ВТОРОЙ КЛУБОК дон и денница
— Расскажи, Алконост, птица светлая, о Деннице, Зарёй рождённом. Как Денница хотел вознестись выше звёзд, но упал, спалив Землю-Матушку… И о Доне нам расскажи, как с Денницею он схватился, и Поддонным Царём обратился…
— Той великой тайны я не утаю, — всё, что ведаю, пропою…
Как над синим широким морем не туманушки расстилались и не Зорюшка занималась — поднимался Камень горючий. И на этом Камне горючем вырастало деревце ясень.
Как с восточной дальней сторонушки прилетел ко ясеню Сокол. А близ Камешка Бел-горючего увивалася Лебедь Белая.
То не просто птицы слетелись — Радуница с Денницей встретились, дети Хорса и Зареницы.
Правда, ветер слух по земле носил, что Денница был сыном Месяца. Но сам Хоре признал его сыном, он простил Зарю-Зареницу…
Как слеталися брат с сестрою, так прокычела Лебедь Белая:
— Что ж ты, братец мой, Ясный Сокол, всё сидишь на ветке, задумавшись? И своими очами ясными всё глядишь во широку даль? Или скучно тебе во родном краю? На родном островочке — невесело?
Отвечал Денница сестрице:
— То не ветер ветки склоняет и не ясень кроной шумит, то моё сердечушко стонет, словно ясеня лист дрожит. Я хочу взлететь выше Солнца и подняться превыше звёзд! Ведь отец мой — великий Хоре! Стать хочу подобным Всевышнему!
* * *
И взлетел над морюшком Сокол, и очами своими ясными он осматривал синю даль. Минул морюшко Твердиземное, и Ильменское море, и Чёрное, и Хвангур, гору Березань. Пролетел над гордой Индерией — опустился в Ирийский сад.
Тот Ирийский сад — на семи верстах, на восьмидесяти он стоит столбах высоко-высоко в поднебесье. В том небесном саде — трава-мурава, по цветочку на каждой травочке, и на каждом цветке по жемчужинке. А вкруг Ирия — тын серебряный, и на каждом столбочке — свечка.
И видны за тыном три терема, крутоверхие, златоглавые. Как во первом живёт Красно Солнышко — ясноликий Хоре сударь-батюшка, во втором живёт ясна Зорюшка, ну а в третьем — там часты звёздочки.
Круг земной весь виден из Ирия. Видны боги морские в волнах, в глубине — Тритон Черноморский и русалки, морские чуда, боги-духи гор и долин, и везде людские селенья.
Обернулся Сокол Денницей и отправился в терем Хорса. И вошёл, и сел в отдаленьи, обернувшись в пурпурный плащ.
Вот сидит на троне смарагдовом пред Денницей великий Хоре. И спросил Хоре сына Денницу:
— Ты зачем, Денница, явился?
— О отец мой, Свет Мирозданья! Если вправду я тебе сын — ты моё исполни желанье!
— Дар любой проси у меня! Я твоё желанье исполню, в том клянусь горой Алатырской!
Стал просить тогда сын Денница у отца его колесницу. Чтобы целый день ею править, пронестись по своду небесному и подняться превыше звёзд.
— Вознестись хочу, словно Крышень, ко престолу Бога Всевышнего! Чтобы сесть одесную Бога!
И качнул главой лучезарной Хоре:
— Безрассудна речь твоя, сын мой! Дар такой тебе не подходит. Управлять моей колесницей и Творец-Сварог не сумел бы! А его — кто будет сильнее?
Но не слушал Хорса Денница.
— Если, сын, ты думаешь в сердце, что средь звёзд дорога приятна, что увидишь там города — и дворцы, богатые храмы… Знай, что прежде на солнопутье ты звериные встретишь лики! Ты Тельца рогатого минешь и клешни грозящего Рака, пасть свирепую Льва, Скорпиона, Козерога рога и Щуку!
Засмеялся гордо Денница:
— Если Крышень прошёл этот путь, то пройдёт его и Денница! Я молю — дай мне колесницу!
Хоре повёл его к колеснице, что сковал для Солнца Сварог. Как у той колесницы Хорса золотые дышло и ось. Упряжь у коней вся прострочена. Строчка первая — красным золотом, а вторая строка — чистым серебром, ну а третья-то — скатным жемчугом. Вплетены в неё самоцветы — хризолит, смарагд и сардоникс.
Вот коней впрягли ворожеи — Пира, Эя, Феда, Атона. Зареница раскрыла двери в сад, цветущий алыми розами. Вывел Хоре свою колесницу.
— Если можешь, совету следуй, — говорил тогда ясноликий Хоре. — Ты натягивай крепче вожжи, понесут тебя кони сами. Знай, проложен путь среди звёзд — следуй им ты, не уклоняясь. Не склоняйся направо, к Змею, и налево, к Ворону Чёрному.
В колесницу взошёл Денница и вожжей руками коснулся. И помчались быстрые кони… Только чуют кони крылатые, что слаба рука у возницы, что легка под ним колесница, — и, ничьей не слушаясь воли, прочь сошли они с колеи, опаляя Землю и Небо.
И Денница не знает в страхе, как вернуть на путь колесницу, и клянёт своё безрассудство.
Видит он подобья животных. Вот Дракон, от холода вялый, близ оси полярной лежавший, от жары той разгорячился, пасть свою раскрыл и оскалил. Вот клешни сомкнул лютый Скорпий, показал он жало Деннице.
Как увидел Денница жало, всё покрытое влагой яда, пал без чувств и выпустил вожжи. Тут уж кони, преград не зная, понесли его без дороги. Пронеслись они над Землёю — и её охватило пламя. Гибли в пламени нивы, долы, города обращались в пепел. Выкипали моря и реки. И Тритон, едва показавшись, вновь нырнул на дно Океана.
Мать-Земля, в огне вся и в дыме, обратилася ко Сварогу:
— Почему же медлят перуны? Мир земной в огне погибает, гибнут дети мои и внуки!
И тогда Сварог, царь небесный, запустил перун в колесницу, поразил перуном Денницу. По всему небесному своду разлетелись колеса, спицы. Вот и ось златая, и дышло, вот — ярмо, удила и вожжи.
И огнём объятый Денница полетел с небесного свода. И упал с небес сын Зари! Он разбился о Землю-Мать, — тот, кто сделал Землю пустыней.
Говорил он:
— Взойду на небо, выше звёзд вознесусь и Солнца, сяду я одесную Бога!
Но низвержен он ныне с неба, и упал Денница звездою близ Руяна в синее море. Буря воет, и гром грохочет, Солнце Красное не встаёт… Вдоль по морю, по тихой зыби тело Сокола лишь плывёт…
День прошёл без Ясного Солнца, лишь пожары мир озаряли. И сокрыл лицо лучезарный Хоре. Облетели всё поднебесье Зареница с младой Радуницей — отыскали тело Денницы.
Хоронили Денницу в чаще. Над могилою сына Хорса приклонились ольха с осиной. То не слёзы Зари с Радуницей и не сок стекает с деревьев, то янтарь стекает и стынет под лучами жаркого Солнца…
И тогда по велению Вышня обратилась душа Денницы во звезду, что утром сияет, наступленье дня предвещает.
И теперь все Вышнему славу поют, Хорсу и Заре-Заренице, и Деннице, и Радунице!
* * *
Разгулялися ветры буйные, тёмны лесушки расшумелись, в поле травушки всколыхались.
То езжал по полю широкому сам могучий Дон, богатырь Гвидон. Он езжал один по украинам на коне своём черногривом. И крутил усы свои чёрные — каждый ус свисает до пояса. Брови молодца — крылья ласточки, на плечах его бурка чёрная, словно тученька грозовая.
Где ни ступит конь добра молодца — погружается по коленочки. Такова у молодца силушка, что гудит под ним Мать Сыра Земля и колеблется вся от гула.
Видит чудо с неба Денница: как по Матушке по Сырой Земле скачет Дон, порождённый Даной. Кто сильней его в целом свете? Нет ни Ламии, Змея лютого, нет и лешего, злобной дивы.
Едет Дон печальной пустынею. Не с кем Донушке повстречаться, не с кем Донушке слово вымолвить. Поглядел он вверх, в небо синее и увидел там ярку звёздочку.
— Эй, Денница-бог! Ты ответь-ка мне! Езжу я по землям украинным, не найду себе поединщика, нет ни Ламии, Змея лютого! Светишь ты, Денница, высоко! Ты весь Белый Свет озираешь! Не видал ли мне поединщика?
И ответил с неба Денница:
— Ой же ты, могучий, великий Дон! Я высоко в небе сияю! Я весь белый свет озираю! Нет тебе поединщика равного! Нет, и не было, и не будет!
Возгордился Дон от тех сладких слов. И сказал тогда опрометчиво:
— Ты меня не знаешь как следует! Нет мне равного поединщика на Земле Сырой, в синем Небе! Если ты сойдёшь ко Сырой Земле — и с тобою я совладаю!
Не ответил Дону Денница, лишь лицо его потемнело, и сокрылся он в тёмных тучах.
Ехал далее по пустыне Дон. И подули вдруг ветры буйные, взволновалися реки быстрые, Мать Сыра Земля встрепетала. Раскачалося море Чёрное, с ним и дивное море Белое, всклокотало и Сине морюшко.
И явился тут с Синя моря Вепрь, доселе никем не виданный. И поднял тогда Дон своё копьё. И наскакивал на врага.
Только Вепрь тот был очень сильным. Он по небу шаркал главою и клыками горы раскалывал.
И упал на матушку-Землю Дон. Горы дальние всколыхались, Сине морюшко расплескалось. Как на горы Кавказа прилёг бог Дон — тут ему и была кончина. И ложился бог на горе под двумя могучими елями, что поднялись к небу высоко, ветви разбросали далёко.
И где кровь его проливалась — протекал сам батюшка тихий Дон.
* * *
И склонилась над телом Дона там Ясунюшка Святогоровна. И склонились их родны детушки — Рось, Вавила, Дардан и Ламья. Лили слёзы они горючие.
И бросали они в море Чёрное его палицу боевую: лишь тогда она вновь всплывёт, как родится вновь новый Велес.
И от горя того, печали в царство Вия ушла Ясуня, да за реченьку ту Смородину, да за горушку Сарачинскую. Как была Ненила Ясоныпей — ныне стала она Усоныпей. Была Ясей — Ягою стала. Стала кожа её как елова кора, стали волосы как ковыль-трава…
И тогда из груди бога Дона выползал Дракон Черноморский, и уполз он в Чёрное море.
Так был Велес-Дон богом солнечным — стал Владыкою Черномороморским. Был он Доном, рождённым Сурьей, стал Поддонным Морским Царём.
И отныне все славят Вышнего, также Дона, Царя Морского, и Денницу все поминают!