Спор

Спор

Здесь ристалище смерти, дорога невзгод,

Путь для тех, кто всегда лишь по вере живет.

Благородному надобно быть каландаром,

Чтоб бродягой идти без опаски вперед .

Омар Хайям

Эфенди ибн Ариф выглядел весьма внушительно в черной орденской джуббе (накидке), перетянутой широким поясом, из под которой виднелись расшитая джалига и хирка . На голове его возвышался конусообразный войлочный белый тадж (колпак), обмотанный белой чалмой, в руках все время мягко пощелкивали янтарные четки.

Камал уд-Дин ал-Кашани выглядел гораздо менее презентабельно, хоть и был обряжен в васла . На груди, на ремешке, висел сенг-и таслим – камень, знаменовавший покорность; на плотном вышитом поясе были укреплены джилбанд и тебер – кожаная сума и обоюдоострый топорик. Тулья его таджа была обвязана большим черным платком.

– Если уж нам привелось встретиться, – с некоторым презрением, столь тонким, что оно напоминало снисходительность, спросил Эфенди ибн Ариф, – то да не сочтет трудом почтенный ходжа ответить мне: верно ли, что ваш орден принял практику каландаров и отрицает ежедневную пятикратную молитву? И верно ли, или я пользуюсь базарными слухами, что и полное ритуальное омовение вы проводите, подобно христианам, лишь раз, при посвящении в орден? И не есть ли это уход от истины Тариката, который, как учит нас мудрейший ал-Ансари, углубляет понимание Корана и сунны, но является лишь их закономерным продолжением?..

– Поистине, – словно бы не заметив иронии, отвечал Камал уд-Дин, – Абу Бакр аби Шайбата сообщает через Ваки, знавшего это со слов Мисара, который знал это от Васила, от Аби Ваила, от Худхайфы , что Расуль (Посланник) Аллаха, да благословит его Аллах и да дарует ему мир, встретил своего сторонника по имени Абу Хурайра, а тот был нечист после соития, и отдалился от него, дабы совершить большое омовение. Затем он подошел к нему и сказал: «Я был нечист после соития». И тогда Мухаммед возгласил: «Мусульманин не бывает нечист!» Это нужно помнить всегда. Тот, кто идет правым путем и в ладу со своей фитрой , не может быть осквернен, а его нечистота – лишь нечто временное и преходящее. Поистине, важнее внутренняя чистота (сафа), а ее дарует человеку лишь Аллах...

– А верно ли, – не успокаивался ибн Ариф, – что Новый год у вас отмечают во дни, когда христиане отмечают рождество, по их календарю, а не по лунному? А еще вернее, в те дни, когда еще солнцепоклонники джахилийи отмечали поворот солнце не лето! И что этот праздник считают у вас днем рождения Али?

– »Аллах – свет небес и земли. Его свет – точно ниша; в ней светильник; светильник в стекле; стекло – точно жемчужная звезда. Зажигается он от дерева благословенного – маслины, ни восточной, ни западной. Масло ее готово воспламенится, хотя бы его и не коснулся огонь. Свет на свете! Ведет Аллах к Своему свету, кого пожелает...»

– А верно ли, что у вас принято исповедоваться у баб обители, который отпускает грехи? – продолжал, не решившись прервать текст Корана, но воспользовавшись первой же паузой, ибн Ариф. – И что женщинам не возбраняется принимать участие в обрядах бекташи?

– Не может мюрид пройти Путь, не советуясь с шейхом! – возмутился наконец Камал уд-Дин. – Лишь несведущие называют это исповедью! Как учили еще в глубокой древности мудрейшие ан-Нури и ал-Харраз, суфий, пройдя весь свой путь к богу, должен не только лицезреть его (мушахада), но и раствориться в нем (иттихад). О своем восхождении (ал-мирадж) к богу повествует блистательный Абу Йазид ал-Бистами, создавший школу «опьянения любовью к богу»; он умер на родине, в Табаристане, окруженный учениками и почитателями. Но мюрид без руководства духовного наставника, шейха, рискует при этом потерять и рассудок, и здоровье!..

Хайр уд-Дин слушал эту пикировку с нарастающим раздражением.

– Да услышат меня почтенные шейхи, – наконец возгласил он. Оба мгновенно замолчали. – Никто не спорит, что суфий должен исполнять религиозные обязанности, проявлять благочестие. Равным образом, вслед за ал-Газали, все мы признаем правомочность ряда положений суфийской теории и практики. Но я пригласил вас для другого...

Он помолчал. Ни один из шейхов не нарушил тишины.

– Поистине, только тогда ваши знания я назову мудростью, когда они помогут миру ислама объединиться в единое целое, – сказал он наконец. – Нам нужно иметь могучую армию. И я пригласил вас, чтобы вместе подумать, как нам воспитать армию достойных воинов веры... Поистине, быть воином – значит, владеть неким ремеслом, которому можно научить. Вы – учители, вы способны научить самым сложным вопросам. У вас в руках – множество наставников (муршид) и даже святых (вали). Они владеют техниками сухба и таваджжух . Неужели мы не найдем способа обратить их знания и умения к нужной цели?

Он умолк, ожидая предложений.

– Если это должны быть воины, – осторожно заметил ибн Ариф, – то сотник, владеющий ятаганом и рукопашным боем, даст им больше, чем любой суфий. Второе: юноши приходят к нам, желая стать суфиями, уже ко многому внутренне готовые и от многого внешнего уже отказавшиеся. А здесь мы будем учить людей случайных, приведенных за ремень, накинутый на шею (Хайр уд-Дин поморщился: как он вычурно выражается! при чем тут ремень!) навязывая им свое учение; возможно ли это? Станет ли трава расти быстрее, если тащить ее за стебли вверх?

– Не от радости, а по нужде пляшет рыба на песке! – буркнул себе под нос Камал уд-Дин.

– Третье: чт мы дадим им? – не обратив внимания на эту реплику, продолжал ибн Ариф, – Суфий ищет лишь просветления и очищения той частицы Абсолюта, которая хранится в его сердце. Мы молимся по пятницам в текке; при этом мы танцуем под музыку най-йи (флейта) и тамбурина; что до этого воину?..

Камал уд-Дин выждал должную паузу, убедился, что ибн Ариф не собирается продолжать, и лишь тогда заметил:

– Наш учитель, каландар Хаджи Бекташи Вали Нишапури Хорасани, духовная силсила которого через шейха Ахмада Иасави восходит к имаму Мусе ал-Казиму и, далее, к Абу Бекру, действительно был воином. В VII веке хиджры он был в воинстве Баба-Исхака . Мы приветствуем движение гази, борцов за ислам. Мы перенимаем опыт абдалан-и Рум , вооруженные торлаки которого создавали отряды для охраны караванов и паломников. Но я, как и этот достойный хаджи (он указал на ибн Арифа), хочу лучше понять, чем мы можем быть полезны блистательному и высокому!

Хайр уд-Дин видел: ибн Ариф упирается, а вот Камал уд-Дин и стоящие за ним бекташи готовы к сотрудничеству. И он горячо заговорил, стараясь убедить собеседников:

– Это будет элитная воинская часть. Им придется выполнять весьма деликатные, чтобы не сказать щекотливые задания. Выполнять не в строю, а малыми группами, возможно, в одиночку. Одного приказа тут мало, нужна убежденность в истинности, правоте своего дела, тонкое понимание человеческой психологии, умение владеть не только мечом, но и словом, находить выход из любой ситуации. Кто, если не вы (он поднял обе руки, обращаясь к обоим собеседникам), сможете дать все это юношам? Да, воин, владеющий высоким знанием, – это обоюдоострое оружие, но и офицер, дающий задание, должен владеть им и уметь убеждать!

Кроме всего прочего, юноши, которых вы будете готовить, изначально все будут христианами, и их еще нужно будет убедить отказаться от своих заблуждений, чтобы принять ислам. Кто еще сможет это сделать кроме вас?

Работать этим воинам придется и на чужой территории, – в странах католиков, шиитского ислама, в общинах яхуди и зороастрийцев – и никто лучше вас не научит их лучше тончайшим оттенкам различных течений этих религий. Только от вас они узнают о расхождениях среди последователей разных вероисповеданий и толков, о слабых и уязвимых сторонах их учений. Они должны уметь, если понадобится, использовать нужные технические термины и ключевые понятия вероисповедания врагов, чтобы поколебать их, разуверить и обратить в свою веру. Я понятно выражаюсь? А без этого невозможно ни надежно замаскироваться в мире, сплошь состоящем из враждебных религиозных общин, ни работать с их лицемерными адептами...

– Один из догматов нашего учения – это совершенная искренность чувств (ихлас) и честность (сидк) во всех поступках, – с достоинством заметил Камал уд-Дин. – К этому призывал еще Хамдун ал-Кассар. Как же мы будем учить своих мюридов лицемерию?

Хайр уд-Дин поморщился. При чем тут лицемерие?

– Хамдун ал-Кассар принадлежал к школе маламатийа, – иронически заметил ибн Ариф, – к «людям порицания», которые должны были скрывать свой образ жизни и свои взгляды, и потому в совершенстве владели искусством халват дар анджуман («быть в одиночестве, находясь в обществе»)...

– Но почему они скрывали? – тут же набросился на него Камал уд-Дин. – Почему? Поистине, ал-Мухасиби, создав движение ал-маламатийа, понимал его как протест против показной набожности, против внешней обрядности, за которой не стояло истинной веры! Потому он так тщательно анализирует лицемерие (рийа). Он призывал к крайней осмотрительности в различении дозволенного и запрещенного, к отказу от покровительства сильных мира сего и к такому воздержанию (зухд), в котором отказываешься от любования своей «святостью», чрезмерным аскетизмом, от гордости успехами в аскетизме...

– Да, отказаться, – с той же иронией уколол его ибн Ариф, – и от «святости», и от гордости, вплоть до великолепного аз зухд фи з эухд («воздержание в воздержании»), когда дервиш воздерживается уже от самого воздержания, изживает само желание воздерживаться... Недаром Ал-Худжвири не считал маламатийя суфийской школой. И великий Джами не относил к суфиям ни маламатийа, ни каландарийа...

– Но Омар ас-Сухраварди считал, что маламатийя – суфии, и суфии наиболее честные и искренние в отношении к Аллаху... Да и Ал-Худжвири признавал сходство с суфийскими ряда их положений...

Хайр уд-Дина забавляла эта перепалка, но он решил положить ей конец.

– Внимание и повиновение! – отдал он воинскую команду, и оба шейха выпрямились, словно заслышав звук боевой трубы. – Вы спорите о том, что давно решено. Принцип такыйя – «благоразумное сокрытие веры» – остается в силе. Мои воины должны знать его и владеть им! Но вы правильно поняли свои задачи, и я вас благодарю! И жду от вас в ближайшие дни конкретных предложений. Кроме того, прошу заметить себе вот что...

Он помолчал, подыскивая нужные слова.

– Этим воинам так или иначе придется столкнуться с разрушительными философскими идеями зиндиков , рядящихся в суфийские одежды. Они широко расползлись по миру, их можно слышать от торговца кебабом в чайхане, от погонщика верблюдов на базаре, от огнепоклонника из харабата ... И мои воины должны быть готовы к этой встрече; так горцы Кавказа колют своих красавиц-дочерей щепками, смоченными в гное оспенного больного, чтобы тех миновала оспа, лицо осталось бы чистым и им удалось бы попасть в гаремы владык мира, как о том пишет мудрейший Абу Али Ибн Сина в «Китаб аль-Канун фи-т-Тиб» . И оспа, – поразительно! – обходит стороной девушек, уколотых гнойной щепкой.

Поэтому, хоть и есть риск, что кто-то из наставляемых в истине таким способом проникнется разрушительными идеями и примет их за истину, но этот риск следует принять, надеясь на мастерство наставников. По слову знающего:

Яд, мудрецом тебе предложенный, прими, –

из рук же дурака не принимай бальзама ...

...Когда, отдав должное дастархану, собеседники расходились, Хайр уд-Дин осторожно придержал за рукав Камал уд-Дина:

– Твои каландары ходят по всем дорогам, бывают во всех городах. Твои каландары исповедуются шейхам. И то и другое правильно и хорошо. Я хочу иметь систему надежного контроля за ренегатами и изменниками. Их нужно доставать со дна моря, из любых закоулков и щелей и в странах ислама, и за их рубежами... Если ее еще нет – о ней надо подумать. И желательно, чтобы молодые люди как можно раньше узнали, что такая система существует...

Он притянул к себе Камал уд-Дина так близко, что тот, близорукий, увидел его желтые зубы и услышал их запах:

– Я не знаю, ты не знаешь, и, думаю, никто не знает, являются ли бекташи той семьдесят третьей общиной ахл ас-сунна ва-л-джамаа («люди обычая и согласия»), которая спасется . Я лишь надеюсь на это. Но есть еще семьдесят два толка в исламе; есть, например, ассасины, отрасль исмаилитов, которых заслуженно именуют ал-малахида ; они никуда не делись. И я хочу, чтобы ни один мой янычар, если уж он бекташи, не был исмаилитом. А если станет – я хочу сразу же узнать об этом.

И, выпустив его рукав, уже спокойнее сказал:

– Я буду знать об этом не только от тебя. Поэтому в твоих интересах, если что-то такое случится, чтобы я узнал об этом от тебя первого.

.g.D:TEXTFOENIXJANUCH2.BMP;3.0»;3.0»;BMP