповеди в обществе. Оно и понятно: грозный пророк Суда сам по себе может не вызвать такого энтузиазма, как он же, но со способностями чудотворца и целителя. Люди шли к нему не только, а часто и не столько поучиться праведной жизни, сколько в надежде вылечить себя или своих близких. Это удавалось многим, хотя и не всем. Вокруг Иисуса быстро росли легенды, в которых его чудотворная способность превозносилась, преувеличивалась, обрастала невероятными подробностями: Иисус не просто исцелил — он воскресил! Иисус накормил пять тысяч человек — нет, семь тысяч человек! Одни сомневались, другие надеялись, поднимали ажиотаж. Но сам Иисус считал происходящее с ним знаком того, что в мире начинается новая эпоха — Царство Божие на земле...