7.64 Та суббота

7.64 Та суббота

Субботняя ночь в бейт-мидраше. Хасиды, все напряженные, сидят возле стола, ходят по бейт-мидрашу, стоят возле столбов. Время приближается к полночи. Вдруг дверь комнаты рабби Мендла с шумом открывается, и на пороге появляется рабби, грозный и пугающий, как будто несущийся на крыльях бури. Он быстрыми шагами подходит к главе стола. По его горящему лицу видно, что он возбужден до предела. Было видно невооруженным глазом, что его душа достигла самого высокого уровня.

Мертвая тишина воцарилась в бейт-мидраше. Стало так тихо, что было слышно, как горят, оплавляясь, свечи, как шумит ветер за окном в ночной тьме. Рабби посмотрел пронизывающим взглядом на бокал для благословения и на субботние свечи. Было видно, что внутри него идет страшная борьба, борьба между величием и возвышенностью, Бесконечностью и бездной действительности.

Его мысли блуждали где-то в Высших мирах. Казалось, что все замученные евреи всех времен встали из своих могил и ворвались в бейт-мидраш Коцка, как будто все жертвы еврейского народа собрались здесь. Рабби Мендл будто слышал их шаги, когда они поднимались на плаху, будто слышал их предсмертное «Шма Исраэль», которое рвалось из их уст во время сожжений на кострах в Толедо и Кордове, пение «Алейну Лешабеах», идущих на смерть в Вермизе и Шпеере, крик евреев Немирова и Тульчина. Рабби Мендл слышал, как каждая еврейская община, пострадавшая от резни, погромов и притеснений кричала:

– Почему?! За что?!

Рабби взял левой рукой бокал, полный вина, и поставил его на ладонь своей правой руки. Его рука дрожит, эта дрожь сердца распространяется на все тело. Вдруг рабби поставил бокал на стол. Напряжение в сердцах хасидов нарастает. Рабби погружен в свои мысли, его глаза зажмурены. И в этот момент его горе, которое накапливалось в его сердце, выплеснулось, и с его уст сорвался крик:

– Я требую суда! Я требую справедливости! Разве недостаточно?! Сколько слез, сколько еврейской крови уже пролилось из-за трех слезинок, которые выдавил из себя Эсав после того, как Яаков забрал у него благословение!

Хасиды, стоявшие вокруг стола, испугались силы гнева рабби Мендла. Сердца забились еще быстрее, а колени затряслись. Рабби открыл глаза, вскинул свои брови, опустил их, всмотрелся в лица хасидов и увидел, как они дрожат от страха. Те, самые лучшие из его учеников, на которых он полагался, – испугались не меньше других. Буря приблизилась к своему апогею, и рабби Мендл взревел: «Чего вы боитесь? Вы вруны, лицемеры! Идите ко всем чертям! Оставьте душу мою!»

Возбуждение рабби перешло все границы. Его силы иссякли, и он бессильно повалился на стул, не удержался и упал возле него. Он был в глубоком обмороке.

Хасиды перенесли его в комнату. Эта комната была темна, так как в ней не зажгли свет до начала субботы. Ученики побежали за врачом, а пока уложили рабби Мендла на кровать. Чтобы облегчить состояние, они сняли с него пояс, одежду. Его близкие – знатоки Торы, великие люди его поколения, почувствовали, что возникла опасность для жизни. Поэтому они разрешили перенести свечку из бейт-мидраша в комнату, где лежал рабби Мендл. Спасение жизни важнее, чем соблюдение субботы.