45. Уже не я молюсь…

45. Уже не я молюсь…

Я хорошо понимаю чувства, заставившие вас написать мне: «Моя каждодневная молитва кажется мне убогой. Я не могу себе представить, чтобы это молитвенное бормотание ничтожного творения могло интересовать бесконечно совершенного Бога». У вас обостренное сознание ничтожности творения и величия Божия: вот воззрение веры, драгоценное и существенное; здесь, несомненно, не обошлось без благодати. Но есть и другое воззрение, с которым я хотел бы вас познакомить, чтобы дать высокое представление о вашей каждодневной молитве, какой бы убогой она вам ни казалась. Для начала давайте немного отступим назад. Прежде, чем говорить о вашей молитве, поговорим о молитве Христа. Беруллий в одном отрывке, который я очень люблю, превозносит исключительный характер молитвы Иисуса: «От

века существовал Бог, бесконечно достойный поклонения, но не было еще бесконечного поклоняющегося; существовал Бог, достойный бесконечной любви и служения, но не было ни одного человека и ни служителя, бесконечно способного воздавать служение и бесконечную любовь. Но Ты Сам еси ныне, о Иисусе, тот Поклоняющийся, тот Человек и тот Служитель, бесконечно могущий и бесконечно достойный исполнить в совершенстве сей труд и воздать сию божественную честь. Ты еси тот Человек любящий, поклоняющийся и служащий Вышнему Величию так, как Оно заслуживает, чтобы Ему служили, любили Его и почитали». Этот текст приводит нам на мысль Иисуса, удаляющегося в одиночестве в горы ночью, чтобы молиться. И прежде всего, Иисуса на Голгофе, где совершенный Поклоняющийся воздает Богу совершенное поклонение. Может возникнуть вопрос, не сделало ли это совершенное поклонение Сына, эта молитва Иисуса, бесполезной молитву людей, окончательно заместив ее? На него можно сразу ответить, что эта молитва Христа, отнюдь не устраняя человеческих молитв — всего молитвенного лепета от самых истоков человечества, всех жертвоприношений всех религий и всех времен, — напротив, притягивает их к себе, включает их в себя, преподносит их Богу и дает им обрести в себе и через себя удивительный смысл и действенность. Но существует ответ еще более прекрасный. Христос желает, чтобы Его молитва разносилась по всей вселенной, от тропических джунглей до полярных льдов, от крайнего Востока до крайнего Запада. Он желает, чтобы самый скромный из христиан, молясь, имел, что принести в жертву, кроме двусмысленных слов и неловких чувств, чтобы он располагал молитвой Самого Сына Божия. Он желает, чтобы все люди могли включиться в Его молитву, сделать ее своей и преподнести ее Богу. Но и этим сказано еще не все. Иисус Христос хочет не только того, чтобы Его молитва стала нашей, словно некое сокровище в наших руках, которым мы можем располагать. Он хочет вкоренить, внедрить ее в самую глубину, в самую сердцевину нашего существа, в душу нашей души, чтобы мы могли поистине повторять вслед за св. ап. Павлом: «Уже не я живу…» Я молюсь, но молюсь уже не я, — молится во мне Христос. Молится Дух Сына, Дух Святой, и это благодаря Ему звучит во мне призыв сыновней любви: «Авва, Отче!» Так молитва Христова, отнюдь не вытесняя молитвы человеков, придает ей несравненную ценность. Подобно тому, как в Пасхальную ночь в темной церкви пламя пасхальной свечи передается постепенно множеству маленьких свечек в руках у верных, так и Христос через крещение приобретает людей одного за другим, распространяясь по миру, и вызывает в их душах, из их душ Свою сыновнюю молитву. В каждом крещеном Отец узнает Своего Сына; в их молитве, столь убогой по видимости, молитву Сына Своего приемлет Бог.