Критерии подлинности
Критерии подлинности
Некоторые ученые не только отталкиваются от неверных аксиом, но и пользуются чрезмерно жесткими методами. Иные из них, кажется, полагают, что, чем больше скепсиса в их позиции, тем она критичнее. Однако занимать чрезмерно и необоснованно скептическую позицию ничуть не более «критично», чем верить всему подряд. На мой взгляд, многое из того, что сейчас считается «критикой», вовсе ею не является: это просто скептицизм под маской науки. Именно такой тип мышления в значительной степени порождает неадекватные представления об Иисусе и евангелиях в современной радикальной библеистике.
Чрезмерная критичность приводит, например, к предположению, что речения, произносимые Иисусом публично или в беседах с учениками, были по большей части незначительны или забыты слушателями — следовательно, то, что в конечном счете вошло в евангелия, принадлежит не Иисусу, а христианам последующих поколений. Однако, если Иисус не научил учеников запоминать свои слова, да и вообще за всю жизнь не сказал почти ничего интересного, — непонятно, как и откуда вообще возникло христианство.
Отчасти этот скептицизм связан с неверно сформулированными критериями, на основе которых устанавливается степень аутентичности (подлинности) тех или иных материалов. Их называют «критериями аутентичности», или «критериями подлинности». Для неспециалиста это звучит пугающе: однако, в сущности, речь идет просто о применении здравого смысла к вопросу, можно ли доверять свидетельствам древних текстов, где приведены чьи–либо слова или описаны действия.
С какой точки зрения ни рассматривать новозаветные (а также неканонические) евангелия, для их оценки необходимы критерии. Слово «критерий» — греческое, означает «суждение» или «основание для вынесения суждения». Все мы каждый день пользуемся критериями для вынесения суждений в различных житейских ситуациях. Когда кто–то говорит: «Думаю, что это правда», а вы спрашиваете: «Почему ты так считаешь?» — вы спрашиваете, какими критериями он руководствуется, вынося суждение.
Иные консервативные христиане, может быть, ответят просто: «Все, что говорится о словах и делах Иисуса в новозаветных евангелиях, я принимаю как исторический факт». Это работает на тех, кто уже признает боговдохновенность и авторитет Библии. Но как быть с теми, кому нужны веские основания, чтобы убедиться в достоверности евангельских повествований? Если мы просто скажем им, что Библия боговдохновенна и потому истинна, не предъявив никаких критериев, убедительных для историков, — вряд ли это их удовлетворит. В конце концов, разве мормоны не говорят то же самое о Книге Мормона? Разве мусульмане не утверждают боговдохновенность Корана? Вообще, таким образом можно «доказать» истинность любых священных книг любой религии. Неужели это единственный аргумент?
Оценивая те или иные сведения (например, «это правда», «это ценная информация», «это произошло на самом деле»), разумные люди пользуются определенными критериями. Так же и историки используют критерии, оценивая историческую ценность тех или иных документов. Они задают, например, такие вопросы: когда был написан документ? Кто его автор? Не противоречит ли содержание этого документа другим известным и заслуживающим доверия источникам? Мог ли автор документа иметь доступ к той информации, на обладание которой претендует? Подтверждается ли этот документ археологическими свидетельствами и географическими реалиями?
На протяжении многих лет библеисты выработали исторические и литературные критерии для оценки библейской литературы. Дискуссии о критериях изучения евангелий были особенно интенсивными: выдвигалось множество критериев. Мне случалось читать исследования, в которых использовалось до двадцати пяти критериев или даже больше. Некоторые из этих критериев представляются чрезмерно сложными. Некоторые сомнительны. Но существуют более или менее общепринятые критерии, которыми пользуется большинство исследователей[15]. Перечислю те из них, которые я сам считаю важнейшими. (Кроме того, расскажу еще об одном критерии, который, на мой взгляд, часто применяется неверно.)
Историческая непротиворечивость. Когда евангелия излагают нечто, не противоречащее известным нам историческим обстоятельствам жизни Иисуса и основным элементам его биографии и служения, разумно считать, что мы стоим на твердой почве. Иисус проповедовал новое учение, имел группу последователей, привлек внимание властей, был казнен, а затем провозглашен Мессией Израиля и Сыном Божьим. Те речения и деяния, приписываемые ему в евангелиях, которые соответствуют этой общей картине и, более того, помогают нам лучше ее понять, следует считать подлинными.
Этот критерий дает основания для того, чтобы принять рассказ о проповеди Иисуса в преддверии храма, споре с первосвященниками и резкой критике в их адрес (см. Мк 11–12 и параллельные места в других евангелиях). Кроме того, использование этого критерия побуждает нас считать аутентичным утверждение Иисуса, что он — Мессия Израиля и Сын Божий (Мк 14:61–63), поскольку это объясняет его распятие с формулировкой «Царь иудейский» (Мк 15:26).
Множественные свидетельства. Этот критерий относится к тем речениям и деяниям, приписываемым Иисусу, которые есть в двух или более независимых источниках (например, у Марка и в Q — собрании изречений, служившем источником для Матфея и Луки). Если какие–то слова или дела Иисуса описываются в двух или более независимых источниках, — значит, они были широко известны с самых ранних времен, а не изобретены кем–то из авторов. То, что большое количество материала подтверждается множественными свидетельствами, само по себе доказывает древность и ценность наших источников.
Приведем несколько примеров множественных свидетельств: слова Иисуса о зажженной свече имеются в Мк 4:21 и в источнике изречений (Мф 5:15; Лк 11:33). Следующее речение о тайном, которое становится явным, также появляется в Мк 4:22 и в источнике изречений (Мф 10:26; Лк 12:2). Слова Иисуса о роде лукавом, ищущем знамений, есть в Мк 8:12 и источнике изречений (Мф 12:39; Лк 11:29).
Соблазнительность. Этот критерий часто понимается превратно. Он означает всего лишь, что материал, способный вызвать в древней церкви смущение или соблазн, скорее всего не был выдуман христианами после Пасхи. «Соблазнительные» слова и действия были известны именно как достоверные слова и действия Иисуса — и поэтому, нравились они кому–то или нет, не могли быть вычеркнуты из собрания сведений о нем.
Классический пример «соблазнительного» предания — крещение Иисуса (Мк 1:9–11 и параллельные места). Что в нем соблазнительного? Иоанн крестил людей, очищая их от грехов, а Иисус, согласно христианскому учению, был безгрешен. Зачем же безгрешный Иисус пришел к Иоанну креститься? Хороший вопрос. Христианин не мог выдумать эту историю. То, что в евангелиях она сохранилась, — сильный аргумент в пользу ее подлинности. Кроме того, то, что она сохранилась в евангелиях, а не была оттуда изъята, показывает, что авторы евангелий старались прежде всего следовать правде.
Еще один важный пример — рассказ о том, как заключенный в темницу Иоанн посылает к Иисусу с вопросом: «Ты ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другого?» (см. Мф 11:2–6, Лк 7:18–23). Иисус отвечает на вопрос Иоанна не прямо, а завуалированно: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите». Этот обмен репликами звучит странно, почти соблазнительно. Кто бы стал выдумывать историю о том, как Иоанн, союзник Иисуса, в нем усомнился? И почему вымышленный ответ Иисуса не содержит прямого указания на его мессианство? Почему Иисус не говорит громко и прямо: «Пойдите, скажите Иоанну, что я — тот, который должен прийти»? То, что эта история сохранилась у Матфея и Луки именно в таком виде, дает историкам уверенность, что это — реальный диалог между Иоанном и Иисусом, а не позднейшая выдумка христиан.
Несходство. Самый спорный и часто обсуждаемый критерий. При правильном применении он дает дополнительный аргумент в пользу того, что обсуждаемое речение или деяние подлинно. При неверном применении — позволяет необоснованно вычеркнуть десятки речений и деяний из списка подлинных. Те, кто применяет этот критерий неверно, утверждают, что слова и дела, приписываемые Иисусу, не совпадают как с богословием древней церкви, так и с современными Иисусу течениями иудаизма (а то и прямо противоречат тому и другому). Если вы не улавливаете логики, не удивляйтесь — логика здесь и вправду странная.
Следование этому критерию позволяет отсечь изречения и сюжеты, которые могли возникнуть, с одной стороны, в иудейских кругах, и с другой — среди первых христиан. Таким образом, если речение (или деяние) не противоречит обоим этим контекстам (в таких случаях говорится о «двойном несходстве») — нет гарантии, что оно восходит непосредственно к Иисусу. Проблема в том, что этот критерий, если применять его таким образом, вычеркивает почти все, что приписывается Иисусу. В конце концов, Иисус был евреем, и вполне естественно, что в его учении отражались темы и понятия, популярные среди религиозных учителей его времени (не говоря уж о влиянии еврейского Священного Писания). Стоит ли удивляться, что в подлинном учении Иисуса воспроизводятся иудейские представления и концепции? Конечно, нет. Что же касается древней церкви, то она хранила учение Иисуса как драгоценность и формировала в соответствии с ним собственные представления и практики. Стоит ли удивляться, что между Иисусом и основанным им движением обнаруживается нечто общее?[16] Тоже нет.
Однако этот критерий имеет смысл, когда используется позитивным образом — для подтверждения подлинности, а не для ее отрицания. В новозаветных евангелиях имеется материал, который древняя церковь не использовала ни как исходную точку для создания богословия, ни как образец для выработки практик. Следовательно, крайне маловероятно, что он выдуман древней церковью. Скорее всего, он исходит от самого Иисуса. В некоторых случаях то же самое верно и для иудейских реминисценций. Иисус легко и свободно общался с грешниками — для религиозного учителя тех времен поведение очень необычное (даже христиане в этом отношении проявляли сдержанность). Это пример того, как учение и действия Иисуса порой расходились с учениями и действиями его современников–иудеев.
Семитизмы и палестинские реалии. Этот критерий, иногда разделяемый на два (или более), предполагает, что аутентичны те речения и деяния, в которых можно найти следы перевода с еврейского или арамейского языка (семитизмы), а также реалии Палестины I в. н.э. (география, топография, обычаи, экономика и т. п.). Разумеется, не факт, что материал, отвечающий этому критерию, исходит от Иисуса — он может исходить и от первых христиан–евреев. Однако этот критерий важен. Как мы знаем, евангелия, написанные на греческом, были призваны сохранить речения Иисуса, говорившего по–арамейски, и его деяния, совершенные в Палестине I века. Если эти греческие евангелия верно описывают речения и деяния Иисуса, в них должны сохраняться как семитизмы, так и палестинские реалии; и действительно, в евангелиях мы находим и то и другое.
Непротиворечивость (или совместимость). Наконец, полезен и в некоторых случаях принципиально важен критерий непротиворечивости (или совместимости). Согласно этому критерию, материал, совместимый с другими материалами, аутентичность которых установлена при помощи других критериев, и не противоречащий им, также может рассматриваться как аутентичный.
У каждого из этих критериев есть свое место, использование каждого из них может внести (и вносит) значительный вклад в научное изучение исторического Иисуса. Критерии дают историкам веские основания, чтобы судить о том, какие речения и деяния Иисуса считать подлинными. Проблема, однако, в том, что не всякое речение или деяние, не соответствующее одному или несколькими критериями, следует считать неподлинным. Несоответствие указанным критериям вовсе не означает, что данное речение или деяние не может принадлежать Иисусу.
Именно здесь, по моему мнению, совершают ошибку многие ученые, в особенности видные члены Семинара по Иисусу. Они не только неправильно применяют одни критерии (как критерий несхожести) и игнорируют или превратно понимают другие (как критерий семитизмов и палестинских реалий), но и предполагают, что речения и деяния, не отвечающие критериям, следует считать неподлинными. Столь жесткий скептический подход ведет к неоправданному ограничению результатов, а в сочетании с ошибочными аксиомами — к полному искажению реальной картины.
Неверное применение критериев подлинности к новозаветным евангелиям само по себе может привести к полному искажению образа Иисуса. Но проблема приобретает новые измерения, когда в качестве источников на равных с каноническими евангелиями основаниях привлекаются неканонические евангелия, якобы столь же древние и надежные. Эту тему мы рассмотрим в третьей и четвертой главах.