Измененное сознание

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Измененное сознание

Иисус ожидает не больше и не меньше, чем принципиальной, всецелой ориентации человеческой жизни на Бога, неразделенного сердца, которое служит не двум господам, но только одному Господу. Посреди мира и среди людей в ожидании Царства Божьего необходимо прилеплять свое сердце исключительно и единственно к Богу: не к деньгам и имуществу, не к праву и чести, даже не к своим родителям и семье. Здесь, согласно Иисусу, нельзя просто говорить о мире, здесь правит меч. Даже теснейшие узы в этом основном решении необходимо отставить в сторону как второстепенные. Следование по этому пути выше семейных связей: человек должен «возненавидеть» отца, мать, братьев и сестер, жену и детей, даже самого себя, если он желает быть учеником Иисуса. Даже самого себя! Настоящим врагом такого изменения, как показывает опыт, являюсь я сам, мое собственное «я». Поэтому следует непосредственный вывод: желающий сберечь свою жизнь потеряет ее; а потерявший свою жизнь обретет ее. Жесткий язык? Великое обетование.

Теперь стало ясно, что подразумевает уже известное нам центральное понятие metanoia, «обращение», или — как это было ранее неверно переведено — «покаяние». Это не внешнее раскаяние в рубище и пепле, не интеллектуально определенное или подчеркнуто чувственное религиозное переживание! Но существенное изменение воли, принципиально измененное сознание: новая основная установка, другая ценностная шкала. То есть радикальное переосмысление и изменение всего человека, совершенно новое отношение к жизни. Однако Иисус ожидает от человека, желающего измениться, не исповедания грехов, не исповеди. Его мало интересует проблемное прошлое человека, от которого тот должен отвернуться, но только лучшее будущее, к которому он должен обратиться категорически и безоговорочно — положив руку на плуг, не обращаться назад, — и которое Бог обещает и дарует ему. Человек может жить прощением. Это обращение на основании того непоколебимого, незыблемого упования на Бога и его слово, которое уже в Ветхом Завете называлось верой. Верующее доверие и доверяющая вера, которая представляет собой нечто отличное от того, что для Будды, согласно индийской философии, есть прозрение, или для Сократа, согласно греческому пониманию, — диалектика мышления, или для Конфуция, согласно китайской традиции, — благочестие.

Сам Бог через свое Евангелие и свое прощение делает возможным обращение на основании веры, новое начало. От человека требуется не героизм: он может жить доверяющей благодарностью того, кто нашел сокровище на поле, получил драгоценную жемчужину. Его не нужно подвергать новому давлению закона и принуждать к подвигам. Конечно, он будет выполнять свою обязанность и ничего не приписывать себе, поскольку он только выполнил свою обязанность. Лучшим примером, чем верный раб, является ребенок: не потому, что его мнимая невинность романтически преображается до уровня идеала, но поскольку он, беспомощный и маленький, совершенно естественно готов принять помощь и дар, безраздельно и с полным доверием отдать себя. Это детская благодарность, которая не смотрит украдкой на награду — пусть даже на благодатную награду, как это делал в течение многих лет оставшийся дома, и, в конце концов, потерявший ее сын. Человек должен действовать не ради награды и наказания. Награду и наказание не следует делать мотивом этического действия; реакция Канта против примитивного эвдемонизма была оправданна. Однако человек, безусловно, должен действовать в осознании своей ответственности: всеми своими мыслями, словами и делами он должен идти навстречу будущему Бога, последнему решению Бога. И что бы ни сделал человек — пусть это будет всего лишь чаша воды для жаждущего или бесполезное слово — оно остается у Бога в настоящем, даже если это давно стало прошлым для человека.

Принятие этой ответственности не имеет ничего общего с безрадостностью находящихся под законом благочестивых. Призыв Иисуса к обращению — это призыв к радости. Представьте себе, что Нагорная проповедь начиналась бы новым каталогом обязанностей. Нет, она начинается с блаженств. Грустный святой для Иисуса — это жалкий святой. Получающие заработок в винограднике слышат, что нельзя быть завистливым перед лицом благости Божьей. Правильный брат блудного сына должен радоваться и веселиться. Отказ от грешного прошлого и возвращение всего человека к Богу являются для Бога и людей радостным событием, а для самого этого человека — истинным освобождением, ибо на него не возлагают никакого нового закона. Благо бремя и легко иго, человек радостно может нести его, если он пребывает в воле Божьей.

И потому на первый план вновь выходит постоянно интересовавший нас вопрос, который необходимо ясно поставить и дать на него ответ после многих рассуждений о воле Божьей как о высшей норме человеческой жизни: что такое вообще воля Божья? Чего, собственно, желает Бог?