24. «Грех мой всегда предо мною»

24. «Грех мой всегда предо мною»

Я воспользовался каникулами, чтобы посетить одного очень старого и весьма почтенного священника, живущего в провинции. Он парализован и не покидает больше своей комнаты, но из кресла он видит верхушку своего старого собора и непрестанно молится. Трудно определить чувство, которое я испытываю в его присутствии. Он словно бы излучает некую исключительную чистоту, которая пронизывает и вас. Чистота эта исходит от него, но не он ее источник: это излучение Чистоты Божией сквозь существо, ставшее прозрачным. Слушая его, я спрашивал себя, как ему удалось достичь такой прозрачности. Одно слово представилось мне: смирение. Действительно, он очень часто упоминал о своем «убожестве», с весьма примечательным оттенком покоя, доверия и радости.

Незадолго перед тем я получил ваше письмо, где вы мне писали: «Я предпочитаю не думать много о моих грехах, это приводит меня в уныние». Эта ваша фраза пришла мне на память во время нашей беседы, являя любопытный контраст с настроением моего собеседника, и я привел ему ее, не называя, разумеется, вашего имени. В результате я услышал драгоценные слова: «Посмотрите на мытаря из притчи: он находится перед Богом, не смея поднять взгляд; он бьет себя в грудь, он не перестает повторять: “Боже, милостив будь ко мне грешному”. Он удивительно смиренен. Но смирение у него не есть, как у множества других, еще одна добродетель, которой он немало гордится. Он простонапросто высказывает Богу то, что он констатирует с утра до вечера: что он грешник. В каком-то смысле, это есть то единственное, чего Господь ожидает от нас, чтобы осыпать нас благодеяниями: сознание, признание, отвержение, сожаление о нашем грехе. Подобно св. ап. Павлу, я говорю о грехе в единственном числе, т. е. о том зле в нас, из которого истекает все множество наших грехов. Невозможно избавиться от греха, он прилип к нашей душе. Но есть нечто лучшее, чем огорчаться и отчаиваться, лучшее, чем прятаться от Бога, как это сделал Адам после своего падения, или же чем просить Бога удалиться, как св. Петр после чудесного лова рыбы: куда лучше предстать пред Богом такими, как мы есть, нагими, явить Ему наши язвы. И грех познанный, исповеданный и отвергнутый — это уже не грех, но всего лишь «убожество», нищета, взывающая к сладостному милосердию Отца. Поскольку мы сознаем наш грех, поскольку мы называем его своим именем, поскольку мы отрекаемся от него, поскольку мы представляем его под очищающий взгляд Божий, то он уже не является для нас гибельным, и вот мы чудесным образом очищены. Человек, который во время молитвы и на протяжении всех мгновений своей жизни живет в таком состоянии исповедания Богу своего греха, является прозрачной водой, где отражается чистота неба». Во время нашей беседы, когда у меня вырвалось восклицание: «Ах, если бы я знал эти ветхие глубины моего существа, где копошится грех!», — мой друг откликнулся так живо, что мне даже на мгновение показалось, что он избавился от своего паралича: «Не клевещите на глубины вашего существа! У чада Божия заражены грехом не глубины существа, но только темные его области, не просвещенные еще светом Евангелия. Не забывайте никогда, что глубина существа христианина есть после крещения область светлая, сияющая, бесконечно чистая, благодаря присутствию Пресвятой Троицы. Ах! Если бы христиане понимали, что небеса не где-то, но в них самих, в сердцевине их сердец, что глубина их существа уже целиком погружена в бесконечную любовь Божию, и что им нужно делать только одно: позволить этой любви одолеть последние очаги сопротивления, покорить все области их внешнего существа!» Вы скажете, что я, собственно, не ответил на ваш вопрос о том, как проводить вашу молитву? Но такое состояние признания своего греха и есть основа всякой истинной молитвы, как и всей христианской жизни.