КНИГА ФИЛОСОФА СИНТИПЫ  [398]

КНИГА ФИЛОСОФА СИНТИПЫ [398]

I. ВСТУПЛЕНИЕ

Некогда жил царь по имени Кир. Было у него семь жен, а детей не было. Поэтому, страстно желая иметь детей, он горячо молился о даровании ему потомства. И вот после долгих молитв об этом рождается у него сын. Мальчик рос и отлично во всем преуспевал, развиваясь по мере роста, как деревцо, за которым хорошо ухаживают.

Как только вышел царевич из младенческого возраста, отец отдал его в ученье, чтобы усвоил он премудрые науки. Проучился он три года и ничего не усвоил.

Не зная, что делать, царь сказал: «Если бы и много лет еще пробыл мой сын у этого учителя, ничему он все равно у него не выучится. Отдам–ка я его философу Синтипе, потому что слышал я, что он человек очень ученый и разумом своим всех превосходит».

Так царь сказал и сейчас же послал за Синтипой.

«Как по–твоему, философ, — сказал он, — нужно воспитать моего сына и сколько времени понадобится для этого?»

«Я готов, царь, — ответил Синтипа, — взять твоего сына на шесть месяцев и никак не больше, обучить его, воспитать и сделать из него такого мудреца, что мудрее твоего сына никого другого и сыскать невозможно будет. А если по истечении этого срока я не представлю тебе твоего сына таковым, пусть лишусь я жизни, царь, и все благосостояние мое да будет во власти твоего величества. Невозможно себе представить, чтобы такая большая, цветущая страна, главное богатство которой заключается в ее царе, где живут люди, преисполненные разума и отваги, не имела мудрого мужа, не владеющего в совершенстве хотя бы врачебным искусством. Ведь если в такой стране пользуется славой человек иных качеств, то и вообще незачем кому то ни было заниматься этим искусством. Знаю я, что цари сердцем своим огню палящему подобны, потому и следует находиться им среди философов, чтобы никого из подданных не казнили они незаслуженно, когда сердце их кипит гневом. Так вот, царь, если я верну тебе твоего сына совершенным философом, как об этом я заявляю, то пусть и твое величество благосклонно пожалует мне, если я чего–нибудь потребую».

Царь ответил философу:

«Что же бы это было такое? Скажи мне, и если это в моей власти, обещаю тебе немедленно сделать. Если же невозможного потребуешь, не смогу неисполнимое исполнить».

А Синтипа, желая, чтобы царь исполнил его требование, ответил иносказательно;

«Царь! Пусть не придет тебе желание сделать другому то, что было бы тебе неприятно получить от другого».

Царь тотчас согласился с этим замечанием философа и, чтобы вселить в него полную уверенность, сказал: «Чего бы ты ни попросил у меня, все тебе дано будет».

Обменялись они такими словами, и выдал философ Киру обязательство, которым было установлено, что через шесть месяцев и два часа философ вернет царю его сына, а тот к тому времени усвоит всю науку; если же договор не будет выполнен в срок, то Синтипа ответит своей головой.

Вот на таких условиях царь и вручил своего сына философу. Синтипа же, приняв царевича из рук отца, отвел его в свой дом.

Первым делом построил он для царевича новый дом, красиво выбелил его внутри, а затем расписал стены так, что было там все, чему он хотел научить юношу. А потом он и говорит: «В этом доме, юноша, ты будешь проводить все время, пока твердо не усвоишь всего, что изображено на его стенах». И стал с тех пор философ жить вместе со своим воспитанником, безотлучно находясь при нем и разъясняя ему надписи и изображения на стенах. Пища же и питье доставлялись им с царского стола. Тщательно заботился философ о своем ученике, пока в течение шести месяцев не закончил его обучения с таким расчетом, чтобы ни единого часа не просрочить из обусловленного срока.

И познал таким образом юноша, то, чего никто другой постигнуть не может.

За день до срока царь послал спросить философа, как обстоит дело с его обещанием. Философ ответил царю: «Желание твое, великий царь, на радость тебе исполнилось: приведу к тебе завтра твоего сына во втором часу дня, и увидишь его таким, каким хотел видеть».

Возликовал царь при такой вести, и благими надеждами преисполнилось сердце его.

Тогда говорит философ юноше: «Решил я в эту ночь вопросить звезды и узнать, какая участь предназначена тебе при рождении. И если это будет на пользу тебе, завтра приведу я тебя к отцу твоему».

Рассмотрев положение звезд, философ пришел к заключению, что не полезно будет вернуться царевичу к отцу, пока не пройдет еще семи дней после срока, назначенного самим философом: в противном же случае смертельная опасность встанет перед царевичем.

Итак, узнав об этом ночью после своих наблюдений над звездами, так опечалился философ, что совсем не знал, что делать. Увидел царский сын, что философ так сильно огорчен, и стал его спрашивать:

«Чем ты так смущен, учитель, и отчего так мрачен»? Открыл философ юноше причину своей печали, а тот и говорит ему:

«Если тебе угодно, учитель, и ты так находишь нужным, то не то что весь следующий месяц я не произнесу ни слова царю, но буду молчать столько времени, сколько ты пожелаешь».

«Но ведь я заключил с твоим отцом условие, — сказал философ, — и нарушить его мне никак нельзя: я уговорился с ним, что завтра во втором часу дня поставлю я тебя перед его очами, и вовсе не хочу быть обманщиком. Мы сделаем так: я на время скроюсь и буду в потаенном месте, а ты завтра во втором часу иди к твоему отцу и царю, и предстань пред ним согласно нашему договору, но пусть встреча с ним не заставит тебя нарушить молчания, и ни одного слова не должен ты произносить, пока не пройдет еще семи дней».

На другой день утром идет молодой человек к отцу и, явившись перед ним точно во втором часу, кланяется ему в землю.

А царь, подозвав к себе сына поближе, с любовью обнял его и стал ласково говорить с ним. Сын же ничего не отвечал царю, но стоял безмолвно, не сводя глаз с отца.

Тогда отец в ожидании ответа сына опять стал задавать ему вопросы, юноша же, как и раньше, стоял молча и ничего не отвечал, не обращая внимания на то, что царь, преисполненный радости от свидания с сыном, восседал на высоком троне, а вокруг стояли все сановники, приглашенные им послушать, какие успехи в науках сделал его сын.

Пораженный столь долгим молчанием сына, царь сказал своим вельможам:

«Поговорите вы с моим сыном: должно быть он боится меня, потому и молчит».

Те сейчас же обратились к царевичу с ободряющими и ласковыми речами, убеждая его ответить им, а тот по–прежнему продолжал молчать.

Тогда царь рассылает и воинов, и слуг своих проворных разыскать учителя, но как тщательно те ни искали его, все же не нашли.

И тогда царь опять говорит своим вельможам: «Что, по–вашему, служит причиной этого молчания?» На это один из них так ответил царю: «Должно быть, царь, учитель чем–то опоил твоего сына, потому у него и помрачился ум. Наше мнение таково, что от этого твой сын и потерял дар слова; а может быть, он не может говорить потому, что тот чародей уж очень запугал его».

Опечаленный царь пал духом.

Тогда одна из его жен, видя, что юноша так расстроен, сказала царю:

«Повели, царь, мне остаться наедине с твоим сыном, может быть мне он откроет тайну своего молчания, ведь и раньше он всегда делился со мной, что у него было на сердце и чего он не поведал бы даже родной матери, ибо слишком велико горе матери, пораженной в самое сердце».

Говорит царь мачехе своего сына:

«Возьми к себе моего сына, да обойдись с ним как можно ласковее; может быть, с твоей помощью, как ты обещаешь, он и заговорит. Тогда ты сама и узнаешь, что за причина его молчания».

Тут жена, взяв юношу за руку, отвела его в свой покой и начала спокойно беседовать с ним. Юноша же по–прежнему хранил молчание, оставаясь безучастным к обольстительным речам ее.

Тогда царская жена говорит ему:

«Я уверена, милый, что нет причины тебе молчать, так почему же так долго безмолвствуешь ты? Если же ты боишься, что нагрянет на тебя какая–нибудь беда нежданная, то посоветую я тебе одно дело, полезное для тебя, и не оставлю я тебя до тех пор, пока ты не сделаешь себе на пользу то дело, о котором я тебе скажу. А скажу я тебе вот что: ты знаешь, что отец твой уже одряхлел и стал немощен, ты же — в цветущем возрасте и полон сил. Так вот, если хочешь, злое дело замыслю я на отца твоего и смерти предам его; ты же вступишь на престол и меня возьмешь себе в жены».

Так сказала злая жена юноше, а он, разгневавшись за такие речи, столь возмутился духом, что даже забыл наставление учителя не говорить до истечения семи дней, и отвечает ей:

«Знай, женщина, что не будет тебе от меня ответа, пока не пройдет семи дней».

Перепугалась жена, услыхав такие слова и, не помня себя от страха, злое дело и страшную гибель для юноши замыслила: растерзав свои одежды и лицо исцарапав, закричала она громким голосом.

Услышав крик, встревоженный царь спешно призывает к себе жену и спрашивает о причине столь ужасного крика. И ответила жена:

«Царь! Все усилия приложила я, беседуя с твоим сыном, чтобы заставить его говорить со мной, а он, внезапно бросившись на меня, пытался меня обесчестить, с грубым насилием разорвал мое платье, как ты сам видишь, и лицо мое исцарапал. Что твой сын одержим какими–то другими недугами, это я знала, но что он страдает такой странной болезнью, я совсем не предполагала».

Услышав такие слова, которых он никак даже и ожидать не мог, пораженный чудовищным рассказом, царь страшно разгневался на сына и окончательно отрекся от него.

Пораженный в самое сердце и терзаемый лютой скорбью, долго раздумывал царь сам с собой, что ему делать с сыном. Много мыслей приходило ему в голову, одна ужасней другой, и, наконец, в страшной горести вынес он сыну смертный приговор.

Было в то время у царя семь мудрецов. Во всех своих делах привык он советоваться с ними. Вот, услыхав о том решении, которое принял царь против сына, приговорив его к смерти, не посоветовавшись с ними, стали они обсуждать между собой случившееся. Для них было ясно, что только страшный гнев и безмерная скорбь заставили царя поверить словам жены и приговорить сына к смерти и что здесь скрывается какая–то тайна. Ясно для них было и то, что нельзя дать возможность царю лишить жизни сына, не расследовав дела.

«Горько раскается царь потом, — говорили они, — и нас же будет обвинять и с недобрым чувством отвратится от нас за то, что мы не удержали его от такого дела. Надо нам придумать перед царем какой–нибудь выход, чтобы спасти сына его от смерти».

И порешили они на том, что каждый из них ежедневно будет приходить к царю и говорить о его сыне.

Тогда один из семи мудрецов, бывший первым между ними, сказал:

«Сегодня я предстану перед царем, и в этот день казнь не состоится».

Тотчас отправляется он к царю и, поклонившись ему до земли, говорит: «Царь! Не подобает царям делать что бы то ни было, не дознавшись раньше истины».

А потом вот что он стал рассказывать.

II. РАССКАЗЫ МУДРЕЦОВ Второй рассказ второго мудреца

Был у одной женщины любовник, служивший в царской охране. Вот однажды и послал он слугу к своей возлюбленной посмотреть, дома ли ее муж. А та, как только увидела слугу своего любовника, заставила его остаться у ней и потребовала удовлетворить ее страсть. Тот немедленно исполнил ее желание, но возвратиться домой не спешил. Через некоторое время, разыскивая своего слугу, явился туда и его господин.

Женщина же, увидев, что она попалась, велела слуге своего любовника уйти в заднюю комнату. Как только он спрятался, вошел его господин и стал приставать к этой женщине. Пока они предавались ласкам, а слуга находился в задней комнате, вдруг является и муж. Не решилась развратная женщина сказать своему любовнику, чтобы он шел в заднюю комнату, ибо боялась она, что он увидит там своего слугу.

Поэтому она придумала иначе уладить все, что с ней случилось, и говорит своему возлюбленному:

«Обнажи свой меч, прими гневный вид, да так и уходи из дому. Брани меня при этом последними словами, разумеется, притворно, а мужу не говори ни слова».

Тот так и сделал, как ему велела эта женщина, и, выходя из дому с поднятым мечом, поносил хозяйку всяческой бранью. А муж, войдя в комнату, где была его жена, стал ее спрашивать:

«Скажи, жена, зачем у нас был этот незнакомец и за что он так оскорблял тебя, да еще грозя мечом?»

Тогда жена ответила:

«Муж мой! Раб этого незнакомца, спасаясь от своего господина, укрылся в нашем доме, дрожа от страха, а когда я спрятала его во внутренних покоях, его господин силой пытался выгнать его оттуда и убить. Войти туда я ему не дала, потому он, как видишь, и был страшно дерзок и осыпал меня оскорблениями».

«А где же раб?» — спросил муж.

«Да он там, в задней комнате», — ответила жена.

Тогда муж вышел на улицу посмотреть, ушел ли господин этого раба и, оглядевшись во все стороны, нигде не увидал его. Вернувшись в дом, зовет он раба и говорит ему:

«Иди с миром, господин твой далеко отсюда». А жене своей он сказал:

«Думаю, что великое благодеяние оказала ты этому рабу!»

Вот, царь, теперь твоему величеству ясно, что совсем не нужно подпадать под влиянием лживых речей женщин.

Первый рассказ третьего мудреца

«Было два славных местечка, которые погубили друг друга из–за одного пчелиного сота».

Тут царь прервал его и спросил:

«Как это случилось?»

Мудрец продолжал:

«Был некий охотник, и случилось ему раз найти на горе кувшин с медом. Взял охотник этот мед и понес его продавать, а с ним была одна из его собак. Когда он принес мед на рынок, то встретил одного из постоянных торговцев съестными припасами и показал ему мед. Тот сейчас же запустил руку в кувшин и достал немного меду, причем несколько капель упало на землю. Тут прилетела пчела и, как водится, стала кружиться около этих капель. У купца же была кошка, которая при виде пчелы бросилась к ней, пытаясь ее поймать. А собака охотника, увидав кошку, кинулась на нее, схватила и задушила. Тогда купец с такой силой ударил собаку, что убил ее наповал, а в ответ на это охотник сейчас же палкой ударил купца. И началась между ними страшная драка.

Жители обоих этих местечек, услыхав, что случилось, и ожесточившись друг против друга — так как охотник был из одной деревни, а торговец из другой — начали между собой побоище и все до одного погибли, став жертвой оружия. Вот и погляди, царь, от каких пустяков произошли какие страшные дела.

Взываю к тебе: послушай меня и не погуби своего сына по пустому и ложному навету, не расследовав тщательно этого дела, но воздержись до тех пор, пока не выяснится окончательно истина. Я же поведаю тебе и иной рассказ, который довелось мне слушать».

Третий ответ жены

«Был у одного царя сын, за которого он сосватал дочь другого царя, и была та девица красоты несказанной. Отец невесты обратился к отцу молодого человека с таким требованием:

«Пришли ты ко мне моего будущего зятя; свадьбу я сыграю у себя, а потом, если твой сын захочет, пусть берет свою жену и оба пусть едут к тебе».

Тогда отец жениха сказал своему сыну, чтобы он немедленно ехал к своему будущему тестю. А у того царя был мудрый советник, и повелел ему царь отправиться вместе с сыном.

В пути царевич и мудрец двигались впереди, а сопровождавший их народ поотстал. Ехали они ехали, и начала их томить жажда, а когда отправились они на поиски воды, то попался им какой–то ручей. Ручей же этот имел такое свойство, что если из него пил мужчина, он сейчас же превращался в женщину. Премудрый царский советник и раньше знал об этом свойстве ручья, но царевичу не только ничего не открыл об этом, но еще сказал ему:

«Подожди ты меня около этого ручья, пока я один ненадолго отлучусь, узнать, по верной ли мы идем дороге».

Оставил он там царевича, а сам вернулся к его отцу и принес царю печальную весть о сыне, им самим придуманную:

«Горе, царь! Сына твоего съел лев». Юноша же все это время поджидал у ручья коварного советника своего отца. А потом, когда жажда стала его мучить все сильней и сильней, он встал и напился из ручья. И сейчас же, получив женские свойства, превратился он в молодую девицу.

Растерялся царевич и не знал, что ему делать. Тут подошел к нему какой–то садовник и спросил:

«Откуда ты, чей ты сын, и кто тебя сюда привел?»

Юноша ответил:

«Я сын одного царя, и шел я по велению своего отца к некоему другому царю, чтобы там справить свою свадьбу, но, идя впереди сопровождавшего меня народа, я слишком далеко отошел от него, и пришлось мне блуждать одному. Стала меня мучить жажда, и вот я набрел на этот ручей; а как только я выпил из него воды, то — как видишь — сделался женщиной».

Выслушав слова юноши, пожалел тот человек, что случилась с ним такая беда, и говорит ему:

«Я согласен стать женщиной вместо тебя и останусь женщиной на четыре месяца, пока ты не женишься и не покончишь таким образом со своими свадебными делами. Но только ты поклянись мне, что по истечении четырех месяцев ты опять придешь сюда ко мне».

Дал клятву царевич тому садовнику, что придет к нему опять, что бы ни случилось. Сию же минуту садовник сделался женщиной и показал царевичу правильную дорогу, куда ему надо было идти.

Прошло после этого четыре месяца. Вспомнил царский сын о своем обещании, данном с клятвой, и пришел он к садовнику, который все еще продолжал быть женщиной. Видит царский сын по округленному животу садовника, что тот — как и свойственно это было его женской природе — забеременел.

Воспользовавшись удобным поводом, говорит царевич:

«Как же я теперь обращусь в женщину вместо тебя? Ведь когда ты меня нашел у ручья в женском виде, я был девицей, а ты теперь забеременел!»

Так они спорили друг с другом, но убедительностью своих доводов верх взял царский сын, и радостно вернулся он с женой к своему отцу–царю и рассказал ему, что он претерпел в пути от его мудреца, или вернее сказать от злого советника. А царь, распалившись гневом на негодного и лукавого советника за его коварство, отдал приказ сейчас же казнить его. Так и я, царь, верю, что и мне будет явлено божеское правосудие в споре с твоими неправедными мудрецами, наставляющими тебя на всякое зло. И если я наложу на себя руки, ты будешь виновником моей погибели, так как ты не рассудил меня с твоим сыном, как это нужно было сделать, а ведь он дошел до такой дерзости, что пытался даже учинить надо мной насилие».

И опять царь, подпав под влияние таких слов, отдает приказание усечь мечом своего сына.

Второй рассказ четвертого мудреца

«Жили были муж с женой. Вот задумал муж отправиться в некое путешествие, и при отъезде из дома потребовал он от жены клятвенное обещание, да и сам точно так же условился с ней, что будут нерушимо хранить они взаимную любовь и вплоть до возвращения мужа к жене блюсти супружескую верность. И тогда же муж объявил жене, что вернется через столько–то дней.

Через некоторое время, когда протекло условленное число дней разлуки, выглянула жена на улицу в надежде увидеть возвращающегося мужа. Тут увидел ее какой–то молодой человек и, воспылав к ней страстью, повел с ней разговор о более близком знакомстве. Она же об этом и слышать вовсе не хотела.

Тогда юноша, раненный в самое сердце любовью, пошел к одной старой женщине, жившей где–то неподалеку от предмета его страсти, и говорит ей:

«Увидел я твою соседку, выглянувшую так неожиданно на улицу, и, охваченный непреодолимой любовью к ней, потребовал удовлетворить мою страсть, но не встретил никакого сочувствия, несмотря на все мои уговоры. Сильно разгневалась она даже за мои слова. Так вот, если ты уговоришь ее, то чего бы ты ни пожелала, проси, и я дам тебе».

А старуха, услыхав такие слова, ответила:

«Красавицу твою я тебе достану, и она послушает тебя».

Сказав так, принялась она сейчас же за дело и подстроила все весьма хитро.

Принесла она муки, развела водой, замесила тесто, а потом посыпала туда перцу и приготовила из этого месива хлеб. Взяла она этот хлеб и пошла к молодой женщине, захватив с собой и бывшую у нее собаку. Собака шла сзади вплоть до самого дома молодой женщины. Подойдя к дому, бросила старуха своей собаке кусок этого хлеба. Как только собака съела хлеб, у нее сейчас же от перца глаза наполнились слезами, но ни на шаг не отставала она от старухи, а слезы так и лились из ее глаз.

Вошла старуха к молодой женщине, возбудившей столь пылкую страсть в юноше, а та, как увидала, что из глаз собаки слезы ручьем текут, и спросила:

«Отчего это собака так плачет?»

Прослезилась и старуха и ответила:

«Горе мне! Ведь эта собака была когда–то моей дочерью. Влюбился в нее один юноша и всячески добивался ее взаимности, она же наотрез ему отказала. Пал духом юноша и, вне себя от горя, проклял ее. В ту же минуту дочь моя превратилась в собаку. Вот эта самая плачущая собака, которую ты видишь, и есть моя дочь. И всякий раз, как я выхожу из дому, она с горькими слезами идет за мной».

Так, плача, рассказала старуха молодой женщине, а она, пораженная тем, что услыхала, задрожала от страха. Сильно забилось у нее сердце, и сказала она старухе:

«Напал и на меня страх: ведь когда я выглянула на улицу, то один юноша, увидав меня, пленился моим видом, а я, несмотря на все его домогательства, отвергла его. Вот когда ты мне рассказала такой же случай, я и боюсь, как бы и со мной из–за его проклятья не случилось того же самого. Встань скорее, ступай и разыщи ты мне этого юношу, а как найдешь, приведи ко мне. Я же щедро отблагодарю тебя».

Тогда хитрая старуха ответила:

«Я пойду и сейчас же приведу к тебе этого юношу. А ты за это время принарядись».

В сильном волнении надела на себя молодая женщина самое лучшее платье, начисто убрала и разукрасила свою комнату, придала красивый вид постели и приготовила роскошный обед. А сводница, отправившись на поиски влюбленного, не смогла его найти, и, подумав, сказала сама себе:

«Эта молодая женщина обещала осыпать меня всяческими дарами. Подыщу–ка. я ей какого–нибудь другого молодого человека, да и приведу к ней».

Бродя в поисках по улице, встречает она мужа той женщины и, совсем не зная, что это ее муж, говорит ему:

«Ступай за мной. Провожу я тебя в прекрасную комнатку, а в ней сидит молодая женщина чудной красоты; и все она уже приготовила, чтобы принять тебя».

Соблазнившись такими речами сводницы, муж сказал:

«Иди, а я пойду за тобой».

Так они и пошли: сводница впереди, а муж сзади. Наконец пришли они к дому этого мужа. Как только он увидал, что старуха подвела его к его же дому, разгорячился он и сказал сам себе:

«Действительно, похоже на то, что жена моя так делала, пока меня дома не было».

Ввела его сводница в дом и предложила ему расположиться на его же привычной постели. А жена, как только увидала, что это не кто иной, как ее собственный муж, прибегла к искусно придуманной уловке: быстро вскочив, схватила она без всякого стыда руками бороду мужа, стала бить его по лицу и со слезами закричала:

«Ах, ты, негодный развратник! Такой у нас с тобой был уговор? Такие мы давали клятвы верности? Не ты ли уверял меня, что будешь хранить целомудрие до возвращения домой? Зачем же ты, не считаясь ни с чем, пошел разыскивать эту сводницу?»

Остолбенел муж от такого бесстыдства жены своей и от непомерной наглости ее и в ответ сказал ей:

«Да кто же виноват в том, что случилось?»

А жена ответила:

«Услыхала я сегодня, что ты идешь домой, и решила испытать твое отношение ко мне, соблюдаешь ли ты нерушимым наш уговор. Убрала я нашу комнату, разоделась сама, да и подослала нарочно эту старуху к тебе, чтобы при ее помощи выведать скрытые мысли твои: хранишь ли ты целомудрие, или же позорным поступком своим осквернишь наш брак. Вот и убедилась я теперь, что ты хитрый, развратный и действительно ни во что не ставишь наше клятвенное обещание. И не найдешь ты больше во мне любящей жены, и никогда, негодный, не прощу я тебя».

«А вот я, жена, еще больше так думал про тебя, что ты непристойно ведешь себя с другими. А если все это правда, что ты говоришь, то откроюсь и я тебе: ведь и пошел–то я за этой старухой только из–за того, чтобы убедиться, не в мой ли дом она меня зазывает. А если бы она попыталась проводить меня куда–нибудь в иное место, я ни за что не стал бы даже ее слушать».

А жена, как бы не веря его словам, и потому еще больше негодуя на него, стала бить себя по лицу, разорвала платье и опять стала кричать на него:

«Выдумщик ты из выдумщиков, лжец из лжецов! Ведь все неправда, будто ты придумал это проделать со мной. И никогда уж я не буду верить твоим клятвам, потому что в них ни одного слова правды нет».

Расправившись так с мужем, сердилась она на него за это столько времени, сколько считала нужным, и примирилась только тогда, когда он ценными подарками, золотыми украшениями да тканями одарил ее.

Вот теперь, государь, и постигни смысл этого рассказа, что нет такого человека, который мог бы устоять перед женщиной, когда она хитрить начинает».

Выслушав рассказ четвертого мудрого советника, отдает царь решительное приказание не казнить сына.