XIII. Облик Моисея
Весь мир был потрясен и очарован чудом Исхода. Имя Моисея было у всех на устах. Дошла весть о великом чуде и до мудрого царя Арабистана. Призвал царь лучшего художника-живописца и повелел ему отправиться к Моисею, написать и доставить облик его. Когда художник возвратился, царь собрал всех мудрецов своих, искусных в науках физиогномики, и предложил им определить по облику характер Моисея, свойства, наклонности, привычки его, и в чем таится чудесная сила его.
– Государь! – ответили мудрецы, – облик этот принадлежит человеку жестокому, высокомерному, жадному к наживе, одержанному властолюбием и всеми пороками, какие существуют на свете.
Возмутили царя слова эти.
– Как! – воскликнул он. – Возможно ли, чтобы таким был человек, дивные подвиги которого гремят по всему миру?
Пошел спор между художником и мудрецами. Художник утверждал, что облик Моисея написан им вполне точно, а мудрецы настаивали, что натура Моисея определена ими по этому изображению безошибочно.
Мудрый царь Арабистана решил проверить, кто из спорящих прав, и лично отправился в стан Израилев.
При первом же взгляде царь убедился, что облик Моисея изображен художником безукоризненно. Войдя в шатер человека Божьего, преклонил царь колена, поклонился до земли и рассказал о споре между художником и мудрецами.
– Сначала, прежде чем я увидел лицо твое, – сказал царь, – я подумал: должно быть, художник плохо написал облик твой, ибо мудрецы мои в науке физиогномике люди весьма опытные: ныне же убеждаюсь, что это люди совершенно ничтожные, и суетна и ничтожна мудрость их.
– Нет, – ответил Моисей, – это не так: и художник, и физиогномисты люди весьма искусные; и тот, и другие правы. Да будет ведомо тебе, что все пороки, о которых говорили мудрецы, действительно присвоены были мне от природы, и быть может – еще в большей степени, нежели это определено ими по облику моему.
Но долгими и напряженными усилиями воли боролся я с пороками моими, пересиливал и подавлял их в себе, пока все противоположное им не стало второй натурой моей. И в этом высшая гордость моя. (Мид. по Тиф. Иср., Кид.)