Пастырство епископа Игнатия (Брянчанинова)

Пастырство епископа Игнатия (Брянчанинова)

Епископ Игнатий (Брянчанинов) является одним из представителей знаменитых подвижников-богословов XIX века, которые не столько мыслили и философствовали о христианстве, сколько жили им.

Епископ Игнатий (родился 6 февраля 1807 г.) происходил из дворянской семьи, в которой получил и строгую религиозную настроенность, и прекрасное образование. Еще с детства он имел стремление и желание принять монашество. Сразу же после окончания главного инженерного училища, куда он поступил по настоянию отца на 16-м году жизни и которое окончил первым, он подает прошение об отставке[437].

В 1831 году он принял монашеский постриг и вскоре был назначен настоятелем одного из вологодских монастырей. В 1833 году он вызывается в Петербург и поставляется настоятелем Сергиевой пустыни, в которой пробыл архимандритом около 24 лет, т. е. до отъезда в Ставрополь по посвящении в сан епископа Кавказского и Черноморского. На кафедре Владыка пробыл 4 года и в 1861 году удалился на покой в Николо-Бабаевский монастырь (на Волге близ Костромы), где и преставился 30 апреля 1867 года.

Всю свою жизнь епископ Игнатий непрестанно изучал творения святых отцов, никто из современников не мог сравниться с ним в знании отеческих писаний. "Это была живая библиотека отцов", — писал о нем игумен Антоний (Бочков)[438]. "Чтение отцов, — писал о себе богомудрый архипастырь, — с полной ясностью убедило меня, что спасение в недрах Православной Церкви несомненно. Оно открыло мне, что сделал Христос для человечества; в чем состоит падение человека; почему необходим Искупитель и в чем заключается спасение".

Основным психологическим импульсом духовной настроенности епископа Игнатия было чувство лично живого и непосредственного отношения к Искупителю Христу и сильная жажда спасения и искупления. Живое, опытное познание Бога-Спасителя — эта идея проникает все писания Владыки.

Будучи настоятелем Сергиевой пустыни, Владыка часто посещал петербургское общество. Многие тогда удивлялись, как он, подвижник и молитвенник, не чуждался вместе с тем общества, бывал приятным собеседником людям светским, умел возбуждать в них к себе доверие и действовать на них ко благу душевному. Видя в нем не столько лицо духовное, сколько доброго знакомого, равного по уму и образованию, многие, весьма нерасположенные к иночеству лица любили бывать у него в обители и видеть его в своих домах, что незаметно склоняло их к благочестию. Благочестие было целью и основою всех бесед о. Игнатия, и самый светский разговор он всегда старался свести к душеназидаиию своих слушателей; нередко заставлял задумываться самых беззаботных.

Отличаясь строгостью к себе, епископ Игнатий был снисходителен к немощам человеческим. Он охотно прощал недостатки своим духовным чадам, когда видел их искреннее раскаяние и начатки исправления. Эту черту милосердия доброго пастыря можно видеть во многих его письмах. Владыка не только не отвергал согрешающих, но, наоборот, старался поддержать, исправить и привести ко Христу. Епископ Игнатий умел воздействовать на людей не только примером своей высоконравственной жизни, но и даром слова. Этот талант Владыка также посвящал на служение ближним. Он видел в этом свое призвание. Считая душеполезное слово милостыней, епископ Игнатий щедро раздавал его. Владыка, с присущей ему духовной мудростью, умел применять к своей жизни наставления древних подвижников, сообразовываясь с современными ему условиями; во многих своих сочинениях, проповедях и письмах он отразил учение св. отцов, примененное к требованию современности. На свои произведения святитель смотрел не как на свою собственность, но считал их даром Божиим. Я, — писал он в своих сочинениях, — был только орудием милости Божией к современным православным христианам, крайне нуждающимся в ясном изложении душевного христианского подвига[439]. Преисполненный великого смирения и глубокого чувства покаяния, Владыка больше всего желал быть примером для пасомых не словом, а самой жизнью, и это желание можно видеть в его творениях и письмах. "Довольно, если буду взирать на грехи свои, стремиться к покаянию и плачу, и на сию спасительную ниву изгонять вверенное мне стадо жезлом примера и учения"[440]. Из этого смиренного и покаянного источника — своего сердца — добрый архипастырь и давал наставления, заботясь о спасении душ, вверенных ему Богом.

Епископ Игнатий своим богопросвещенным духом постоянно ощущал суетность и кратковременность земной жизни. Вся земная жизнь христианина, по мнению Владыки Игнатия, должна быть школой для приготовления к вечности. Жизнь христианина-путника, идущего в Небесный Иерусалим, — должна быть теснейшим образом соединена со Христом через исполнение евангельских заповедей. Добродетельная жизнь делает христианина уже на земле причастником неба. Только тот, кто еще на земле жизнью во Христе сделал себя способным к восприятию начатков небесной радости, будет сопричтен к ней в бесконечно большей степени на небе. "Земля — страна плача; небо — страна веселия; небесное веселие вырастает из семян, посеянных на земле"[441].

Призывая своих пасомых следовать за Христом, святитель Игнатий советует каждому взять свой крест, помня завещание Спасителя: "Аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет". Взятие креста своего есть добровольная, благоговейная покорность воле Божией при всех скорбях, посылаемых и попускаемых Промыслом Божиим. Ропот и негодование при скорбях и напастях есть отречение от креста[442]. Чтобы последовать Христу, надо свою жизнь направить по Его заповедям, указанным в Евангелии, и отречься от своего греховного разума и своей воли, которые противоречат разуму и воле Божией[443]. Каждый, кто желает узнать волю Божию, должен приступить к Евангелию — этой вечной книге жизни, — и в ней найдет Истину, следуя которой, может унаследовать блаженство. Истина — Христос. "Христос, — говорит священномученик Петр Дамаскин, — сокровен в Евангелии; желающий найти Христа может найти Его в Евангелии"[444]. Епископ Игнатий считал, что святое Евангелие есть основа духовной жизни христианина. Им необходимо поверять правильность своей духовной жизни, своего шествия по лествице духовного совершенства. Читать Евангелие нужно постоянно, и не просто читать, а благоговейно изучать его. Владыка советует каждому христианину усвоить Евангелие настолько, "чтоб ум твой, так сказать, плавал в нем, жил в нем; тогда и деятельность твоя удобно соделается евангельскою. Этого можно достичь непрестанным благоговейным чтением, изучением Евангелии"[445]. Деятельное изучение Евангелия постепенно откроет человеку его греховность и то, каким должен быть новый обновленный человек, почерпая из Евангелия образ мыслей и действий, каждый христианин перерождается из человека плотского в духовного, "созданного по Богу" (Еф. 4, 24).

По мнению святителя Игнатия, истолкование и понимание Священного Писания должно быть согласно с мнением и учением св. отцов Восточной Церкви. Иначе можно уклониться от правильного понимания его и тем самым погубить свою душу. "Как же вы хотите, — продолжает еп. Игнатий, — произвольно понимать духовное слово, которое и произнесено не произвольно, а по внушению Духа, и само запрещает произвольное толкование. Дух произнес Священное Писание, и только Дух может толковать его. Поэтому всякому, желающему стяжать истинное познание Священного Писания, необходимо чтение святых отцов"[446]. Святые отцы опытно изучили Слово Божие, поэтому они и могли правильно и непогрешительно изъяснять его. На вопрос: каких отцов читать христианину, Владыка отвечал: "Христианину, живущему посреди мира, не должно читать св. отцов, которые писали для монашествующих. Какая польза от чтения тех добродетелей, которых нельзя исполнить делом? Пользы никакой не может быть, а может быть только вред, состоящий в том, что в человеке возбудится мечтательность духовного состояния, ему никак не идущего"[447].

Такая мечтательность будет лишь обманчиво услаждать наше воображение высокими добродетелями, а временами вводить душу в уныние и отчаяние при виде того, что мы не можем исполнить этих добродетелей. Глубоко изучив св. отцов Восточной Церкви и на опыте убедившись в духовности и спасительности их учения, епископ Игнатий уверенно и настойчиво привлекал к этому сонму святых мужей и своих духовных детей, которые обращались к нему за душеспасительными наставлениями. Он верил, что постоянное упражнение в чтении трудов св. отцов будет для каждого христианина надлежащим компасом, указующим правильный путь ко спасению. Это истинное мнение о учении св. отцов Владыка старался донести до сознания своих слушателей. Вот как об этом сказано в одном из его писем: "Вы убедились, что единственный непогрешимый путь ко спасению — неуклонное следование учению св. отцов при решительном уклонении от всякого учения постороннего, от самых своих разумений, доколе разум не исцелится от недуга своего и не соделается из плотского и душевного — духовным".

Святитель Игнатий был учителем покаяния. Главным содержанием его учения был призыв к покаянию. Покаяние он считал основой всех видов христианского подвига. По учению епископа Игнатия, покаяние есть дверь, которой мы входим в Небесное Царство. Он писал: "Милосердый Господь, уготовав нам дивное, небесное, вечное Царство, указал дверь, которою мы можем войти в спасительную пажить Духа и Истины, — дверь покаяния. Если пренебрежем покаянием, без всякого сомнения окажемся вне. Добрые дела естественные, по чувствам, никак не могут заменить собой покаяния. В покаянии — вся тайна спасения"[448]. Пока христианин жив, он должен постоянно пользоваться врачевством покаяния и никогда не отчаиваться в грехопадениях. Через покаяние христианин возрастает духовно и удостаивается великих милостей Божиих. Только при посредстве покаяния можно перейти из состояния душевного в состояние духовное. В одном из писем святитель пишет, что покаяние необходимо всем последователям Христа на любой степени совершенства… Тщетны, бесплодны, часто душевредны подвиги и самые возвышенные, когда они не растворены чувством покаяния[449].

Этой истине богомудрый архипастырь следовал не только в творениях и письмах, но и в личном своем общении с пасомыми и, особенно, учениками. Он учил и воспитывал каждого ученика по его силам и способностям, не щадя своих сил, не жалея времени, и если его ученикам бывало нелегко принимать его учения и усваивать себе его правила, то и ему немало трудов стоило каждого отдельно воспитывать, внушать любовь к урокам и возводить в духовное состояние.

Епископ Игнатий душу свою полагал за учеников своих; он прощал всякую немощь, лишь бы человек сознавал ее с покаянием, но ненавидел лукавство и фарисейство; гордость и тщеславие обличал и искоренял ежедневно. Система воспитания новоначальных у о. Игнатия была такова: он приучал их быть откровенными с ним не только в делах, но и в помыслах. Такая откровенность и близость отношений не допускала учеников до грубых погрешностей: как то было стыдно и жалко оскорбить своего отца и благодетеля, который старался не стеснять их не воспрещал веселости в обращении между собой, даже в его присутствии. О. Игнатий ненавидел несогласия и ссоры: если случалось кому посориться, он немедленно призывал их к себе и мирил, чтобы не оставалось неприязни до другого дня. Один из духовных чад о. Игнатия так усвоил себе это правило, что бывало, вечером ходит всюду, ищет брата, с которым размолвился, и всех спрашивает: не видал ли такого-то? И на вопрос: на что тебе его, отвечал: "Да видишь ли, давеча с ним поразмолвил, а отец говорит: "Солнце да не зайдет во гневе нашем"; надо прощенья попросить". И непременно отыщет брата и исполнит сие благое намерение.

Жизнь святителя Игнатия была исполнена многих скорбей и болезней, но, постоянно помня спасительные слова Господа нашего Иисуса Христа: "В терпении вашем стяжите души ваша" (Лк. 21, 19), он все великодушно претерпевал с надеждой на помощь Божию. Считая посылаемые Господом земные скорби залогом вечного спасения, епископ Игнатий отечески призывал переносить скорби с терпением. Терпение же должно быть с благодарением и славословием Спасителя. Только при этом человек скоро получает обильную благодать, укрепляющую его в подвиге терпения[450].

Многоразличными были слова утешения, которыми Владыка подкреплял своих духовных чад. Видя души пасомых, он своим любвеобильным сердцем хорошо чувствовал, что кому сказать и как подкрепить угнетенного множеством скорбей. Постоянной целью архипастыря было как можно скорее и надежнее помочь и утешить в "беде сущего". Одних утешал он примером Христа Спасителя, претерпевшего для нашего спасения крестные страдания. Другим говорил, что скорби кратковременныи скоропреходящи. Некоторых утешал с состраданием, указывал на свои постоянные болезни, умоляя совместно безропотно переносить болезни. Одного из своих приближенных добрый попечитель ободрял надеждой вечных благ. Владыка писал: "Терпи великодушно яростные волны, терпи великодушно напор свирепых ветров, терпи силою веры — и Христос приведет тебя в свое время в покой Свой. По множеству болезней, которые тебя посещают в этой жизни, великие утешения ожидают тебя"[451]. Если скорби возникали по причине или вине самого страждущего, то таким архипастырь советовал не только терпеть, но и принимать меры к устранению самой причины, вызвавшей скорбь.

Иногда, по премудрым судьбам Божиим, Господь через скорби избирает Себе служителей. Хорошо понимая и чувствуя это, святитель писал некоторым в утешение: "Тому человеку, которого Бог избирает в служение Себе, посылаются скорби. За скорби должно благодарить и славословить Бога, моля Его, чтобы даровал покорность Ему и терпение"[452]. Скорби посылаются и тем, кто усердно занимается внутренним подвигом, но опять же, единственно, для духовной пользы последних. Только в этом случае нужна усиленная надежда на Бога, от чего подвиг увеличивается большими духовными успехами. В одном из писем Владыка писал: "Подвижникам, занимающимся умственными подвигами, попускаются преимущественно пред телесными подвигами болезни и другие скорби; от действия их подвижник по необходимости должен возлагать надежду на Бога. От усиления надежды на Бога слабеет самонадеянность; с уменьшением самонадеянности уменьшается самомнение. С ослаблением этих недугов начинает зарождаться в душе истинное смирение, на котором основаны правильность и прочность всякого подвига"[453]. От благодарения во время постигшей скорби воспитывается не только смирение, необходимое для спасения, но рождается и живая вера и подается благодатное утешение.

Своим современникам, требующим у Владыки душеспасительного назидания, он писал: "Милосердый Господь, дарующий путь спасения и самое спасение произволяющим спастись, да укажет вам подобающий путь. В наше время предоставлено спасаться наиболее терпением скорбей"[454]. Христианская добродетель терпения является одной из важнейших добродетелей на пути спасения. На нее указывал Христос Спаситель (Лк. 21, 19). Ее имели и спасались все святые. К этой добродетели призывал и продолжает призывать в своих творениях и письмах попечитель спасения человеческих душ — епископ Игнатий. Он обращается ко всем жаждущим спасения и говорит: "Итак, благодушествуйте посреди волнения, предайте себя воле Божией…"[455]

О молитве епископом Игнатием написано очень много. Занимаясь сам постоянной умной молитвой и получая посредством ее благодатное утешение, Владыка считал своим долгом передать опыт молитвенного делания своим последователям. В письмах к духовным чадам он часто говорил о том, что необходимым условием благодатной молитвы является внимание: "Желающий заниматься богоугодной молитвой должен заботиться только о том, чтобы во время молитвы ум его сохранял внимание…"[456] От внимания дух наш приходит в смирение; от смирения рождается покаяние…"[457].

Личную опытность святителя в молитвенном подвиге подтверждает и следующий пример. Посетил его однажды афонский иеросхимонах, бывший в России за сбором. Владыка заметил в нем что-то особенное и просил рассказать о своем делании. С первых слов афонца стало ясно, что он употребляет способ восторженной молитвы и находится в прелести. С тонким и умелым подходом Владыка стал просить монаха, чтобы он, как постник и подвижник, испытал над собою преподанный святыми отцами способ, заключающийся в том, чтобы ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался, по выражению святого Иоанна Лествичника, в словах молитвы; причем сердце обыкновенно сочувствует уму душеспасительным чувством печали о грехах, как сказал преподобный Марк подвижник: "Ум, неразвлеченно молящийся, утесняет сердце, сердце же сокрушенно и смиренно Бог не уничижит". Через несколько дней афонский иеросхимонах пришел к епископу Игнатию, но уже без самонадеянности, и сказал, что он пробовал молиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, и все его видения пропали. Архимандрит Игнатий посоветовал ему не отличаться наружностью от других, потому что это ведет к высокоумию"[458].

Для успешности молитвы архипастырь предлагает умеренное правило. Но в молитвенном правиле мудрый святитель никогда не связывал своих пасомых внешними условиями. Больным и слабым он представлял возможность несколько увеличить или уменьшить молитвенное правило в соответствии с их силами. "Относительно правила молитвенного — знайте, что оно для вас, а не вы для него, но для Господа. Почему имей свободу с рассуждением. При немощи убавляйте, при силе прибавляйте — и то, и другое с умеренностью и осторожностью; потому что мы крайне немощны и окружены татями и убийцами отовсюду. Когда вы не бываете в Церкви, то читайте правило, предписанное вам"[459].

Начинающим свою духовную жизнь владыка советует молиться понемногу, но часто, чтобы сохранить вкус к молитве и не произвести в уме утомление, от которого происходит оставление молитвы. "Когда находишься один, молись несколько вслух, чтобы слышать самому себя. На приходящие мысли, как бы они ни были явственны, не должно обращать никакого внимания"[460]. Молитвенный подвиг христианина приносит обильные плоды, но, прежде чем молящийся сподобится получить их, ему нередко приходится преодолеть многие внутренние трудности. "Молитвенный подвиг, батюшка мой, — говорил Владыка одному из вопрошающих, — есть подвиг. Надо трудиться. Кто терпеливо молится своею оскверненною молитвою и не покидает ее, тому Бог в свое время дает истинную молитву. Внимай себе, т. е. словам молитвы, и не внимай помыслам, приходящим во время ея"[461].

Опытный делатель молитвы епископ Игнатий предупреждает, что молитве иногда сопутствует обильное умиление, а иногда в душе наступает особая сухость. "На эти перемены должно смотреть равнодушно, как смотрит на перемены погоды опытный земледелец, зная, что после ненастья бывает вёдро, а после вёдра ненастье. Враг рода человеческого завидует христианам, занимающимся внимательной молитвой и, чтобы препятствовать им в этом добром деле, наводит на них различные искушения". Святитель Игнатий, предупреждая делателя молитвы, говорит словами святых отцов: "Помолясь как должно, ожидай противного". Это значит, что после внимательной молитвы, когда нам даруется обильное умиление, всегда случается какое-либо смущение или искушение. От смущения следует храниться, т. е. отвергать его, когда оно придет, а тому, что оно приходит, не должно удивляться. Нападение на нас греховных помыслов попущено для нашей пользы, потому что оно приводит нас к смирению, к опытному познанию нашего падения, нашей греховности. Велико значение молитвы в духовной жизни христианина. Время, посвященное молитве, не истрачено понапрасну, а употреблено для насаждения в своей душе Царствия Небесного и приближения к Богу. Молитва помогает христианину в жизни: поселяет в его душе мир, возбуждает милость и сострадание к человеку, искореняет страсти, делает человека холодным к миру и покорным Богу, дает силы для борьбы о греховными помыслами и влечениями. Она жителя земли делает причастником небесных и вечных благ.

Епископ Игнатий в своих сочинениях уделяет большое внимание основной христианской заповеди — любви, и в своих творениях и письмах к пасомым постоянно призывает к евангельской любви. Стяжанию ее владыка посвятил всю свою жизнь и только ее он считал настоящей любовью. "Понимаю только ту любовь, которая действует по священным велениям Евангелия, при его свете, которая сама — свет, — писал он. — Другой любви не понимаю, не признаю. Истинная, святая любовь к Богу и ближним отчетливо изображена в Евангельских заповедях; правильное, непорочное действие ее является в исполнении заповедей. Кто любит Меня, сказал Господь, заповеди Мои соблюдет. В такой любви не может быть ни мечтательности, ни плотского разгорячения"[462]. Говоря об истинной любви, святитель писал: "Истинная любовь строга и, являясь в делах, не нуждается в личине — ласковости и льстивости, которыми непременно прикрывает себя самолюбие для обмана ближних"[463].

О любви к ближнему мы знаем из учения отцов, что она бывает двух родов: естественная и евангельская, или о Христе. Естественная насаждена в нас при творении и потому непременно есть в каждом человеке. Она повреждена, как и прочие благие свойства, падением или прародительским грехом, поэтому в каждом человеке подвержена большим или меньшим, кратким или продолжительным изменениям. Христос, исцеляющий все наши недуги дивным образом, исцеляет и поврежденную любовь: заповедует Себя — Господа — любить в человеках.

Это возводит любовь на высочайшую степень, дарует ей чистоту, духовность, святыню… Любовь естественная непостоянна, изменчива и скоро может перейти в ненависть, но ничего подобного не бывает с любовью духовною. Святитель писал: "Бог отвергает любовь плотскую, любовь, которую узнал Адам по падении; принимает только одну духовную любовь, которую явил миру новый Адам, Господь наш Иисус Христос. Мы должны любить так, как Он любит… Любовь духовная постоянна, беспристрастна и бесстрастна, вся — в Боге, объемлет всех ближних"[464]. "Желаю, чтоб вы имели любовь к Господу Богу, любовь живейшую, а к ближним одинаковую и равную, как к образу Божию"[465].

Святое Евангелие заповедует христианину иметь любовь не только друг к другу, но и к врагам. Разъясняя евангельский текст о любви к врагам, Владыка писал: "Здесь ясно и определенно изображено, в чем должна состоять любовь к врагам: в прощении нанесенных ими обид, в молитве за них, в благословении их, т. е. в благих словах о них и благодарении Бога за наносимые ими напасти, в благотворении им соответственно силам и духовному преуспеянию, в благотворении, которое может простираться до вкушения телесной смерти для спасения врага. Пример такой любви явил Спаситель. Хотя Евангелие говорит о любви к врагам, но в нем же повелевается не вверяться им (врагам) и быть с ними очень осторожными. Но сколько плодовита эта заповедь, столько и трудно стяжать её. Молитесь Господу, и Он пошлет в ваше сердце благодатное и разумное чувство, которым возлюбите врагов и обидящих как орудие правосудия Божия"[466]. Владыка Игнатий учил, что любовь должна быть освящена духовным рассуждением. Любить друзей нужно во Христе, чтобы Христос был любим в ближнем, а ближний был любим как создание Божие"[467]. Христианин, приобретший евангельскую добродетель — любовь — не расстанется с нею и в будущей жизни; по словам св. Апостола Павла, "любовь никогда не перестанет" (1 Кор. 13, 8), и святитель Игнатий говорит: "Одно благо, которое пойдет с нами туда — "любовь к Богу и ближнему"[468].

Каждому христианину для воспитания себя по заповедям Евангелия необходим телесный и душевный подвиг. Святитель Игнатий говорил: "Всякому новоначальному сперва надо преподать делание заповедей Христовых, совершаемое телом; а когда по значительном времени он окажется верным в этом делании, то преподать ему и блюдение ума (душевное делание), но только очень просто и умеренно"[469], ибо "душевное делание естественно человеку и составляет неотъемлемую принадлежность его"[470].

Посильные труды приучают христианина отсекать свою греховную волю, приучают к послушанию и способствуют укрощению страстей, гнездящихся в сердце каждого человека. Епископ Игнатий, сравнивая сердце человеческое с землей, говорил: "Телесные подвиги необходимы для того, чтобы землю сердечную соделать способною к принятию духовных семян и к принесению духовных плодов… Оставление телесных подвигов соделывает человеков подобными скотам, давая свободу и простор телесным страстям… Телесный подвиг нужен даже и для святых, соделавшихся храмами Святого Духа, чтоб тело, оставленное без обуздания, не ожило для страстных движений и не послужило причиною появления в освященном человеке скверных ощущений и помыслов, столько несвойственных для нерукотворенного духовного храма Божия"[471]. По мнению святителя Игнатия, телесный подвиг должен быть соединен с душевным; иначе, при оставлении последнего, у христианина развиваются душевные страсти. Как тело без души мертво, так и телесный подвиг без душевного бесплоден. Душа оживляет тело, а духовный подвиг оживляет телесные подвиги. Тело без души подвергается тлению и издает зловоние, так и наружное благочестие без умного делания "сперва оказывается чуждым духовного плода, потом заражается тщеславием, самомнением… и другими трудно выявляемыми страстями"[472].

Владыка считал, что "душевный подвиг может и один, без телесного, совершить очищение; телесный же, если не перейдет в душевный, — совершенно бесплоден, и более вреден, чем полезен: удовлетворяя человека, не допускает его смиряться, напротив того, приводит к высоте мнения о себе как о подвижнике, не подобном прочим немощным человекам"[473]. Душевный подвиг имеет первостепенную важность в духовной жизни, однако, по учению Владыки, "подвиг телесный, совершаемый с истинным духовным рассуждением, необходим для всех одаренных здоровьем и сильным телосложением; с него надо начинать путь спасения."

"Совершителю телесных и душевных подвигов, — говорит святитель, — необходимо также и смирение, без которого не может увенчаться ни один подвиг. Смирение почти рядом идет с подвигом, т. е. доставляет почти тот же успех, каковый доставляется подвигом. Смирение одно, само по себе, полезно; а подвиг без смирения не приносит никакого плода, — напротив того, приносит вред, вводя в высокое о себе мнение и в осуждение ближних. Смирение состоит в том, чтоб признать себя достойным того положения, в котором мы находимся, и недостойным положения лучшего и высшего, даже и в духовном отношении, и покорно предавать себя воле Божией… В наше время Бог дарует спасение более при посредстве смирения, нежели подвига; ныне при умножившихся немощах подвиг особенно опасен, как сильно наветуемый осуждением, притом требующий опытного руководителя; а смирение — всегда непадательно. Самые немощи и грехи, когда мы сознаемся в них и раскаиваемся, способствуют смирению"[474].

Телесный и душевный подвиг необходим не только каждому монаху, но и мирянину. Этот подвиг определяет истинного христианина и укрепляет его на спасительном пути. Вот что писал епископ Игнатий в своих письмах: "По настоящему положению монашества в России и вместе по состоянию общества в духовно-нравственном отношении ближайшее ознакомление и монашества, и общества (в духовно-нравственном отношении) с правильным образом подвижничества оказывается особенно нужным и полезным. Уважение к телесному подвигу, когда он предоставлен лишь самому себе, уважение, воздававшееся во времена простоты, миновало. Миновало оно по той весьма естественной причине, что монахи, занимающиеся исключительно телесным подвигом, не могут дать должного отчета в монашеской жизни ни себе, ни братиям своим, живущим посреди мира. Притом, занятие телесным подвигом в той степени, в какой занимались им старинные монахи, ныне очень, очень ослабело по причине общего упадка сил и здоровья в человеке. Духовный подвиг образует истинных, сознательных монахов, и его-то вызывает, так сказать, на поприще деятельности современная образованность"[475].

Каждому новоначальному иноку для того, чтобы стать на правильный дуть духовной жизни и твердо шествовать по нему, необходим духовный руководитель-старец. В деле старческого руководства епископ Игнатий особенно большое значение придавал ежедневному откровению помыслов ученика своему старцу. Одной инокине архипастырь писал: "Понуждай себя к простоте и откровенности пред старицею; от всех же других вполне скрывай свои брани, потому что такою преступною откровенностью повредишь себе и другим, которым отнюдь не полезно слышать о твоих бранях"[476]. "Ежедневное исповедание пред старцем всех своих согрешений, помыслов и недоумений приносит иноку великую душевную пользу. Ни один подвиг не может так умертвить страсти, как откровение их старцу. Страсти отступают от того, кто без пощажения исповедует их. Телесное вожделение увядает от исповедания более, нежели от поста и бдения"[477].

Нелегко бывает новоначальному иноку открывать помыслы своему наставнику. Враг часто возбуждает в нем чувство ложного стыда и тем самым препятствует чистосердечному исповеданию своих помыслов старцу. При таком состоянии иноку необходимо приложить усилие к откровенности, после чего она постепенно станет его добрым навыком и раз от разу он будет открывать свои помыслы непринужденно. Владыка опытно знал, что иноку без частого откровения помыслов очень трудно устроять свою духовную жизнь. "Твое спасение единственно от твоей откровенности пред старцем, — писал святитель одной из своих духовных дочерей. — Без этого делания тебе не достигнуть ничего духовного и благодатного, а пребудешь плоть и кровь. Если будешь открываться, то достигнешь чистоты, которую осеняет благодать Божия"[478]. Иноки, приучившие себя к откровению помыслов, со временем бывают способны помогать ближним в их душевных смущениях. Таковы основные положения учения епископа Игнатия.

В письмах Преосвященного Игнатия имеются и ценные наставления о взаимоотношении пастыря и пасомых. Вот одно из них. Епископ Игнатий высоко смотрел на обязанность и ответственность духовника. В одном из писем он говорил, что духовный руководитель должен при воспитании вверенных ему Богом душ преследовать не свои выгоды, а единственно искать славы Христовой и приводить пасомых ко Господу. Пасомых же он предупреждал, чтоб они не имели к своим наставникам пристрастия. "Сердце ваше да принадлежит единому Господу, а в Господе и ближнему. Без этого условия принадлежать человеку — страшно. Не бывайте раби человекам, сказал Апостол. Всегда трогали меня до глубины сердца слова святого Иоанна Предтечи, произнесенные им относительно Господа и себя, сохраненные им в Евангелии Иоанна: "Имеяй невесту, — говорил святой Предтеча, — жених есть, а друг женихов стал и послушал его, радостию радуется за глас женихов; сия убо радость моя исполнися. Оному подобает расти, мне же умалитися" (Ин. 3, 29–30). Всякий духовный наставник должен быть только слугою Жениха Небесного, должен приводить души к Нему, а не к себе, должен возвещать им о бесконечной, неизреченной красоте Христа, о безмерной Его благости и силе; пусть они полюбят Христа, точию достойного любви. А наставник пусть, подобно великому и смиренному Крестителю, стоит в стороне, признает себя за ничто, радуется своему умалению, которое служит признаком их духовного преуспеяния. Доколе плотское чувство преобладает в учениках, велик пред ними наставник их; но когда явится в них духовное ощущение и возвеличится в них Христос, они видят в наставнике своем только благодетельное оружие Божие. Охранись от пристрастия к наставнику. Многие не остереглись и впали вместе с наставниками своими в сеть диаволу. Совет и послушание чисты и угодны Богу только до тех пор, пока они не осквернены пристрастием. Пристрастие делает любимого человека кумиром; от приносимых этому кумиру жертв с гневом отвергается Господь. И теряется напрасно жизнь, погибают добрые дела, как благовонное курение, разносимое сильным ветром или заглушаемое вонею смрадною. Не давайте в сердце вашем места никакому кумиру! И ты, наставник, охранись от начинания греховного! Не замени для души, к тебе прибегшей, Бога. Последуй примеру святого Предтечи: единственно ищи того, чтобы возвеличился Христос в учениках твоих. Когда Он возвеличится, — ты умалишься по причине возраставшего Христа. Увидев себя умалившимся, исполнись радости. От такого поведения чудный мир будет навеваться на сердце твое; в себе увидишь исполнение слов Христовых: смиряяй себя, вознесется"[479].

Архипастырь видел, что истинных наставников, даже в его время, было очень немного. Зная большую ответственность тех, кому христиане в руководстве вверяют свою жизнь, он предупреждал всякого принимающего на себя звание старца-духовника не по призванию: "Страшное дело — принять по самомнению и самовольно на себя обязанности, которые можно исполнять только по велению Святого Духа и действием Духа, между тем, как общение с сатаною еще не расторгнуто и сосуд не перестает оскверняться действием сатаны! Ужасно такое лицемерство и лицедейство! Гибельно оно для тебя и для ближнего, преступно пред Богом и богохульно"[480].

Гибельность неправильного руководства состоит в том, что неискусный пастырь не может не направлять духовную жизнь пасомых по пути, на котором сам стоит. Если сам он стоит на ложном пути, то и другому будет передавать этот путь, потому что, по словам епископа Игнатия, "послушание образует того, кому он повинуется"[481].

По причине оскудения наставников святитель считал, что лучшим руководителей в духовной жизни христиан является следование святоотеческим писаниям. В одном из писем епископ Игнатий писал: "Кто подчинится этому (святоотеческому) руководству, того можно признать уже спасенным; кто же водится собственным разумением или учением лжеучителей, того должно признать погибшим"[482].

В заключение приведем слова бывшего келейника святителя Игнатия, архимандрита Игнатия (Малышева), в которых хорошо раскрыто значение учения епископа Игнатия для ищущих путь к вечной жизни: "Вы отверзли небо, — писал он, — потекли воды, и жаждущие люди напоились. Выдали пищу, которая алчущих питает. Так я разумею о ваших творениях и от избытка чувств и душевной благодарности ничего более сказать не могу. Тот лучше знает, что даст бедной душе, — кто благородно созерцается, уделяет от этой трапезы неимущему. Ваша книга — книга жизни и учение воды живой, напояющей души человеческие. Это учение в наше скудное время необходимо, как вода во время пророка"[483].