ДЯДЬКА ШЕРЕМЕТА ПРАЗДНУЕТ ПОБЕДУ НАД ОТЦОМ ВЛАДИМИРОМ
ДЯДЬКА ШЕРЕМЕТА ПРАЗДНУЕТ ПОБЕДУ НАД ОТЦОМ ВЛАДИМИРОМ
Фамилия священника из Городка была Виноградов. В нашей школе он преподавал закон божий, ученики считали, что его можно терпеть. Например, Нинку Арсеникову он случайно ударил линейкой не по ладони, а в глаз, но сейчас же повел девочку к врачу, заплатил ему пятнадцать злотых, еще и коробку конфет купил! Однако звонарь, близко знавший попа, не разделял нашего отношения к нему.
В тот скандальный день поп перед обедней надел ризу, вышел на клирос и остолбенел: в зале стояли только две старушки да церковный сторож, он же звонарь, дядька Шеремета.
— А где народ?
— Известно где! — ухмыльнулся сторож в усы. — Праздник в Грибовщине, отец Владимир!
Виноградов с удивлением уловил в голосе своего слуги симпатию к Альяшу и даже сожаление, что он не может поехать к нему.
— Боже правый!.. Зачем вы ходите к этому отступнику?! — закричал поп на сторожа. — Этот ваш «пророк» душу дьяволу продал!
И выложил все, о чем узнал в консистории:
— Жулик и шарлатан ваш Климович, неужели вы этого не понимаете?! В его доме прорублено тайное окошко. Хитрец сажает рядом с собой подкупленного мужичишку, тот следит за дорогой и сообщает ему, кто въезжает в Грибовщину: «Это Макаров Иван из Скробляков везет больную сердцем дочь к вам, отец Илья, а вон тот Николай Козел из Мелешков тащит сына-калеку…»
— Ах, бо-оже, что делается?! — удивилась бабка.
— Альяш потому и удивляет вас, пентюхов, что точно знает о вас все, а вы ему верите! У него уже накоплены мешки золота, он завел гарем молодых распутниц, словно персидский шах, прости меня, господи, за непотребные слова в доме твоем!
Бабки уже мелко крестились, но Шеремета прятал в усах ухмылку: мол, говори, поп, да не заговаривайся! Были и мы в Грибовщине! У Альяша живет праздниковская баба, кухарничает, обстирывает его — так что тут плохого? Альяш ведь вдовец! А вот в твоей церковной кассе теперь и считать нечего!..
Шеремета осторожно возразил:
— Нет, отец Владимир, сила святая у Альяша есть, вы не скажите! Бывает, что церковь его закрыта на замок, а в ней хор псалмы распевает… Моя Юлька собственными ушами слышала, когда в прошлый праздник ночевала в Грибовщине! Такие ангельские голоса звучали, что бабы глаз не сомкнули!
— Этого не может быть! — разозлился поп. — Глупости повторяешь за другими!
— Что нам спорить? Спросите у моей Юльки, она баба справедливая!
— Балда! — выходил из себя батюшка. — Теперь аппараты есть такие с пластинками! Граммофоны! Заведи пружину, поставь пластинку и можешь идти спокойно спать, все равно играть будут! Приходи после обедни ко мне домой — покажу!
Дядька давно убедился, что с попом спорить бесполезно — легкомысленный человек, хоть и ученый.
«Хе! Мешки золота нашел у Альяша, когда тот даже тяжи к оглоблям сам из лозы вьет, сам сапоги чинит самодельной дратвой, никогда к сапожнику не понесет! Пускай я буду балда! — думал дядька, радуясь в душе тому, что простой мужик из Грибовщины подставил ножку барину Виноградову, который ни коня себе не запряжет, ни полена не расколет. — Сердишься? Хе! Если поп на село сердит, так село на попа п…! Думаешь, граммофона не знаю? Да я Хайкелев играющий ящик в Кринках крутил, когда ты еще под стол пешком ходил, не тебе меня учить!..»
Сторож уже предвкушал удовольствие: соберутся вечером охочие до новостей мужики — то-то он им порасскажет, то-то посмеются они над попом!
«А что они себе думают! Лучшие земли, сволочи, для церквей заграбастали[25]. Своих детей вместе с сыновьями богатеев посылают в гимназии! А летом, когда в поле мужики с женами и детьми пупы надрывают от темна до темна, ихние матушки с раскормленными поповнами вылеживаются себе в тенечке в своих роскошных усадьбах, где только птичьего молока не хватает!
Посмотрим, что будут делать ваши матушки, какими станут поповны, когда люди этак с год не походят в церковь!.. Белые перчаточки летом уже не будете, падлы, носить. А то мясцо каждый день в щах, да еще и масло на хлеб намазываете, чтобы вам подавиться, буржуи!..»