С 1682 г

С 1682 г

Великий «мудроборец». «Грекофилы» и «латинствующие»

Многие крупнейшие дела патриарха Иоакима были оставлены историками в тени. Усилия по устроению Церкви и противодействие реформам царя Федора, роль архипастыря в возведении на престол Петра I, его поведение во время раскольничьего бунта и стойкость, проявленная в переговорах об «утишении» Московского восстания 1682 г., — эти и еще многие деяния отступили в исторической литературе на второй и третий план. Их затмила острая полемика, развернутая учеными литераторами и публицистами в предпоследнее перед Синодальным периодом патриаршество и, похоже, не угасшая до сего дня. Позиции авторов в этом вековом споре и определяют, главным образом, их отношение к Иоакиму и оценку его деятельности [402].

Сама полемика изначально имела несколько уровней, внешне не всегда сопоставимых, но глубоко взаимосвязанных. Первый, вызвавший наиболее эмоциональную реакцию участников и историков «слой» составил спор о пресуществлении Святых даров. Он породил миф о зловещей угрозе проникновения «яда латинской ереси» в святая святых русского православия — в сам чин (сценарии) литургии. Легко представить себе, как оценивало большинство авторов столь злодейскую попытку российских христопродавцев — ставленников католиков и в особенности «злокозненных иезуитов».

Но «латинствующей», западнической, южнорусской по происхождению партии смело противустали во главе с патриархом истинные патриоты — представители партии московской, старорусской, защитники древлепреданного «греческого» благочестия. Очевидно, что укрепившее свои позиции в исторической литературе — и временами господствующее в ней — движение западников не могло дать своих «предшественников» в обиду. Иоаким со товарищи превращались на страницах книг и статей в ретроградов и — самое страшное ругательство — противников европеизации России, переделки ее на западный манер.

Обращение ко второму «слою» старинного спора — полемике о языке просвещения — полностью подтверждает, казалось бы, позицию западников. «Латинствующие» горячо отстаивали необходимость изучения латыни — общеевропейского языка науки; сторонники патриарха требовали ограничиться изучением греческого — языка православного богословия. «Западники» XVII в. выступают просветителями, а «грекофилы» оправдывают метко данное им в ходе полемики именование «мудроборцы» — то есть борцы с мудростью. Правда, западники Нового и Новейшего времени от подобного открытия ничего не выигрывают. На поверку их «предшественники» оказываются ярыми патриотами, защитниками национального достоинства России, обличителями слепого, «обезьяньего» иноземного заимствования и сторонниками государственного меркантилизма.

Остается малоизученным, однако, еще более глубокий третий «слой спора — именно тот, который и придал книжной полемике остроту политическую, благодаря которой в ней принужден был выступить сам патриарх и иные иерархи, а точку попытались поставить топором палача на Лобном месте… Речь шла о вечном вопросе, не случайно заданном Христу Пилатом: «Что есть истина?» Точнее — что есть источник истины: авторитет и слепая вера или укрепленный наукой разум? Сами того не замечая, историки (и западники и славянофилы) продолжили наиболее глубокую и важную линию спора: могли ли россияне допетровского времени «рассуждати себе» (мыслить самостоятельно), или их уделом было подчинение авторитету и подражание?!

Такая постановка вопроса практически исключает беспристрастность: в любые времена автор волей–неволей становится на одну из позиций. Ведь от века к веку «пастырям» все сложнее подавлять гражданское самосознание «стада». Однако мы можем попытаться понять логику и мотивы патриарха Иоакима, последовательно восстановив роковой ход событий, в которых ему пришлось принять участие. Они начались задолго до описанного в предыдущем очерке Московского восстания 1682 г. и прихода к власти царевны Софьи Алексеевны.