Пастырство оптинского иеросхимонаха Льва

Пастырство оптинского иеросхимонаха Льва

В Оптину пустынь в 1829 г. прибыл иеросхимонах Лев, который и положил начало духовного руководства как братии, так и мирян, обращавшихся к нему.

О. Леонид был родом из купцов г. Карачаева Орловской области. В молодости он занимался торговлей. Почувствовав пустоту этого занятия, он оставил мир и поступил в Оптину пустынь, но в ней не остался, а переходил из обители в обитель, ища духовного руководителя. Такового он нашел в лице схимонаха Феодора, ученика Паисия Величковского. Вначале он жил некотрое время в пустынных местах Орловской области, а затем переселился на Валаам. После смерти своего первого наставника о. Феодора и сподвижника монаха Клеопы иеросхимонах Леонид перешел в Оптину пустынь, где и оставался до своей кончины, последовавшей в 1841 году.

Со времени водворения о. Леонида в Оптиной пустыни в ней изменился строй иноческой жизни. Вся братия стекалась в келию старца со всеми вопросами духовной жизни. Старец в белой одежде, в короткой мантии был виден из-за круга учеников своих, которые стояли пред ним на коленях, и лица их были одушевлены выражениями разных чувств. Иной приносил покаяние в таком грехе, о котором не помыслил бы не проходивший послушание; другой со слезами и страхом признавался в неумышленном оскорблении брата. На одном лице горел стыд, что не может одолеть помыслов, от которых желал бы идти на конец света; на другом выражалась хладнокровная улыбка неверия ко всему видимому — он пришел только явиться наряду с другими к старцу и уйти не исцеленным, но и он, страшась проницательного взгляда старца и обличительного слова, потуплял очи и смягчал голос, как бы желая смягчить своего судию ложным смирением… Здесь видно было истинное послушание, готовое лобызать ноги старца; там немощный, отринутый миром, болезненный юноша не отходил от колен о. Леонида, как от доилицы ея питомец. Между прочими видна была седая голова воина, служившего некогда в отечественной брани и теперь ополчившегося под начальством такого искусного вождя против врагов невидимых. Здесь белелись и власы старца, который, признавая свое неискуство в монашестве, начинал азбуку духовную, когда мир признавал его наставником. Таким-то разнородным обществом был окружен великий старец и вождь духовный.

Советы о. Леонида имели огромный вес, потому что он сам соблюл в своей жизни то, чему учил других. Все, что говорил старец, было основано на Св. Писании и святоотеческих творениях. Больше всего заботился о. Леонид о том, чтобы приходящие к нему сознали свои грехи и страсти и положили твердое намерение исправиться.

Однажды пришел к о. Леониду купец, прося его наставления, как жить. Старец, спросив, а выполнил ли купец то, что он назначил в последний раз. Тот ответил, что не может исполнить этого. Тогда опытный пастырь о. Леонид, видя, что резкое обличение послужит ему на пользу, сказал своим келейникам, чтобы они выгнали купца из келии. Все со страхом смотрели на эту сцену. Один из келейников спросил старца: "Отче, за что вы так строго поступили с купцом?" О. Леонид ответил: "Да как же было поступить иначе? Он уже не один раз приходит ко мне и просит наставлений. Я ему сказал последний раз, чтобы он оставил курение табаку, и он обещал, а теперь говорит: "Не могу оставить". Пусть сначала исполнит одну заповедь, а потом приходит за новыми наставлениями"[538].

В течение всего дня о. Леонид был занят с посетителями. Келия его, от раннего утра до поздней ночи наполненная приходившими к нему за духовной помощью, представляла чудную картину, достойную кисти художника. Своей святой жизнью, мудростью, прозорливостью, даром исцелений, милосердием к страждущим, прямыми и смелыми обличениями людей порочных о. Леонид приобрел общую любовь и глубокое почитание. К нему стали приходить люди всех классов и состояний, и все получали от него духовную пользу, совет и утешение в горе.

Видя о. Леонида в такой молве народной, некоторые из посетителей выражали недовольство старцем, вероятно, считая занятие его с простым народом делом не очень важным, а, может быть, и бесполезным или даже неуместным. Но старец умел вразумлять таких. Однажды в Оптину пустынь приехал благочинный города Белёва почтенный о. протоиерей Иоанн Глаголев, который любил и уважал о. Леонида и взаимно был им уважаем. Придя к старцу, о. Иоанн нашел его окруженным крестьянками. "Охота Вам, батюшка, возиться с бабами", — сказал он со свойственной ему простотой. "Что же, о. Иоанн, и, правда, это бы Ваше дело, — отвечал старец. — А скажите-ка, как вы их исповедуете? Два-три слова спросите — вот и вся исповедь. Но Вы бы вошли в их положение, вникли быв их обстоятельства, разобрали бы, что у них на душе, подали бы полезный совет, утешили бы их в горе. Делаете ли это? Конечно, Вам некогда долго с ними заниматься. А если мы не будем их принимать, куда же они, бедные, пойдут с своим горем?" Пристыженный протоиерей сознался в необдуманности слов, сказанных старцу.

Не увлекаясь стремлением к мнимому высокому жительству, не ища прежде времени велиих дарований Божиих, о. Леонид сперва сам шел, а потом духовных своих детей вел безопасным путем, указанным в писаниях богомудрых наставников монашества, которые учат, что новоначальному христианину, подвижнику, прежде всего должно заботиться о познании себя и об укрощении своих страстей.

Посему о. Леонид особенно обращал зоркое внимание на душевные страсти тех, кто к нему обращался, и научал всех следить за ними, не действовать по внушению их, а, призывая Божию помощь, противоборствовать им. Прежде же всего не оправдывать их и познавать свою душевную немощь, к благим начинаниям не примешивать тщеславия, человекоугодия или другого какого-либо нечистого побуждения, а искренне и с чистым произволением, нелукавою простотою и беззлобием служить Единому Господу.

Свою духовную мудрость старец Леонид прикрывал крайней простотой слова и простотой обращения и часто растворял наставления свои шутливостью, которая казалась иногда неуместной, но всегда оправдывалась самим делом. Через это он часто и посреди собрания мог прилагать духовные врачевства к тайным душевным ранам различных страждущих. А сверх того, доставлял свободный доступ к себе всем.

Иногда о. Леонид в разговоре с лицами высшего сословия употреблял резкие народные выражения. Но духовная сила его слова была так велика, что эти лица не только не могли обижаться простотой старца, но и получали через его наставления великую духовную пользу. Жил недалеко от Оптиной пустыни один барин, который хвастался, что, как только он взглянет на о. Леонида, так его всего насквозь увидит. Однажды этот барин приезжает к старцу, когда у него было много посетителей, и входит к нему. Ростом он был высок и тучен телом. О. Леонид имел обычай: когда хотел на кого-либо произвести особое впечатление, загородит глаза левою рукою, приставя ее колбу козырьком, как будто рассматривая какой-либо предмет на солнце. Так и при входе этого барина он поднял левую руку и сказал: "Эка остолопина идет! Пришел, чтобы насквозь увидеть грешного Леонида. А сам, шельма, 17 лет не был на исповеди и у святого Причащения". Барин затрясся, как лист, а после плакал и каялся, что он грешник, маловерующий, и, действительно, 17 лет не исповедался и не причащался Св. Тайн. Пораженный словами старца, он пожелал исповедаться у него. Иеросхимонах Леонид согласился исповедать его, но причаститься не разрешил до тех пор, пока он не прекратит незаконное сожительство с женщиной, что вскоре и было исполнено им. Так иеросхимонах Леонид умел врачевать закоснелые во грехах души.

Епархиальному начальству не нравилось, что о. Леонид постоянно окружен множеством народа. Им казалось, что схимник, принявший на себя обеты, должен не заниматься с людьми, но проводить свою жизнь в совершенном уединении и молитве. И монастырская братия была недовольна, так как множество посетителей нарушали покой скитской жизни. Поэтому о. Леониду было предложено прекратить прием посетителей, что смиренный подвижник и исполнил; но люди постоянно шли к нему и целыми днями просиживали около его келий, прося помочь в их горе.

Недолго о. Леонид находился в скиту. По указанию начальства он был переведен в монастырь, но народ по-прежнему не разрешали к нему допускать. Но свет, который светится во тьме, не может быть скрытым от взора людей. Они шли к нему ради того, чтобы успокоить свои мятущиеся сердца и водворить в них мир и тишину. Множество ищущих спасения людей теснилось около келии о. Леонида.

Однажды о. игумен Моисей, проходя по монастырю, увидел огромную толпу народа перед келией старца, между тем из Калуги недавно последовало повеление никого не пускать к нему. Игумен вошел в келию. "О. Леонид, — сказал он, — что же Вы принимаете народ? Ведь Владыка запретил принимать". Вместо ответа старец, отпустив тех, с кем занимался, велел своим келейникам внести к себе калеку, который в это время лежал у дверей его келии. Они принесли и положили калеку пред старцем. "Вот, — начал свою речь о. Леонид, — посмотрите на этого человека. Видите, что у него поражены все члены телесные. Господь наказал его за нераскаянные грехи, и за все это он теперь страдает; он живой в аду. Но этому человеку нужно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли я его не принять? Что Вы на это скажете?"

Слушая о. Леонида и смотря на лежащего перед ним страдальца, о. игумен содрогнулся. "Но Преосвященный, — промолвил он, — грозит послать Вас под начал." — "Ну, так что же? Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разводите, хоть на огонь поставьте, я буду все тот же Леонид. Я к себе никого не зову, а кто приходит ко мне, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародье многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие душевные нужды?".

О. игумен Моисей ничего не мог на это возразить и молча удалился, предоставляя старцу жить и действовать, как укажет ему Сам Господь Бог. Многие жили в гостинице неделями, ожидая наставления старца. Некоторые, приходя к нему, от болезни сердца едва могли сказать слово и только стонами выражали ее. Другие, одержимые бесами, были влачимы в келию старца сострадательными родными или ближними, иные несли детей для принятия у него благословения. Старец уподоблялся в то время великому древу, покрытому многими плодами, к которому все простирали и взоры, и руки, так что трудно было пробраться сквозь толпу, чтобы увидать. В таком случае он говаривал: "Сам Бог поможет пройти ко мне тем, которым это полезно".

Благодатной силою наставлений о. Леонида умиротворены были многие семейства; люди, проводившие порочную жизнь, наставлены на путь истины; многие раскольники обращены к Православной Церкви. Победа над бесами, конечно, одержана была о. Леонидом после победы над своими страстями. Никто не видел его возмущенным от страстного гнева и раздражения. В самые тяжелые дни его жизни никто не слыхал от него гласа нетерпения и роптания, никто не видал его в унынии. Нельзя было не дивиться его всегдашней веселости. Спокойствие, младенчество евангельское и христианская радость никогда не оставляли человеколюбивого старца.