Две группы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Две группы

В отношении уместности восстановления человека в рядах церкви в некоторых случаях возникали серьезные разногласия, приведшие к нескольким расколам. Все были согласны с тем, что церковное наказание не влияет на Божий суд в последние времена, но является лишь временным и призвано привести к покаянию и обращению грешника. Но возникал вопрос, может ли церковь вернуть в ряды церкви даже ужасного грешника, если он покается и будет сожалеть о своем грехе, или же при определенных обстоятельствах ей следует оставить его Божьему суду. Строго пуритански настроенная группа, к которой принадлежали монтанисты, новациане и донатисты, а в течение какого–то времени и африканская и испанская церкви целиком, выступали против возвращения в лоно церкви тех, кто пренебрег благодатью крещения, совершив смертный грех, особенно отрекшихся от Христа; в противном случае, говорили они, церковь утратит свойственную ей святость и будет поощрять упадок нравственности. Умеренная группа, сторонники которой преобладали на Востоке, в Египте и особенно в Риме, — вследствие чего это была группа католическая, — утверждали, что церковь не должна отказывать в отпущении грехов и причастии ни одному кающемуся грешнику, по меньшей мере на смертном одре. Ведь сам апостол Павел простил коринфского грешника[314].

Спорный вопрос был очень актуален в период гонений, когда сотни и тысячи людей отрекались от своей веры из слабости, но, когда опасность проходила, молили о том, чтобы быть снова принятыми в церковь, и часто получали в своих мольбах мощную поддержку со стороны мучеников и исповедников и их libelli pads. Здесь действовал следующий принцип: в нужде не до законов. Смягчение дисциплины покаяния в таких случаях казалось оправданным из самих соображений милосердия и церковной политики. Количество отступников во время гонений Деция было так велико, что даже Киприан вынужден был пересмотреть свои прежние строгие взгляды — ведь он утверждал, что вне видимой церкви нет спасения.

Сторонники строгости взывали к святости Бога; умеренная группа — к Его благодати. Первые не хотели идти дальше явного прощения грехов при крещении и удовлетворялись призванием грешников к покаянию, не предлагая им надежды на отпущение грехов в этой жизни. Вторые не хотели оставлять милосердие Богу и обрекать грешников на отчаяние. Первые были увлечены идеалом церкви, который не может быть претворен в жизнь до второго пришествия Христа, и, обреченные на фанатический сепаратизм, они на примере своих собственных сект доказали, что на земле невозможно создать абсолютно чистое общение. Вторые нередко впадали в противоположную крайность опасной терпимости, часто бывали слишком всепрощающи даже в отношении к смертным грехам и подрывали основы христианской морали.

Примечательно, что мягкость дисциплины покаяния пользовалась поддержкой в Римской церкви начиная с конца II века. Тертуллиан критикует церковь за это, жестоко насмехаясь над ней. Ипполит немногим позже делает то же самое — хоть и не монтанист, он был ревностным сторонником строгой дисциплины. По его словам (в девятой книге «Философумен»), очевидно, основанным на фактах, папа Каллист, которого в более поздний период сделали святым, так как мало о нем знали, допускал к рукоположению bigami и trigami, утверждал, что епископ не может быть смещен, даже если совершит смертный грех, и подкреплял свое мнение словами из Рим. 14:4, притчей о плевелах и пшенице (Мф. 13:30), а прежде всего, сравнением с Ноевым ковчегом, который символизировал церковь и содержал в себе чистых и нечистых животных, даже псов и волков. Короче говоря, он не думал, что существует грех слишком великий, чтобы нельзя было отпустить его властью ключей церкви. Так продолжали считать и его преемники.

Во всем этом процессе проявлялась и связь более вольного отношения к покаянию с интересами иерархии. Укреплялась власть священников, которые претендовали на право отпущения грехов, но в то же время это был вопрос мирской политики — такое отношение способствовало внешнему распространению церкви (даже ценой морального единства и чистоты ее членов) и облегчало как ее последующее объединение с государством, так и ее неизбежное смешение с миром. Неудивительно, что в этом вопросе, как и в других, Римская церковь в конечном итоге восторжествовала над своей оппозицией.