Среди покойников

Среди покойников

Живя вблизи кладбища, дети наши привыкли равнодушно относиться к явлению смерти. Почти ежедневно мимо нашего дома или несли на руках гроб с покойником, или везли его в машине. Я слышала весёлый крик: «Ура! Покойник! Машина в красных пелёнках! Сейчас будет играть оркестр, будут звонить в колокола, а может, даже и палить.

Мамочка, одень нас скорее, мы пойдём на кладбище!» — и вся компания бежала к храму.

Придя домой, дети хоронили куклу, коробки из-под обуви служили гробом, они брали алюминиевые крышки от кастрюль и били ими так, что звон стоял в ушах, трубили в бумажные трубы, стараясь повторить мотив траурного марша. Иногда хоронили кого-нибудь из своей компании: укладывали, закрывали расшитыми подушками, служившими венками из цветов, кадили, размахивая лампадкой на цепочках, пели «вечную память» и что умели. Часто до меня доносились окрики: «Лежи смирно, не садись, ты — покойник!» Но у «покойника» терпения не хватало, и игра прерывалась.

Однажды произошёл такой случай. Жена церковного сторожа попросила у меня большое корыто. Прошло дня три, корыто мне понадобилось самой. Я послала в ограду (то есть к храму) своих двух старших мальчиков, которым было шесть и пять лет, надеясь, что у двоих хватит силёнок донести тяжёлое металлическое корыто. День был жаркий, все дети гуляли и, конечно, побежали вслед за Колей и Симой. Няня Маша натягивает уже верёвки для белья под окнами, я снимаю наволочки с подушек, вдруг слышу пение детских голосов: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». И мотив тот, который бывает, когда несут покойника. Гляжу в окно и вижу целую процессию. Впереди идёт трехлетний карапуз Петя, несёт на голове дощечку, заменившую ему крышку гроба. За Петей идёт Коля, кадит консервной банкой на верёвочке и во весь голос выводит слова молитвы. Четверо детей несут за углы корыто, в котором лежит Любочка. Все поют, но часто останавливаются, приказывают Любе лежать смирно, а она то и дело садится. Корыто выскальзывает из слабых ручонок, Люба качается, вот-вот вывалится...

— Маша, Маша, — кричу я в окно, — возьми скорее у Детей Любку, они её уронят, ушибут!

Маша летит, подхватывает двухлетнюю крошку на руки. Но ребята протестуют:

— Отдай «покойника»! — кричат они. — Кого же мы хоронить будем?!

Дома меня малыши спрашивают:

— А почему у нас нет покойника? У других есть, а у нас нет...

— Вот и хорошо, что нет, ведь покойник — горе!

— Покойника зовут Горе? — спрашивают дети.

Но вот у нас умерла моя свекровь. Детям все было интересно и ново. Люди приходили и приносили цветы, в комнате служили панихиду, из кухни неслись вкусные запахи от готовившихся на поминки блюд...

— Вот и у нас покойник, — говорили дети.

— А тебе не жалко бабушку? — спросила я малыша. -Вот её в землю закопают...

Последовал такой ответ:

— Это не бабушка, это в гробу — покойник. А бабушку нашу ангелочки на небо к Боженьке унесли, ей там хорошо, она там болеть не будет. Мы все уже это знаем, нам объяснили...

И не удержать детей от весёлых игр! Живут они настоящим моментом, не помнят прошлого, не заботятся о будущем, здоровы, сыты, в тепле и радуют всех своими улыбками и лаской. Про их невинность сказал Христос: «Если не будете, как дети, то и не войдёте в Царствие Небесное».

Однажды случилось моему пятилетнему Серафиму очутиться одному в склепе, среди старинных металлических гробов, в темноте и под землёй. Симочка ничуть не испугался, а произошло это так. Делали наружный ремонт летнего храма. Внутри него всегда было очень сыро, так как вокруг он густо зарос высоким кустарником. Прелые листья и земля поднимались уже высоко вокруг кирпичных стен. Тогда отбросили эту землю и решили, как полагается, сделать отмостку, то есть крепкую дорожку вдоль стен. Уравнивая дорожку, наткнулись на сводчатый кирпичный бугор, который шёл поперёк полосы дорожки. Бугор был невысокий, сантиметров двадцать пять, на него не обратили внимания. А это был верх сводчатого узкого прохода, ведшего из-под алтаря храма в склеп — усыпальницу строителей и попечителей храма купцов Кондрашовых. Рабочие засыпали дорожку мелкими камушками, осталось только зацементировать отмостку.

Был тёплый летний вечер. Я пошла в храм, взяв с собой трёх старших детей. Праздник был небольшой, людей почти не было. В конце службы я разрешила детям выйти на улицу, погулять в ограде. На мальчиках были кремовые шёлковые рубашки, расшитые «русским» крестиком внизу и на рукавах широкой пёстрой полосой. Бабушка Зоя со мной всю зиму трудилась над этими вышивками, уж очень нам хотелось нарядить наших мальчуганов. Выхожу после всенощной к воротам ограды, меня ждёт моя тройка детей, но в каком же виде? Все умазаны жёлтой глиной, головки в земле, ручки чёрные.

— Где вас носило? В могилу свежую, что ли, на кладбище? Ведь я вам велела из ограды без меня не выходить!

Коленька начал бойко мне рассказывать:

— Мы бегали вокруг стены храма, играли в «паровозики», бегали только по узенькой дорожке. Я — впереди, за мной Сима, а сзади Катя. И вдруг Симки не стало. Он, бегая, остановился на каком-то бугорке дорожки, подпрыгнул и провалился в землю. Слышу — кричит: «Ребята, я провалился!» — «Да где же ты?» А он: «Я под землёй!» Мы с Катей пошли на его голос, видим — ямка небольшая чернеет, а из неё Симкин голос раздаётся. Я ему кричу: «Как тебя вытащить? Давай руки!» А он в ответ: «Здесь глубоко, я до дырки не достаю. Я сейчас на гроб заберусь, тогда, может быть, и до верха достану». Мы с Катей легли на землю, руки ему свои протягиваем в дыру. Сима за них уцепился, стал подтягиваться, так мы его и вытащили. Ух, тяжёлый!

— Ну, молодцы, спасли братца. Пойдёмте скорее мыться да переодеваться, как поросята ведь вымазались, «обновили» Рубашечки.

— Нам не до чистоты было, мамочка: уж очень там кругом темно, гробы вокруг стоят... — сказал Симочка.

— А ты не испугался? — спрашиваю.

— Да ведь я не один был, а то бы испугался.

— Вот так-то, сынок, — говорю, — Господь никогда не вставит: и из-под земли тебя вынет, только надейся в жизни на Него.