Святитель Феофан о переводе на русский язык Библии и богослужебных книг
Святитель Феофан о переводе на русский язык Библии и богослужебных книг
Кроме деятельной борьбы с сектантством, еретичеством и антихристианскими учениями, епископ Феофан посвящал немало времени и труда обсуждению и изъяснению многих других явлений современной ему церковной жизни. Когда в 70–х годах прошлого столетия началась работа по переводу Библии на русский язык, святитель живо заинтересовался этим вопросом.
«Относительно перевода Библии, — писал он протоиерею Н. Флоринскому в Киев, — я совершенно такого же мнения, как дорогой мой наставник, Высокопреосвященный Димитрий [56]. И хорошо бы приступить к делу. Начинайте переводить. Для издания составьте общество. Редактором пусть будет преосвященный Димитрий, издатели — общество, а хлопотуном по сему С. А. Первухин. Начинайте с Псалтири. Уже начата. Она напечатана в трудах преосвященного Порфирия. Издавать каждую книгу отдельно и — как можно дешевле» [133, с. 20–21].
Святитель Феофан не разделял господствующего тогда в богословской науке мнения о предпочтении еврейского подлинника тексту Семидесяти толковников (Септуагинте) и необходимости исключительно с него делать канонический русский перевод, так как, по его убеждению, затруднительно доказать целостность и неповрежденность древнейших еврейских списков, с которыми приходилось иметь дело.
Он считал, что лучше положить в основу текст Семидесяти толковников как испытанный многовековым ротреблением, а к еврейскому подлиннику прибегать только в сомнительных случаях.
Преосвященному Феофану возражали профессора духовных академий, специалисты текстологии (Якимович и Горский), защищавшие преимущество еврейского подлинника, и между ними возникла оживленная полемика, которая продолжительное время велась на страницах тогдашних духовных журналов.
В 1875 году вышли из печати священные книги Ветхого и Нового Завета в русском переводе, изданные Святейшим Синодом. Синодальный перевод Ветхого Завета имел в основании своем еврейский текст.
Приветствуя появление этого перевода Библии и считая его пригодным только для научного и домашнего употребления, святитель Феофан в нескольких, специально написанных для этой цели статьях стал защищать церковное ротребление славянской Библии в переводе с Септуагинты, указывая на неповрежденность и историческую давность последней.
«Мы, сыны Церкви Православной, — пишет он, — чтим то, что она почитала, и чуждаемся того, чего она чуждалась и чуждается. А она не знала и не знает еврейской Библии. С самого начала от апостолов, чрез все соборы и доселе держалась и держится она Библии по переводу Семидесяти. И нам эту читать и за эту держаться должно всеми силами. Если преклонимся на сторону дающих большую цену еврейской Библии, как сделали протестанты, то дадим место мысли, что Святая Церковь не умела указать нам подлиннейшего откровения. Отсюда не может не родиться подозрение, истинны ли и все догматы Церкви, не следует ли и их пересмотреть, чтобы определить подлиннейшее исповедание веры. А кто станет на эту дорогу, тот в душе стал уже протестант» [69] [57].
О значении же еврейской, масоретской Библии преосвященный Феофан пишет, что «писания и в этом тексте не потеряли своего, вспомогательного к уразумению слова Божия, значения. Они представляют ближайшее к тому пособие» [69].
Святитель высказывал мысль, что для укрепления православной веры среди народа необходимо сделать новый перевод богослужебных книг, и по этому поводу предлагал в 1882 году в своих письмах следующее: «Книги богослужебные по своему назначению должны быть изменяемы. Следует об этом позаботиться и уяснить богослужебные книги… оставляя, однако, язык славянский, — и чтения из Ветхого Завета на вечернях перевода 70 толковников. Богослужебные книги надо вновь перевесть, чтобы все было понятно» [144, с. 158].
В 1888 году Россия торжественно праздновала девятисотлетие своего христианского рождения при равноапостольном Владимире. Духовной властью определено было ознаменовать праздник составлением жития и акафиста святому князю–просветителю.
Преосвященный Феофан находил, что этого мало для такого великого события, и, со своей стороны, предлагал отметить его новым переводом всех богослужебных книг с греческого подлинника. Он слышал много жалоб, особенно от неподготовленных клириков, на темноту и малодоступность церковно–богослужебного текста, вполне разделял их и единственным средством к улучшению дела считал новый перевод.
«Слышу, — писал он Н. В. Елагину, — что Святейший Синод юбилей желает устроить в следующем году в ознаменование 900летия Святой Церкви у нас. На память о сем будто хотят издать жизнь святого Владимира и акафист ему — с картинками. О сем и речь у меня к вам. Жизнь и акафист не худо. Но мало для такого великого юбилея и такими великими лицами совершаемого. Надо позначительнее что?либо. Предлагаю с своей стороны — определить вновь перевести богослужебные книги — все… К юбилею же приготовить одну какую?нибудь, например, Октоих или Цветник… Минея праздничная. Ныне–завтра надо же это сделать. Почему не приурочить этого к такому событию? Сделайте это, пожалуйста» [144, с. 200].
Святитель допускал возможность изменения текста церковных книг, указывал и одобрял пример Греческой Церкви, где последние часто обновлялись применительно к духовному развитию и нуждам современного общества [144, с. 181–182].