Уход

Мы никогда не говорили между собой о том, что наступит момент, когда останемся наедине с самими собой, без Учителя в явленном теле. Если разговор заходил об этом, то всегда парировался максималистской формулой: Учитель никогда не рождался, Учитель никогда не умрет. Так я слышал однажды, прогуливаясь с Бидией Дандаровичем и Лавровым. Учитель спросил: "Что вы будете делать, когда я умру"? Лавров тут же ответил, как будто только и ждал такого вопроса: "Наш Учитель никогда не рождался и никогда не умрет"! Бидия Дандарович слегка повернулся к нему и посмотрел на Юру с деланным удивлением.

В другой раз Бидия Дандарович сам заговорил со мной о своем возможном уходе: "Когда я уйду, а вам надо будет пообщаться со мной, вы меня просто позовите, и я приду к вам: вот таким, как сейчас, в этой клетчатой рубашке". На нем была черно — голубая ковбойка. Реальность общения с Бидией Дандаровичем была столь ярка, неординарна и насыщена событиями, мыслями, планами, что представление о возможном уходе Учителя хотя и приходило на ум, но не становилось темой для бесед и изгонялось из сознания как нечто невозможное, небытийное. Мысли о смерти Учителя воспринимались как падение, как то, что не должно присутствовать в сознании, и не потому, что это сродни тяжелому оскверняющему чувству, но потому, что все буддийское учение говорит всегда только одно: связь с Учителем — это навсегда. И Бидия Дандарович подтвердил это однажды. Он спросил меня: "Володя, что ты будешь делать, когда реализуешь"? — "Ну, тогда ведь все будет ясно, Будда обладает всеведением". На это Учитель ответил просто: "Ты и тогда будешь моим учеником".

В конце 1971 г. (январь 1972 г.) Бидия Дандарович сказал Железнову, что во сне его звали к себе дакини, чтобы он был их Учителем, и задал вопрос: "Ты, Саша, возьмешь на себя сангху"? — "Да, если Вы разрешите", — ответил Саша. Узнав об этом, Вася Репка решил просить Учителя "не уходить" и поехал в Кижингу, где Бидия Дандарович был в это время в больнице. Там он поднес Бидии Дандаровичу хадак с просьбой о неуходе.

После этого еще один раз приходили к Учителю дакини и звали к себе. При этом он прокомментировал: "Разве можно быть в стране дакинь и смотреть оттуда на страдания сансары? Это не по мне".

Уход из жизни любого человека — событие драматическое и тяжелое. Так воспринимается смерть в христианском мире, где телесное воплощение считается единичным фактом для каждой личности. Иначе в буддизме, где история единичного сознания — это история цепи его воплощений. Поэтому смерть для буддиста — мирянина — это смена оболочки, смена имени и места рождения. Надежда на продолжение жизни в человеческом образе снимает трагизм безвозвратности ухода — личность не исчезает совсем, она перерождается в новом теле. Очевидно поэтому похороны в искони буддийских странах, например в Бирме, не производят впечатления печального ритуала, на них родственники и знакомые умершего шутят, смеются, но никак не плачут и не стенают — человек ушел, человек родился, все может быть значительно лучше, чем в прошедшую жизнь, сожалеть не о чем.

Но когда умирает Учитель, тот, кто вел несколько лет тебя по жизни, кого ты называл духовным Отцом и поверял тайны своей жизни, которые не поведал бы родному отцу, тогда ученик замирает на мгновение. И здесь может быть провал: уныние, потеря правильного восприятия, что Учитель — это нирманакая. Это мгновение проходит, и ты понимаешь: Учитель жив, но пришла суровость собственной ответственности, когда спрашивать можно только себя или духовного собрата по посвящению. Взгляд в пустое пространство проверяет опыт твоего созерцания и Прибежища. Все, что окружает тебя, все происходящее — это продолжающийся контакт с Учителем. Надо жить дальше. Никогда, говоря об Учителе, мы не употребляли после 26 октября слово "умер", мы всегда говорили: "ушел".

Никто специально не мистифицировал весть об уходе Дандарона. Но к нам она пришла в двух вариантах, в необычном — Дандарон ушел в самадхи, и в печально — трагическом — погиб после избиения в штрафном изоляторе. Первым пришло известие о необычном его уходе.

"В сентябре 1974 года Учитель несколько раз терял в камере сознание на несколько часов. При этом он предупреждал сидевших с ним зэков, чтобы его в это время не трогали. Так было несколько раз, причем каждый раз он лежал в полусознательном состоянии все дольше и дольше. Сокамерники к этому привыкли. Однажды сказал, что его "не будет" семь дней, и добавил, "что даже если сердце не будет биться, не давайте меня врачам". Но врачи взяли его и произвели вскрытие, чем разрушили его тело".

Таков рассказ Галины Беловой, жены Виктора Аранова, который она передала со слов своего родственника Сергея Белова, а тот, в свою очередь, узнал это от своего соседа, бывшего зэка Константина Емельянова, сидевшего в Выдрине.

Вот иная версия ухода Дандарона. Тем, кто выходил из зоны на волю, работники КГБ приказывали молчать о Дандароне. Но они принесли на волю весть: "Дандарона убили". Так поступил молодой бурят из села Улзылта, сообщив о кончине Дандарона Цывану Дашицыренову.

В зоне Дандарону после падения и травмы руки стали делать уколы. Что кололи Дандарону, неизвестно, но через некоторое время стали происходить эпилептические припадки с потерей сознания. За отказ работать посадили в штрафной изолятор, оттуда он уже не вышел. Когда тело Бидии Дандаровича выдали родственникам, все оно было в синяках и кровоподтеках.

Вероятно, неслучайно водворение Дандарона в ШИЗО последовало сразу же после подачи жалобы заключенного Нимсагаева на имя Волкова, заведующего юридическим отделом Президиума Верховного совета СССР. По стилю текста можно предположить, что эта жалоба писалась при непосредственном участии Дандарона. И как следствие — помещение в штрафной изолятор. Из жалобы Нимсагаева мы узнаем практически все имена служащих лагеря, которые могли быть так или иначе причастны к гибели Дандарона.

Когда мы узнали об уходе Учителя — получили телеграммы я и Андрей Донец, то сообщили об этом всем, кто был в это время в Питере. Сразу собрались на сокшод. Были Железнов, Донцы, Алексеев, Лавров и Монтлевичи.

Телеграмма о смерти

Улан — Удэ 0200 14 26 1959. Срочная. Ленинград. Мончегорская 7, кв. 11.

Монтлевич

Бидия Дандарович умер 26 утром = Галя, Надя =

Все знали о случившемся, но ничего об этом не говорили. Вообще — ни слова. Каждый переживал это молча и наедине. Учитель ушел 26–го, а 19–го был закончен Ваджрабхайравинский мандала, отпечатан первый тираж. Это "совпадение" позволило говорить: Учитель соединился с жинхором (мандалой)…

Отношение сангхи к уходу Учителя было вполне буддистичным. Никто внешне не скорбел. Все поняли: дальше предстоит длительная и самостоятельная работа. И Учитель всегда с нами.

Похожее переживание отражено в моем письме к Тамаре Лавровой по поводу смерти Юрия Константиновича Лаврова (22 апреля 2002 г.):

"…И Бидия Дандарович, и Юра Алексеев, и Анчен [Дашицыренов], и Октябрина [Волкова], и Саша, и Пуп, и Юра [Лавров] никуда не ушли. Они бессмертны и живы во всех живых, как в созерцании "удивительного Бога Ваджрасаттвы", и в нас, прежде всего. Что бы я ни делал, беседую ли с друзьями, иду ли по улице, я делаю это вместе с ними или с кем?то из них. Они живут во мне, это усиливает ответственность странно продолжающейся жизни. "Странно", ибо "умерев", они "умерщвляют" и часть тебя. Естественно, а не через созерцание и обретенную праджню возрастает поле шуньяты. Это чувство сопричастности себя им и всех вместе — всем живым в их вместерожденном буддстве есть грусть неотвратимого Просветления. Грусть и Просветление, шуньята и проявленность, от этого незачем уходить, таково все" (18.07.2002 г.).

В письме к Бутидме Мункиной Бидия Дандарович обратился с просьбой: "В Кульском туберкулезном санатории есть старик — бурят, он удивительно точно гадает на бараньих лопатках, обжигая их. С ним связана Вера Самандуева. Ее муж Даша — Намжил имеет свою машину и ездит в Кульск запросто. Можешь ли ты выбрать выходной день и съездить в Хоринск, зайти в столовую на автобусной остановке, в буфете которой работает Вера, и попросить ее протекции, чтобы связаться с этим гадальщиком? Говорят, ему нужно везти немного водки и три рубля. Скажи Вере, что это я прошу ее помочь. Спроси все, что находишь нужным обо мне. Лопатку надо достать самим и привезти ему" (31.07.74 г.).

Гадание Кульского гадальщика

В августе (вторая неделя — около 16–17 августа 1974 г.) Бутидма и Надежда Мункины и Дугаржап Гыргеевич Баяртуев, взяв две бараньи лопатки, поехали на стареньком газике Баяртуевых в Кульск.

Старику — гадалыцику оказалось около семидесяти лет. Он даже не спросил, о ком идёт речь. Ему сказали только, что человек, на которого надо гадать, сидит в тюрьме.

Он стал жечь лопатки по очереди, гадал по первой, по трещинам и цветовым рисункам — пятнам на кости. Внимательно рассматривая рисунок, проявившийся на лопатке, гадальщик стал говорить, комментируя увиденное:

"Вот он находится на берегу большой воды. Чувствует себя хорошо, воздух чистый. Сидит по вине какого?то человека, внешне красивого (правильные черты лица) — (на рисунке — человек со взъерошенными волосами). Туда нет встречи с ним, прохода к нему. Никакая бумага, никакой адвокат ему не помогут. Он сидит из?за какой?то территории".

На вопрос "что?за территория?" пояснил: "Например, территория Модогоева" (Модогоев — первый секретарь Бурятского комитета КПСС — прим. ред.), т. е. территория коммунистов. И тут же вдруг определил год рождения Дандарона: животное на лопатке — корова. Затем продолжал:

"По рисунку он лицом наружу, т. е. должен скоро выйти. Но чтобы он вышел, надо сделать фотографию его учителя (лама или школьный учитель, сделанную на фоне воды, у которой сидит, поставить фотографию по горам".

В этом месте старику сказали, что речь идёт о Бидии Дандаровиче Дандароне, о "Бидия — Даре", и он стал рассказывать более подробно.

"Фото надо сделать Агади — ламы (так в Кижинге называли и до сих пор называют Лубсана Сандана) на фоне Байкала и расставить по горам: Челсан, Шэлэнтэ (около поляны Соорхэ), Хэбхэн и в Чесане. Перед фотографированием сделать жертвоприношение Байкалу: молоко красной коровы или козы (любой), золото, коралл. Набрать из Байкала разноцветных камней — белых, красных, чёрных и других. Эти камни надо кидать в реки, озёра, ручьи по дороге к названным горам и вокруг Кижинги, особенно кидать во встречающиеся по дороге озёра". Такова запись рассказа о гадании Кульского гадальщика. В конце он добавил: "Если всё это сделать, то через четыре месяца он выйдет".

В апреле 1975 года Бутидма встретила случайно этого старика — гадалыцика. Он спросил о дате ухода Бидии Дандаровича и снова стал гадать на него. "Он умер, видимо, своей смертью. Но по этим горам надо всё равно расставить фотографии, если не сделали, то сделайте, а если не доделали, то доделайте".

При исполнении наказов гадальщика были препятствия. Первой поехала и пыталась сделать фотографии на фоне Байкала, о которых говорил гадальщик, Галина Мерясова вместе с сыном Лубсаном — вторым. Она остановилась в домике на берегу у старой женщины. Но старуха вдруг стала проявлять неуёмное любопытство, попросту следить за ней. Галя всё же сумела сфотографировать на фоне Байкала фотографию Лубсана Сандана. Но по приезде в Улан — Удэ, после проявления, оказалось, что всё было напрасно — плёнка оказалась пустой.

Вторую, на этот раз удачную, поездку совершили Владимир Аюшеев и Надежда Мункина. Это было в середине октября. Затем были совершены походы на названные стариком горы.

На Челсан ходили в июне 1975 года Цыван Дашицыренов и Дасарма Баяртуева. На Шэлэнтэ ещё до октября 1974 года ходила Бутидма Мункина.

На Хэбхэн пошли в мае 1975 года Железное и Лавров. Было ещё холодно, на плоской вершине лежал местами снег, в распадках — грязь со снегом. Высота Хэбхэна около 1500 метров. Идти до него пришлось около тридцати километров. Провожал их до Эдэрмыга Анчен Дашицыренов. Когда они уже скрылись из виду в степи, Анчен заволновался, вспомнив, что они не взяли с собой даже котелка вскипятить воду. Труднее всего Железнову и Лаврову было в распадках, проваливались по грудь в снегу. Еда кончилась еще на склонах при подходе к вершине. Не было и воды. Железное предусмотрительно напился из ручья, сколько мог, и предложил Лаврову, но тот отказался, и, как рассказывал потом сам, зря. На вершине его мучила жажда. Гора завершалась просторной плоской площадкой, где и заночевали. Юра изрядно промерз и слегка отморозил ноги. Все, что рекомендовал гадальщик, было сделано.

Поле смерти Дандарона в лагерь приехали Надежда Мункина, Галина Мерясова и Василий Репка. Они обмыли тело Учителя и простились с ним. На теле были видны синяки. Б. Д. Дандарон был похоронен на Выдринском кладбище, хоронить в другом месте власти запретили. Могилу позже обнесли деревянным забором и поставили вертикальную красную дощечку с мантрой Авалокитешвары, посадили маленькие елочки.

Через год после ухода Бидии Дандаровича Бутидма делала ритуал Сокшод. Для проведения его пригласила ламу Шойжала Ньяню, он родом был из Кижинги. На ритуал пришёл Железное, он подошёл к алтарю и к страшному неудовольствию Шойжала поставил туда портрет Бидии Дандаровича. Шойжал был учеником и преемником противника балагатов Гурусорже; после восстановления дацанов и до своей смерти в семидесятых годах он был штатным ламой Иволгинского дацана. Всегда был настроен недружественно к деятельности последователей Лубсана Сандана. Бидия Дандарович зашёл однажды к Шойжалу в веселии и смел его алтарь на пол. Затем туда зашли люди, в том числе и племянница Гатавона, и стали спрашивать у собиравшего с полу атрибуты Шойжала: "Что случилось"? — "Да Бидия это, кто же ещё".

* * *

Тибетский буддизм разработал мощную и устойчивую систему наследования духовной преемственности, духовной власти. Именно власти. Это был духовно — социальный институт перерожденцев. Не путать с идеей воплощения. В Бурятии до начала XX в. института перерожденцев не было. На сегодняшний день известны лишь два случая — это Шестой Ганжирва — гэгэн Данзан Норбоев (ум. 1935 г.) и Б. Д. Дандарон.

Бидия Дандарович считается духовным наследником нескольких линий преемственности: от Самантабхадры, от Черного Ворона, от Вималакирти; почитается он и как воплощение Манджушри.

Естественным образом ученики относились к нему как к Адибудде, только так можно раскрыть бодхичитту.

Линия духовной преемственности, постоянно реализуемая в ежедневной практике, это — Самантабхадра — Ваджрасаттва — Видьядхара (Бидиядара). Мы ее часто называем "подпиткой сверху" и в традиции она почитается основной.

Линия, идущая от Черного Ворона — одного из строителей Ступы Бодхнатх в Катманду, проходит через Падмасамбхаву, Марпа — ламу, и в XIX в. предстает как Джаяг — лама, Лубсан Сандан Цыденов и отец Дадарона Агван Силнам Тузол Дорже. Особенность этой линии в том, что всегда в сансаре действуют трое, реализуя клятвы, данные на ритуале Гурупуджа в честь завершения строительства ступы Бодхнатх. Этих троих в традиции принято называть Трое Великих. Сколько бы в сангхе ни было членов, ее бытие есть реальность Трех Великих — трех аспектов Ваджрасаттвы.

Будучи перерожденцем Джаяг — ламы (Кэлсан Цултим Тэнпи — Нима, ум. 1913 г.), это — линия, идущая от Вималакирти, Дандарон ушел раньше XV Джаяг — ламы (Лобсан Тэнпи Гьялцэн, 1916–1990). В 1991 г. родился XVI Джаяг — лама Лобсан Пэлдэн Чойкьи Ванчуг (дацан Чжампалин — Гумбум, Тибет). В Бурятии некоторые верующие почитают XVI Джаяг — ламу как новое рождение Дандарона. По поводу этой линии преемственности А. И. Железное однажды произнес: "Нет! Иной масштаб подхода".

Индивидуальный поток бессмертен абсолютно, как "поток", и относительно, как "индивидуальный". Мы исчезаем телесно, но наша основа, не отличимая от основы всех других, живет, пока жив хоть один человек. Это состояние жизни мы называем "Великая Волна Джняны". Ее подкладка — акаша, а вместилище — шуньята. Таково основание Мудрости Равности, таково одно из пониманий бодхичитты и объяснение таинства воплощения. Кто хочет — почитает новое рождение. Кто может — видит живого Учителя по востребованию или всегда и во всем.

Бидия Дандарович всегда особо подчеркивал необходимость созерцания Ваджрасаттвы. Могут быть разные условия жизни, их гармонизации помогают специальные способы созерцания: Ямантака, Чакрасамвара, Хеваджра, Гухьясамаджа и другие. Но созерцание Ваджрасаттвы — это навсегда, вне зависимости от места и времени. Ибо Ваджрасаттва есть мера человека, это идеальное человекоподобное существо; он есть безупречный природный проект, по отношению к которому все мы — копии с разной долей ошибки, которая и составляет нашу индивидуальность. Наше исконное подобие Ваджрасаттве есть залог бессмертия. Умерев, мы живем в оставшихся как всеобщее глубинное основание, как Ваджрасаттва. Исчезает со смертью лишь амальгама индивидуальности. Бидия Дандарович подчеркивал, что познание шуньяты или отсутствия индивидуального "я" и есть истинный смысл реализации Ваджрасаттвы.

Можно искать новое рождение Учителя, как это принято в Тибете, можно, как в Индии, не делать этого; это лишь свойство культуры. Но так или иначе никто навсегда никогда не уходит, а великие личности — тем более. Они — в наших мыслях и чувствах, их имена мы помним. Имен бесчисленных и безызвестных мы не знаем, но у них есть одно имя на всех — Ваджрасаттва. Можно сказать, что реально и безошибочно существует только Ваджрасаттва, остальные — лишь его проекции во времени и пространстве. Но для буддиста он не Спаситель, взявший ответственность на себя, как в христианстве. У буддийской Вселенной нет выделенного центра; любое живое сознательное существо и есть центр. Поэтому и труд пробуждения в себе истинной природы, пробуждения Ваджрасаттвы, лежит на самом индивидууме. Учитель дает ключ к движению, но ученик все делает самостоятельно.