Интриги Пржецлавского

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Интриги Пржецлавского

Руновский, как и все, кто окружал Шамиля, был человеком не простым, но, исполняя свою службу, он сумел заслужить расположение Шамиля и стал ему почти другом. Новый же пристав больше походил на полицейского надзирателя. Отношения его с Шамилем омрачились с первых же дней. Еще до приезда в Калугу пристав был твердо убежден, что Шамиль — опаснейший глава мюридизма, мечтающий бежать обратно на Кавказ и поднять восстание.

Намерившись предотвратить новую кавказскую войну, Пржецлавский превратился в кандалы на ногах Шамиля, постоянно напоминая ему о статусе хотя и почетного, но все же военнопленного. Пристав лез во все дела Шамиля и его семейства, ограничивал в чем мог, следил за каждым его шагом и трактовал как затаенную крамолу все его высказывания.

Заметив на столе Шамиля карту России, пристав заподозрил его в намерении сплавиться до Каспия по рекам, а в раздаче нищим милостыни ему мерещились встречи с подпольными заговорщиками.

Такая назойливая опека становилась для Шамиля все более тягостной. Но Пржецлавский не хотел оставаться только приставом. Он намерен был употребить соседство с Шамилем для стяжания некоторой известности в обществе. В Дагестане он раздобыл копию рукописи бывшего секретаря Шамиля Магомед-Тагира Карахского «О трех имамах» и даже перевел ее с арабского на русский язык, чтобы издать, заработать денег и прославиться. Свой перевод хроники Пржецлавский показал Шамилю. В свое время имам сам поручил Магомед-Тагиру описать события войны и даже вызывал очевидцев, чтобы те рассказали секретарю то, чему они были свидетелями. Шамиль очень заинтересовался рукописью, но хотел увидеть арабский оригинал, чтобы убедиться в точности перевода. К тому же до него дошли слухи, что Пржецлавский исказил многие факты. Однако пристав отказался показать рукопись Магомед-Тагира, настаивая, чтобы Шамиль подписался в верности лишь русского перевода. Шамиль усомнился в верности того, чего он не мог проверить, и подписывать не стал. К тому же поведение Пржецлавского не давало Шамилю никаких поводов ему доверять.

С тех пор отношения Шамиля с приставом испортились окончательно. Рапорты Пржецлавского теперь напоминали донесения с линии фронта, а Шамиль изображался как раненый зверь, готовящийся к последнему броску.