Общий характер и существенные пункты гностического учения и вытекающие отсюда задачи церковных писателей-антигностиков

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Общий характер и существенные пункты гностического учения и вытекающие отсюда задачи церковных писателей-антигностиков

В то время, когда христианские апологеты II в. полагали столько усилий, чтобы своими произведениями содействовать Церкви в ее борьбе с языческим правительством, языческим обществом, народной религией и современной философией, другие церковные писатели посвятили себя на служение Церкви в ее борьбе с доктринальными заблуждениями, угрожавшими ее вере, которые не отрицали права Церкви на существование, но стремились подорвать доверие к чистоте и неповрежденное™ ее апостольского учения. Наиболее значительным и наиболее опасным между этими заблуждениями был гностицизм, почему и противоеретические писатели II в. называются антигностиками.

Имя «гностицизм» дают всей совокупности систем, возникших еще в I в., развившихся особенно в первой половине II в., которые представляли или усилие философской мысли поглотить христианство и преобразовать его в простую религиозную философию, или усилие религиозной мысли, не довольствующейся простотой Евангелия, найти в нем более глубокий, сокровенный смысл. В обоих случаях знание — ?????,? — стремились поставить на место общей церковной веры — ??????. Возникновение и развитие гностицизма на поч·* ве христианства было в известной степени естественным явлением. Христианство проповедано было как практическое учение о спасении; но оно с самого начала заключало в себе необходимость богословской рефлексии в отношении к положительному содержанию: оно давало авторитетное решение великих проблем, волновавших человеческий дух, но не разъясняло самих этих проблем и, таким образом, оставляло место для дальнейших изысканий. Как на почве Ветхого Завета образовалось иудейское богословие и как эти опыты религиозно-философского миросозерцания получили особенное развитие вследствие соединения с эллинской философией в эллинистическом иудействе (Филон), поставляя своей целью открыть для способных более глубокое познание религиозных истин и религиозных установлений, так и в новозаветном благовестии, лишь только оно вынуждено было для своего оправдания применить диалектические методы раскрытия своего содержания и делаться богословием, начали различать популярную, неразвитую точку зрения простой христианской веры от более глубокого проникновения в религиозную истину и ее тайны (так уже у ап. Павла в 1 Кор. 2: 6; 3:2; 12: 8). Но так как вопрос шел о религиозном знании, которое развивалось из положительной, исторической религии, то стремление уже дохристианского и внехристианского гносиса (например, у Филона) вообще направлялось к тому, чтобы за буквой религиозных повествований постигнуть глубочайший смысл исторических фактов, мифов, мистерий и религиозных установлений. Поэтому и в христианских кругах имя «гносис» охотно прилагается к опытам установления сокровенного смысла Священного Писания посредством аллегории (в Послании Варнавы (1.5) «совершенным знанием», ?????? ??????, называется аллегорическое изъяснение обрядового закона Моисеева). Но и само Евангелие в связи с Ветхим Заветом могло сделаться предметом такого гносиса на почве философии Филона и эллинистического иудейства. В эллинском мире этому могло содействовать установившееся обыкновение под покровом мифов и мистерий искать сокровенного религиозно-философского содержания (аллегорическое истолкование мифов у стоиков, Плутарха и др.). Далее, в великом религиозном брожении времени отличительной особенностью была склонность в различных мифологических формах религии отыскивать одинаковые религиозные идеи, синкретически смешивать их и при этом уделять преимущественное внимание восточным культам. Вследствие этого фантастический мир идей Востока все более переносился на Запад и вплетался в общее умственное движение того времени. В этом религиозном брожении христианство с его учением об искуплении мира должно было занять важное место,, привлекая к себе оригинальностью содержания и требованием для себя абсолютного значения; оно смешивалось с различными религиозными воззрениями, преобразовывало их, но и само терпело существенные искажения. В христианстве принялись отыскивать Божию премудрость, тайну сокровенную и путем перетолкования апостольских учений создали такие фантастические доктрины, в которых одно лишь упоминание имени Христа с именами Его апостолов может указывать собой на историческое происхождение их в период христианства. Это был христианский гностицизм. О сущности его высказывались несогласные суждения уже его современниками: в то время как Игизипп корни гносиса усматривал в иудейских ересях, Ипполит искал их в греческой философии, мистериях и космогонии. Если, по отсутствию необходимых данных, гностицизм и в настоящее время еще не освещен сколько-нибудь удовлетворительно, то во всяком случае несомненно, что он представляет собой самое разнообразное сочетание элементов христианства и иудейства, преимущественно иудейских сект, филоновского и эллинистического гносиса, платоновского, пифагорейского и стоического богословия, теогонических и космогонических доктрин Египта, Халдеи, Персии и, может быть, Индии, астрологии и магии Востока, которые вообще находили радушный прием в греко-римских областях империи. Ко всем этим элементам, большей частью невысокого качества, присоединялся крайний аллегоризм в экзегетике с его фантастическими толкованиями. Из всего этого материала воображение создавало такие странные, прямо чудовищные спекуляции о Божестве и существах, посредствующих между Богом и миром, что иногда трудно поверить в возможность серьезного отношения к ним. Но в гностических системах необходимо тщательно различать то, что составляет сущность их учения, от образов, под которыми предлагалось это учение, и более или менее символических повествований, в которых оно развивалось.

Мы не будем входить в подробный обзор гностических систем и кратко отметим только существенное в них, что необходимо для понимания антигностической литературы церковных писателей.

Основной тон гностических систем — пессимистический. В них ярко отразилось проникающее современный языческий мир сознание нравственного разложения человечества и господства зла в мире, заставляющее усиленно искать средств к возрождению, путей к освобождению от нравственного зла и утверждению в жизни чистоты и святости. Как и современная философия, гностические системы принимают преимущественно этический характер: в них особенно должны быть оттенены практически-религиозные мотивы. Гностики стремились не философские системы основывать, не богословские школы учреждать — они хотели возвести христианство на высоту Откровенного религиозного мировоззрения и через это создать сознательную благочестивую жизнь, обеспечить абсолютную уверенность в спасении и в своих обществах собрать действительно духовных христиан, образуя истинно-пневматическую церковь. Христианская мысль об искуплении оставалась средоточным пунктом и в гностической религии. Проблемы, которые разрешались во всех гностических системах, сводились к мучительным вопросам: а) откуда зло в мире; б) как понять настоящее состояние человека и мира; в) кто искупитель и в чем искупление; г) как человек может избавиться от здешнего мира и перейти в иную жизнь. Ответ на эти вопросы должен освободить дух христианства как абсолютной религии от ложных оков и покровов, посредством этой религии разрешить для человеческого духа все проблемы бытия и дать ему уверенность в спасении.

Основные мысли гностических систем можно свести к следующим положениям.

а) Христианство должно понимать в смысле религиозного мировоззрения как знание мирового процесса, который приводит к исцелению духа.

б) С отделением Творца мира и Законодателя от Высочайшего Бога разрушается существенное основание ветхозаветной религии, на которой зиждется христианство. На место ветхозаветного учения о творении, чуждого античному миру, выступает представление мирового процесса теогонического и космогонического характера, проистекающего из эволюций и эманаций Божественной первоосновы. К настоящему миру большей частью приходят посредством катастрофы, которая всегда заключает в себе падение духа в материальное, причем низшие или враждебные Божеству силы являются виновниками настоящего положения мира, в котором происходящие от Бога элементы против воли удерживаются в отчуждении от Божества.

в) Соответственно этому и христианское учение об искуплении рассматривается как уничтожение мира, препобеждение космических сил и освобождение духа от материи.

г) Поэтому отличительной чертой всех гностических систем является дуализм, хотя способ различия двух первоначальных принципов неодинаков: здесь открывается целая шкала от грубого, материалистически понимаемого, до философски-возвышенного дуализма, до пантеистически окрашенного объяснения противоположностей из безразличия первоосновы.

д) Чисто религиозные противоположности мира и Царства Божия, плоти и духа объясняются в смысле противоположности космических сил и из этической области переносятся в физическую.

е) Христос ставится на поворотном пункте религиозной истории, который в то же время возвышается на степень поворотного пункта всего космического развития. Христос обозначает вступление и откровение Божественного принципа в видимое откровение неведомого Бога и, таким образом, начало новой жизни для всех, кто способен постигнуть и воспринять это откровение и подчинить себя необходимым аскетическим требованиям.

ж) Христос — один из эонов или потенций, в которых раскрывается Божество; но эта небесная потенция всегда отличается от видимой формы ее явления в мире: или таким образом, что эта форма представляется действительным человеком, который оказывается временным носителем Небесного Христа, или так, что телесность Христа, будучи небесного происхождения, лишена материальных качеств, или, наконец, так, что человеческий образ Христа обращается в призрак (докетизм).

з) Все люди разделяются на пневматиков, способных к восприятию Откровения Духа и Божественной жизни, и иликов, обреченных на погибель; у Валентина различаются еще психики, неспособные к истинному Откровению Духа, но в обычной вере обладающие некоторым познанием Божественного как низшей ступенью гносиса и пользующиеся соответственным этому блаженством.

и) Гносис отрицает всю христианскую эсхатологию (видимое Второе пришествие Христа, воскресение тела, Царство славы): конец мира есть освобождение духа от уз чувственности и мучений конечности.

к) Этика гностиков отражает основное дуалистическое воззрение: в одних сектах требовали всецелого воздержания от материи и строго аскетического образа жизни, тогда как в других проповедовалось дерзкое пренебрежение всякими нравственными законами на том основании, что для истинного гностика внешнее поведение безразлично.

Гностицизм представлял для Церкви большую опасность, чем преследования римских чиновников и черни. Он располагал сильными союзниками в господствующих культурных отношениях. Во главе его школ, общин и сект стояли высокообразованные, энергичные люди, незаурядные мыслители и выдающиеся ораторы; в жизни своей они часто обнаруживали нравственную строгость, которая содействовала усилению их авторитета. Церкви эти люди стремились дать то, чего у нее еще не было: целостное понимание истории и дела спасения, философию христианства и его отношений к иудейству и язычеству, более глубокое понимание ее веры. Гностицизм развил широкую литературную пропаганду в виде новых «Евангелий», «Деяний» апостольских, «Апокалипсисов», произведений экзегетического, догматического, этического содержания, произведений поэтических, особенно гимнов и псалмов. Но, стремясь прояснить эту веру, гносис разрушал ее. Он стал в противоречие с Евангелием почти во всех основных пунктах учения: в вопросе о тождестве Бога и Творца, взаимоотношении Ветхого и Нового Завета, универсальности искупления, личном единстве Иисуса Христа и реальном и чувственном характере Его явления, в вопросе о значении.Его жертвы, о воскресении плоти и конечной судьбе человека он разрушал простоту Евангелия и подменял его учение. Он был резкой секуляризацией христианства, философией, подставленной на место Откровения, попыткой язычества продолжать жить под покровом Церкви. Тем не менее эта странная смесь представляла для любознательных и недостаточно твердых христиан привлекательную приманку. Сильное действие гностицизма объясняется еще и тем, что эта теософия распространялась не в форме научной системы философской школы, а выступала с практически-религиозными тенденциями, облеченной в формы античных мистерий. Его приверженцы, научая так именно понимать христианство, старались сорганизоваться в общины и образовать эзотерические общества посвященных и совершенных.

Стремление дать уверенность в спасении требовало таких средств, которые представляли бы осязательные гарантии этого, подобно языческим мистериям. Родственный восточным религиям и близкий к языческим мистериям, гностицизм обнаруживает в своем культе черты этого двоякого родства: мы находим в нем целую систему посвящений, таинств, очищений, магических формул, комбинаций чисел, астрологических предсказаний, амулетов и ладанок, которые иногда напоминали о том, что было наиболее святого в христианстве, но которые чаще происходили из самого грубого суеверия или даже представляли собой формы самого возмутительного цинизма. Но вся эта совокупность обрядов на различно настроенных людей своими разными сторонами производила сильное впечатление.

Характер жизни самого христианства — пока без прочной внешней организации, без строгой и всесторонней формулировки учения, с продолжающим еще действовать свободным пророчеством — представлял благоприятную почву для распространения гностицизма, усиливавшегося достигнуть даже господства над Церковью.

Однако гностицизм не победил. Результатом борьбы с ним было выделение его из Церкви и ясное обнаружение его псевдохристианского характера. Борьба против гносиса была прежде всего великим делом всей Церкви. Умствованиям и философским фантазиям гностиков она противопоставила не систему, не рациональный синтез своей веры, не богословие в собственном смысле слова, а свое Предание, как в отношении к учению, так и в отношении к церковной организации. Без потрясений, без соборов, без каких-нибудь торжественных осуждений, которые в следующие века сделались обычными в борьбе с заблуждениями, Церковь избавилась от гностицизма мало-помалу, простым жизненным движением, которого в здоровом теле достаточно, чтобы очиститься от болезненных зародышей прежде, чем могли быть поражены существеннейшие органы.

Рядом с этой церковной борьбой развивалась и литературная. Гностическая литература, за исключением весьма немногих произведений, сохранившихся преимущественно в коптском переводе, погибла и известна только по отрывкам, которые церковные писатели вставили в свои полемические произведения в целях опровержения[594]. Только в редких случаях эти остатки достаточны для того, чтобы составить представление о цельном произведении; поэтому нет возможности основательно судить о достоинстве и содержании гностической литературы вообще. Но на основании даже дошедших до нас наименований гностических произведений можно с уверенностью утверждать, что приверженцы гностицизма развили чрезвычайно богатую и разнообразную литературную деятельность. Гностическая литература была первой, возникшей на почве христианства, литературой, которая обратилась к широким культурным кругам римской империи и впервые усвоила их литературные формы — поэзию и прозу, экзегетические и догматические формы исследования, религиозные повести. Литературная высота и богатство гностической письменности объясняются существом гностицизма и внутренней связью его с господствующей культурой, на служение которой им принесены были, путем свободного толкования и применения, самые существенные пункты христианского учения. Поэтому нельзя удивляться, что антигностическая, подлинно христианская литература уступала гностической в богатстве, разнообразии и литературном значении. Она должна была твердо охранять себя от обольщающего влияния господствующей культуры и отказаться от ее помощи, так как это отречение составляло необходимое предположение соблюдения христианства в его истинном содержании и в его собственной силе.

На литературную защиту христианства против гностицизма выступило сравнительно немного писателей, произведения которых постигла не менее печальная участь, чем и гностическую литературу. Из целой группы антигностиков, кроме отрывков из «Памятных записок» Игизиппа, в целом виде сохранилось до нас только единственное произведение — пять книг Иринея Лионского «Обличение и опровержение лжеименного знания» (Adversus haereses). Это обстоятельство сообщает творению Иринея исключительное значение: на основании его можно ближе определить как литературный характер полемической письменности, которая еще не ставит своей задачей систематического изложения всего церковного учения, так и основную богословскую точку зрения.

Задача антигностиков заключалась в том, чтобы доказать исключительную истинность и правильность кафолического учения, и прежде всего защитить и изъяснить те положения, которые или оспаривались, или извращались гностиками. В противоположность гностическому дуализму необходимо было прежде всего оправдать веру в единого Бога, Который свободным творческим актом призвал к бытию весь мир, как духовный, так и материальный, и утвердить догмат о действительном воплощении Сына Божия и искуплении Им человека со всеми необходимыми предположениями и последствиями этой истины христианского вероучения. -В связи с этим необходимо было раскрыть и осветить источники познания церковной догмы и отличительные признаки Откровенной истины: против гностицизма не только утвержден авторитет и достоинство писаний Ветхого и Нового Завета, но и, в особенности, раскрыт кафолический принцип Предания, и доказано, что ересь противоречит апостольскому Преданию и является отпадением от вселенской веры христианства. Эта борьба в большей степени, чем нападки язычников и иудеев, способствовала развитию церковного богословия: она заставила защитников церковного учения глубже проникнуть в содержание и основание веры и расширила их собственную точку зрения; в спорах начал формироваться язык церковного богословия и в первый раз почувствовалась необходимость придать ему больше устойчивости, точности и определенности.