1. «Благой учитель»?
1. «Благой учитель»?
Мы начнём с отрывка, который не содержит прямых высказываний Иисуса о том, кем он себя считает, но который весьма показателен.
Когда выходил он (Иисус) в путь, подбежал некто, пал перед ним на колени и спросил его: «Благой учитель! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Иисус сказал ему: «Что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог! Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца твоего и мать». Тот же сказал ему в ответ: «Учитель! Всё это я сохранил от юности моей». Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: «Одного тебе недостаёт: пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах. И приходи, следуй за мною...» Тот, смутившись от этих слов, отошёл с печалью, потому что у него было большое имение.
Мк 10:17–22
Аутентичность этого отрывка бесспорна. Никому в раннем христианстве не пришло бы голову выдумывать эпизод, в котором Иисус возражал бы против определения себя как «благого учителя».
Старая христианская экзегеза пыталась уйти от очевидного смысла этого отрывка, толкуя его с точностью до наоборот: Иисус соглашается с тем, что называть его «благим учителем» правильно, и даже намекает на то, что он Бог! Предполагалось, что Иисус хочет сказать собеседнику следующее: ты называешь меня благим, и это правильно; но поскольку благ только Бог, осознай, что я Бог и есть. Иными словами, Иисус выстраивает здесь нечто вроде силлогизма.
Первая посылка: благ только Бог.
Вторая посылка: Иисус благ.
Заключение: Иисус — Бог.
К несчастью для силлогизма, его вторая посылка основана на крайне сомнительном прочтении текста: у Марка Иисус не соглашается на титул «благой учитель». Его фразу («что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог!») естественнее всего понять не как согласие, а как возражение. Или, если подходить к делу с другой стороны: если Иисус и впрямь выбрал эту формулировку для того, чтобы такой окольной педагогикой объяснить про свою божественную природу, то он избрал на редкость неудачный путь. Ибо ни одному еврею, воспитанному в монотеизме и заповедях Торы, даже и в голову не пришло бы понять Иисуса в каком-либо ином смысле, чем возражение против подобного титулования. То есть такая педагогика была бы только контрпродуктивной. Заметим, что даже евангелист Марк, который придерживался уже весьма разработанной и достаточно высокой христологии, едва ли усматривал здесь подобные намёки. Концепция божественности Иисуса попросту не входит в его богословский арсенал: в канонических Евангелиях она присуща лишь Иоаннову богословию (т. е. Евангелию от Иоанна).
Между тем данный эпизод говорит об Иисусе многое. Учителем он себя, видимо, считал: во всяком случае, до нас не дошли возражения, когда другие называли его «рабби». И он, без сомнения, считал своё учение благим, данным от Бога: весь смысл его пророческой деятельности как раз и состоял в том, что он возвещает людям эсхатологическую волю Творца. Также, подобно другим благочестивым иудеям, он верил, что исполняет заповеди Торы. Он также не мог не знать, что иудейская традиция допускает именование человека благим (напр., Притч 12:2; 14:14). Всё это учитывал и его богатый собеседник, поэтому счёл уместным соответствующее почтительное обращение. И тем не менее Иисус возражает... Его поведению существует только одно объяснение: во-первых, он хотел, чтобы в центре внимания всегда оставался Бог и чтобы никакой человек, наделённый сколь угодно великой миссией, не делил этот центр с Богом. Заметим, что Иисус в ответ сначала переводит приоритеты на Бога, потом начинает говорить о заповедях Бога, записанных в Торе (а не о каких-либо своих личных установлениях). И лишь когда собеседник добивается возможности сделать что-либо ещё, Иисус предлагает ему принять участие в его скитаниях и проповеди о грядущем апокалиптическом Царстве Божием. Во-вторых, Иисусу, по-видимому, вообще не нравились слишком высокие слова о себе (да и подобный стиль общения) и не нравились титулы. Те призывы к скромности и невыпячиванию себя, которые он регулярно обращал к другим людям, он, видимо, применял и к себе. В данном случае для него важно не только и не столько, «благ» он или нет, а то, что говорить и мыслить в подобном ключе не пристало. Так сказать, вектор мыслей не в ту сторону направлен.
Вырисовывается картина, очень далёкая от карикатурного представления об Иисусе, которое нередко можно встретить в христианских кругах: Иисус ходит по Галилее, направо и налево нарушая Тору и называя себя Богом, а в подтверждение передвигаясь по воде и повелевая бурями. Так могло бы выглядеть скорее явление на галилейскую землю какого-нибудь Посейдона или Аполлона. Иисус, каким мы видим его в ранней аутентичной традиции, совсем другой: в центре всего внимания и всей жизни его стоит Бог Израилев; и от себя, и от других он требует одного — любви и послушания этому Богу. Выпячивать себя — немыслимо, ибо творению необходима скромность перед своим Творцом.