94. Быть или действовать?

94. Быть или действовать?

Во время вашего последнего визита я говорил вам, что христианская молитва не просто человеческое действие, но что она проистекает из глубин нашего «христианского существа», того существа, которое «сделалось причастником Божеского естества» (2 Петр 1,4). И, как вы, несомненно, это помните, я прибавил: «Молитесь не только всем вашим разумением или всеми вашими человеческими чувствами, но всею глубиной вашего существа». И вот, я вдруг нахожу любопытное упоминание этой «молитвы всего существа» в одном недавно мною полученном письме. Я привожу фрагмент оттуда. Как вы сами убедитесь, атмосферу здесь нельзя назвать христианской, ибо в приводимых высказываниях сквозит некая пантеистическая ментальность; но, с известными оговорками, эти советы могут быть выслушаны не без пользы и христианином.

«Во время одной деловой поездки по всему миру у меня был случай провести несколько дней в Индии. Весь исполненный впечатлений от того, что я прежде читал об этой чарующей стране, я стал расспрашивать моих французских друзей, которые, живя там уже на протяжении многих лет, предложили мне гостеприимство, существуют ли доныне те «святые люди», исполненные мудрости и молитвы, чье влияние в течение веков было столь велико. По правде говоря, это был не тот мир, в котором вращались мои друзья. Тем не менее, желая доставить мне удовольствие, они навели справки. И в один прекрасный день они отвезли меня в маленькую уединенную деревушку и оставили у одного «святого человека», о котором им сказали, что он пользуется огромным уважением во всей этой местности. Тому, кто принял меня в своей хижине, было примерно семьдесят лет. Бледный, худой, в одной только набедренной повязке, он оставлял впечатление большой нравственной силы и великой чистоты души. Я сказал ему, на моем скверном английском, что я католик, но что я не хочу покидать Индию, не получив советов какого-либо мудреца, богатого религиозными преданиями страны. Каково же было мое изумление, когда я узнал, что он англичанин! Долгие годы он занимался медициной в этой отдаленной стране. И

вот уже пятнадцать лет, как он проводит свою жизнь в молитве и наставляет на путь молитвы тех, кто к нему приходит. Его духовные установки показались мне довольно причудливыми, но глубоко религиозными. Он долго смотрел на меня; я даже усомнился, хорошо ли он меня понял? Мне было почти неловко под этим ясным, настойчивым, проницательным, но одновременно и весьма благожелательным взглядом. Наконец, он задал мне вопрос: «Молитесь ли вы каждый день?» — «Да, — отвечал я, — но недолго». — «И как же вы молитесь?» Я описал ему свой способ творить молитву: акт поклонения, размышления над текстом из Писания, затем хвала и прошения для себя и для других. Слушая меня, он улыбнулся улыбкой, исполненной расположения, но не лишенной в то же время, как мне показалось, определенной снисходительности. «Люди Запада, — заговорил он, — думают всегда, что молиться — это значит что-то делать. Здесь же все мудрецы нас учат, что это значит — быть. Если имеется бытие, для чего прибавлять к нему действие? Если же нет бытия, действие ничего не стоит». И, видя, что я не ухватил с первого раза его мысль, он уточнил:

«Молиться это значит быть. Я не говорю о поведении или расположении духа. Быть — это сущность человека. Вот что нужно принести Богу. Быть, быть здесь, быть для Бога, быть с Богом, быть ради Бога, в присутствии Бога, очищенным от всякого обладания и от всякого действия. Быть — единственное истинное действие, интенсивное, бьющее ключом, неудержимое, эффективное и могущественное. Быть — это не легко. Наше бытие покрыто наносами не-бытия. Нужно сперва его от них освободить. Нужно его возродить. А затем, обнаженное, представить под излучение Божества. Тогда, возможно, в один прекрасный день, после многих лет, ваше бытие будет втянуто Великим Бытием, как капелька росы, которая испаряется под солнцем и возносится, чтобы воссоединиться с облаком. Тогда «быть» для вас станет быть в Том, Кто Есть, быть в Боге, быть Богом». «Давайте помолимся немного вместе», — сказал он мне также. И вот, мой хозяин, сидя на голой земле в позе будды, сосредоточился, или, скорее, был как бы охвачен сосредоточением. Я внезапно ощутил его так далеко от себя! Я не мог молиться; я не мог оторвать взгляда от его лица, которое с каждым мгновением становилось все прекраснее и как бы излучало внутренний свет.

Прошло много времени, спустилась ночь, я решил удалиться и направился к выходу, избегая произвести малейший шум. Но он открыл глаза и, полный любви, задержал меня: «Отныне, когда вы будете молиться Богу, мы будем вместе с вами рядом, вдвоем, как сегодня, лучше, чем сегодня».