Смена караула
Смена караула
Дневник Руновского, представленный по начальству, оказался произведением содержательным и интересным. Но многих отношения пристава с военнопленным не устраивали. На Кавказе продолжались восстания, черкесы окончательно не сложили оружия, а решительных указаний на этот счет от Шамиля к своим бывшим подданным не поступало.
К тому же отпущенный в Турцию Магомед-Амин опять оказался в сфере интересов Англии и Франции, все еще надеявшихся вытеснить Россию с Кавказа. К Магомед-Амину прибывали делегации и из Черкесии. Они предлагали своему бывшему вождю вернуться на Кавказ и возглавить новое сопротивление, пока черкесов не окончательно вытеснили с родных земель и не выслали в ту же Турцию.
Агент царской разведки в Стамбуле итальянец Франкини, имевший чин полковника, слал в Петербург панические рапорты о возможном возвращении Магомед-Амина на Кавказ. Ставший к тому времени военным министром Милютин велел посольству в Стамбуле всячески удерживать Магомед-Амина, а тем временем приказал разобраться, чем грозит его возвращение. Свои отзывы на этот предмет представили Барятинский, Евдокимов и тифлисский генерал-губернатор Г. Орбелиани. Общее мнение выразил Евдокимов, считавший, что серьезных последствий ожидать не стоит, так как «Магомед-Амин — это не Шамиль, который фактически создал в горах суверенное государство и управлял им в течение 25 лет».
Магомед-Амин и сам колебался, не желая начинать все заново без надежных гарантий и реальной поддержки. Прежний опыт подсказывал ему, что горцы опять могут оказаться лишь пешкой в чужой игре, которой пожертвуют тотчас же, как только в ней отпадет надобность.
В российском Военном министерстве относились к донесениям своей агентуры весьма внимательно. И находились чиновники, усматривавшие в колебаниях Магомед-Амина влияние Шамиля, с которым они встречались в Калуге. Однако в дневнике Руновского об этих встречах ничего тревожного найти не удалось. Напротив, Шамиль представал человеком весьма осторожным в политических высказываниях, а Магомед-Амин будто бы и не помышлял о возвращении к своим прежним занятиям на Кавказе. Он лишь писал своим сподвижникам, чтобы те постарались удержать народ от переселения в Турцию. Тем не менее решено было сменить пристава при Шамиле, с тем чтобы новый вникал в дела и жизнь Шамиля более настойчиво и критически.
Такой человек быстро нашелся. Это был подполковник Павел-Платон Гилярович Пржецлавский. Он имел польские корни, но происходил из дворян Тверской губернии.
Службу Пржецлавский начал в 1838 году юнкером в Псковском полку. В 1844 году он уже воевал на Кавказе в чине прапорщика. Быстро усвоив некоторые местные языки и проявив административные способности, он с 1849 года занимал должность ленкоранского участкового заседателя. Еще через три года он стал полковым адъютантом Дагестанского конно-иррегулярного полка. В 1854 году он был контужен под селом Уркарах осколком камня при попадании ядра в саклю. За отличие в делах с горцами он награждался орденами, рос в званиях и даже получил высочайшее благоволение. С августа 1857 года Пржецлавский был прикомандирован помощником к генерал-адъютанту князю Шамхалу Тарковскому. Через год он стал управляющим Дербентским уездом и был произведен в майоры. Затем занимал должность помощника военного начальника Среднего Дагестана и за особое рвение получил звание подполковника. 23 ноября 1861 года Пржецлавский был назначен приставом при военнопленном Шамиле и прибыл в Калугу 1 апреля следующего года.