1. Временное и постоянное (3:7— 11)

1. Временное и постоянное (3:7— 11)

Если же служение смертоносным буквам, начертанное на камнях, было так славно, что сыны Израилевы не могли смотреть на лице Моисеево по причине славы лица его преходящей, — 8 то не гораздо ли более должно быть славно служение духа ? 9 Ибо, если служение осуждения славно, то тем паче изобилует славою служение оправдания. 10 То прославленное даже не оказывается славным с сей стороны, по причине преимущественной славы последующего. 11 Ибо, если преходящее славно, тем более славно пребывающее.

Указывая дату на письме, мы, сознательно или бессознательно, следуем давно установившейся традиции делить историю на две части: на период «до нашей эры» и период «нашей эры»[37]. Удивительно, но разделительной точкой для этого послужило не какое–то изобретение, открытие континента, война, а личность, Иисус Христос. Все события высчитываются в связи с Христом, то есть как бывшие либо до Него, либо после. Эта важная традиция берет свое начало в текстах, подобных тому, который мы сейчас рассматриваем, где Павел «делит» историю Христом. Его пришествие завершило одно служение и положило начало другому.

Первое служение характеризуется как принадлежащее Моисею, второе — Христу. Хотя Моисей и Христос описываются как славные (ст. 7, 18), слава их разная. Сейчас, когда явился Христос, у Моисея вообще никакой славы нет. Зачем Павел, противопоставляя служения Моисея и Христа, вводит понятие «славы» (которое он в промежутке между стихами 3:7 и 4:17 использует шестнадцать раз)? Ответ дает ситуация, сложившаяся в Коринфе, где миссионеры–евреи пытались склонить церковь к принятию закона Моисея. Вероятно, они утверждали, что Моисей равен Христу, или даже превосходит Его, или же что Христос — просто часть завета Моисея. Павел в ответ использует мотив «славы» и, опираясь на Книгу Исход (34:29–35), напоминает, что Моисею понадобилось «покрывало на лице», чтобы народ не увидел сияния лица последнего. Как полагает апостол, произошло это потому, что слава лица Моисея блекла и тот не желал, чтобы израильтяне видели, как это происходит (ст. 13)[38]. Иными словами, Моисеево служение закону было временным; оно не было концом самим по себе. Закон Моисея указал на конец вне себя, и этим концом был Христос. В другом послании Павел пишет: «Потому что конец закона — Христос, к праведности всякого верующего» (Рим. 10:4). В отличие от славы Моисея, слава Христа, как ее увидел Павел близ Дамаска (ср.: 4:6), постоянна, несравненно более велика и божественна.

Что могло привлекать коринфян в проповеди незнакомцев о Моисее и законе? Для современных людей принятие христианства осложняется проблемой его древности, а тогда проблемой была его новизна[39]. Люди в те времена почитали прошлое, ибо верили, что старые идеи и обычаи были даны богами. Цицерон писал, что «к богам ближе всего были древние времена»[40]. Несомненно, эти служители указывали на Моисея, как на требующую почитания фигуру, а также на свой храм, как на древний институт. Более того, евреи были изначально Божьим народом, который к тому времени расселился во многих уголках мира и составлял примерно десятую часть населения Римской империи. Наличие в синагогах множества «богобоязненных», то есть слушателей–язычников, является свидетельством привлекательности иудаизма для многих язычников. Незнакомцы могли бы легко развенчать Павла как выскочку, который сам себя назначил служителем, сам себя хвалит, и, к тому же, протаскивает ранее неизвестную еретическую разновидность иудаизма.

Павел, в согласии с другими авторами Нового Завета, учил, что Христос был исполнением завета, который Бог заключил с евреями, а не еретическим отклонением от него. «Ибо все обетования Божий в Нем „да" и в Нем „аминь", — в славу Божию, чрез нас» (1:20). Отвечая тем, кто говорил, что христианство — это еретическая разновидность иудаизма, он настаивал на том, что есть один Бог, один завет обетования и исполнения и один народ завета, который верит в Божье слово, проповедуемое как обетование и исполнение. Сейчас для нас Ветхий и Новый Заветы несут свидетельство обетования и исполнения, соответственно, и вместе представляют Божье Писание для Божьего народа.

Проблема явно заключалась в том, эти евреи–христиане вкупе с другими евреями настаивали, что Моисеев закон все еще имеет силу. Незнакомцы (которые в некотором смысле были христианами, хотя, в какой степени, мы не знаем), по всей вероятности, поместили Иисуса в контекст Моисеева завета и отрицали, что Он есть исполнение обетовании или целей, на которые этот завет указы вал. Ответ Павла заключается в том, что, поскольку Бог дал Новый Завет (ст. 6), христиане не должны поглядывать назад, на Ветхий Завет. Чтобы убедить коринфян не возвращаться к Ветхому Завету и оставаться в Новом, в этом отрывке он применяет два способа аргументации.

Во–первых, он противопоставляет Ветхий Завет Новому. Прежнее служение было отмечено смертью (ст. 7) и осуждением (ст. 9), тогда как нынешнее отмечено Духом (ст. 8) и оправданием (ст. 9). В своей отрицательной оценке прежнего закона Павел единодушен с выдающимися фигурами Ветхого Завета. «Тот завет Мой они нарушили», таков вердикт Иеремии относительно поведения евреев после их выхода из Египта (Иер. 31:32). Моисей во Второзаконии говорит: «…Ты народ жестоковыйный…» и «…до сегодня не дал вам Господь сердца, чтобы разуметь, очей, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать» (Втор. 9:6; ср.: 10:16; 29:4). Они не соблюдали данный Богом закон и совсем не верили, что будут прошены за его нарушение. В результате, заповеди, вместо того чтобы быть источником жизни, как изначально и задумывалось (Втор. 5:33), стали суровой «буквой» (ст. 6), которая осуждала их и препятствовала единению с Богом.

Цели Нового Завета совершенно противоположные. Служение буквы убивает, а служение Духа дает жизнь (ст. 6). Ветхий Завет выносит осуждение, а Новый Завет выносит оправдание (ст. 9). То, что последнее слово должно переводиться именно так, а не иначе, подтверждается последующими стихами, где Павел связывает праведность (оправдание) пред Богом с тем, что Бог «не вменил людям преступлений их» (5:18–21). Согласно данному отрывку, Бог не вменяет грехи тех, кто «во Христе», ставшем «для нас жертвою за грех». Другими словами, в Новом Завете Бог прощает тех, кто верит в Его Сына, принадлежит Ему и умер за Него. Более того, Бог дарует таким людям Дух, то есть Свое личное присутствие, пребывая в них и давая им жизнь (ст. 6).

Такое двойное благословение оправданием и Духом встречается и в других писаниях Павла. В одном из мест он утверждает, что мы «оправдываемся верою», а в другом — что мы «получили Духа… чрез наставление в вере» (Рим. 5:1; Гал. 3:2). И оправдание, и Дух обретаются, если мы исповедуем веру в Христа. Один раз он объединяет эти две идеи: «А если Христос (то есть Дух) в вас… дух жив для праведности» (Рим. 8:10). Понятно, что именно благодаря праведности, или оправданию, Бог дает нам жизнь, живое общение с Собой через Дух

Второй аргумент Павла против возвращения к Ветхому Завету состоит в том, что последний теперь превзойден. Если прежнее служение славно, то настоящее тем более славно (ст. 8, 9, 11). Однако это не означает, что одно служение просто выше другого. Скорее, меньшая, временная слава прежнего служения не продолжается, а закончилась, так как появилась большая, постоянная слава Нового Завета. Слава Моисеева лица оказалась преходящей (ст. 7, 11, 13), или, выражаясь точнее, была упразднена[41]. Посылая сияние на лицо Моисея, Бог установил для него временной предел. Слава нового служения, напротив, не имеет предела (ст. 11). Сейчас, с появлением нового служения, «прославленное даже не оказывается славным… по причине преимущественной славы последующего» (ст. 10).

Другими словами, слава старого служения оказалась «обесславленной» бесконечно большей славой нового служения. Сам по себе Ветхий Завет сейчас славы не имеет. Он сейчас славен постольку, поскольку его обетования указывают на то славное, которое должно было еще явиться. Нельзя сказать, что Павел не признает прежнее служение. Не было бы обетования, могло не быть и исполнения. Тем не менее стрелки божественных часов сейчас отсчитывают новое время. Читатель должен понять, что время старого прошло безвозвратно. Божественные часы нельзя повернуть вспять.

Из учения Павла следует, что мы должны выработать правильный подход к интерпретации служения и проповеди божественного Завета. Мы не можем, вслед за оппонентами Павла, думать и действовать так, будто новое не превзошло старое. Эти люди были лишь первыми из тех многих в христианской истории, кто смешивал два завета, что можно проиллюстрировать двумя следующими примерами.

В III веке Киприан, епископ Карфагенский, писал о святом причастии и служении в эпоху Нового Завета в контексте ветхозаветной жертвы и священства[42], затемняя тем самым особую природу Нового Завета. Последовавший за этим отход от четких новозаветных представлений о пастве и пастырском служении и появление восторженных представлений о значимости церковных зданий и о служителях, как о приносящих жертву священниках, представлений, возникших в эпоху поздней античности, в большой степени происходит из более раннего учения Киприана.

В XX веке мотив исхода был использован некоторыми представителями «теологии освобождения», характеризующейся также заимствованием из марксизма идеи классовой борьбы, которую они хотели поощрять в странах третьего мира[43]. Однако изначальный рассказ об исходе дает мало оснований для экзегезы такого рода. Но, что еще важнее, такая экзегеза как бы не замечает, что на смену старому закону пришел новый. В некоторых частях света это привело к политизации христианства и утере его евангельской природы.

Примеры эти показывают, что отсутствие соответствующего подхода в интерпретации приводит к серьезным последствиям в церковной и политической сфере, не говоря уже о других сферах.