1. Тора: основа

1. Тора: основа

На первый взгляд можно поискать ответ и в самом начале Нагорной проповеди:

Не думайте, что я пришёл нарушить Закон или Пророков: не нарушить пришёл я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдёт небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдёт из Закона, — пока не исполнится всё. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречётся в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречётся в Царстве Небесном. Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдёт праведности книжников и фарисеев, то вы не войдёте в Царство Небесное.

Мф 5:17–20

На протяжении столетий христианские толкователи пытались уйти от прямого смысла этого отрывка. В самом деле: согласно традиционному церковному учению, Тора не обязательна для соблюдения не только неевреями, но и даже евреями (взгляд, восходящий к апостолу Павлу); Закон отменён или как минимум основательно умалён; иудаизм как религия устаревшая и ущербная отныне уступил дорогу христианству. Вместе с тем достаточно очевидно, что в Новом Завете есть тексты, говорящие совершенно иначе, и Мф 5:17–20 — один из них. Согласно Мф 5:17–20, Тора будет сохранять своё значение до тех пор, пока существует наша планета («доколе не прейдёт небо и земля»), — соответственно, декларируется и вечное достоинство иудейской религии. Более того, ни одна заповедь в ней не теряет значение (даже «заповеди малейшие»). Как известно, под «иотой» и «чертой» имеются в виду конкретные буквы еврейского алфавита: «иота» — это буква «йод» (напоминает апостроф, запятую в верху строки), а «черта» — это буква «вав» (похожа на вертикальную чёрточку). Метафорический смысл такой: в Торе всё находится на месте, даже самые маленькие буквы. А если этого мало, Мф 5:17–20 содержит ещё и инвективы против тех, кто учит чему-либо иному: такие люди нарекутся в Царстве Небесном «малейшими», да и вообще рискуют в него не войти. Соответственно, возникает вопрос: не сделало ли традиционное христианство грандиозную ошибку, превратно поняв учение своего основателя по одному из ключевых вопросов? В современном богословии и межрелигиозном диалоге по этому поводу разгорелись нешуточные споры, которые, впрочем, убеждают всё большее и большее число их участников в глубокой укоренённости Иисусова учения в иудаизме, а значит, и необходимости переоценки иудаизма в христианском богословии.

Нас здесь интересует не богословская истина, а историческая. С исторической же точки зрения необходимо признать ситуацию сложной и неоднозначной. Ибо, с одной стороны, многое свидетельствует в пользу той распространённой гипотезы, что отрывок Мф 5:17–20 неаутентичен: этих слов Иисус не говорил, — во всяком случае, не говорил в том виде, в каком они тут приведены. Во-первых, сложно вообразить правдоподобную ситуацию, в которой они могли быть произнесены Иисусом. Ведь в иудаизме по умолчанию принималось, что все евреи Тору соблюдают: кто-то более строго, кто-то менее строго, но об отказе от неё речь в любом случае не идёт. И уж тем более, едва ли кому-то пришло бы в голову упрекнуть в антиномистских идеях Иоанна Крестителя и его ближайших учеников, которые как раз и призывали народ к возвращению к Торе! Подобных идей не было ни у фарисеев, ни у саддукеев, ни у ессеев, ни в других направлениях иудаизма. Что же касается эсхатологических чаяний, то кого бы евреи ни ждали — помазанного царя, помазанного первосвященника, помазанного пророка, Мелхиседека, «Сына Человеческого», «Сильнейшего» и т. д., — отнюдь не предполагалось, что эта фигура принесёт свободу от Торы. Правильное толкование Торы — да; возможно, какие-то непривычные подходы к ней — да, но уж никак не свободу. Поэтому поучение, содержащееся в 5:17–18, выглядит излишним. Более того, 5:19 отражает существование неких людей, которые даже учат (!) отказу от Торы (во всяком случае, от второстепенных её заповедей). Однако для времён Иисуса правдоподобных кандидатур для такой роли подыскать трудно. Зато вся описанная в 5:17–20 ситуация отлично вписывается в контекст последующей христианской церкви, с её спорами о Законе: отменён Закон после распятия и воскресения или нет? Надо ли его соблюдать, и если да, то целиком или частично? В частности, языкохристианские последователи Павла утверждали, что Закон утратил свою силу, а иудеохристианские группы им возражали, обвиняя их в беззаконии. Во-вторых, понять само существование вышеупомянутых богословских споров легче в том случае, если Иисус не оставил ученикам прямой инструкции на сей счёт, и даже если какие-то его слова и действия допускали неоднозначную интерпретацию. В-третьих, любопытно, что Мф 5:17–20 стоит особняком в раннехристианских текстах (ср. лишь частичную параллель в Лк 16:17). С учётом важности данного отрывка можно спросить: если существовало подобное аутентичное предание, почему о нём молчат Марк, Лука, Иоанн, Павел, Фома и другие создатели древнейших христианских текстов? Одним словом, хотя полной уверенности нет, создаётся впечатление, что Мф 5:17–20 отражает, главным образом, богословие матфеевской общины, которая задним числом вложила свою позицию по вопросу о Законе в уста Иисуса.

С другой стороны, нельзя сказать, чтобы евангелист создал данный блок речений на пустом месте. Для столь дерзновенного, казалось бы, шага у него были веские основания. Иисус был благочестивым иудеем: будучи учеником Иоанна Крестителя, он придерживался даже более строгого отношения к заповедям Торы, чем среднестатистический израильтянин, что можно продемонстрировать на материале большого количества высказываний (см. ниже). Очень может быть, что он не оставил напрямую такого учения, как в 5:17–20, лишь потому, что считал его самоочевидным, азбучным для иудаизма. Стало быть, здравомысленный подход Матфея вполне можно понять, — хотя и то верно, что мы попросту не знаем, как отреагировал бы Иисус на богословские аргументы Павла (см., например, Послания к Галатам и к Римлянам): подобные проблемы перед ним самим не стояли, да и вообще стали возможны лишь после распятия и последующих пасхальных событий.