ОЗАБОЧЕННЫЙ СИНЕДРИОН

ОЗАБОЧЕННЫЙ СИНЕДРИОН

А в это время в церквушке проклинали преступника.

Какой-то монах за золотые рубли подрядился достать Альяшу из Иерусалима гвоздь, которыми был на Голгофе распят Иисус Христос. Собирал эти рубли от богомольцев апостол Енох. После ареста Альяша хранитель золота куда-то исчез, захватив с собой полтора пуда драгоценного металла.

После объявления анафемы Еноху Станкевич под липу, в тенечек, вынес венские стулья, и на них расселся весь грибовский синедрион.

— Даже Христос, выбирая себе двенадцать апостолов, не предвидел, что середь них окажется Иуда! — успокоил себя вслух Альяш.

Но «третьи священники» переживали не только из-за Еноха. Людские потоки текли к святому взгорку нерегулярно, что не всегда зависело только от полевых работ, а и от зыбких крестьянских настроений, проанализировать которые «третьи священники» были не в состоянии, но и не видеть, что делается, не могли. Этим летом паломников было совсем немного. О золотом времечке напоминал только высохший хворост, которым были устланы вытоптанное пространство перед оградой, поле и выгон, — зелеными ветками люди когда-то спасались от жары и отмахивались от слепней и оводов, а нищие и калеки в дождь подстилали их под себя.

Открывать в Грибовщине столовую, для которой уже завезли котлы и посуду, Пиня раздумал. Разобрали свои времянки и другие лавочники, осталась только парочка палаток, в которых торговки от нечего делать целые дни вязали под навесом свитеры. Куда-то расползлись и нищие.

Альяшу срочно надо было словом и действием подтвердить свою исключительность и подлинность «нового учения». Останавливаться он не имел права, чудо должно было следовать за чудом, открытие за открытием, иначе у людей наступило бы отрезвление, которое разрушило бы не только материальную, но и духовную базу «учения ильинцев». Свободного времени у «третьих священников» стало девать некуда, и их, избалованных легким успехом, точила тревога: а если так будет теперь всегда?..

Они готовы были искать виновных всюду.

— Раньше коммунисты, холера на них, отговаривали людей идти к нам молиться, а теперь полицианты нам поперек пути стали! — сидя за длинным, сколоченным из необструганных досок столом, рассуждал Майсак. — Задержат повозку и — почему таблички с фамилией нет, почему конь не чищен? Плати, дядька, штраф! А кому платить хочется?

— Говорят, в Белостоке все церкви позакрывали! — сообщила Руселиха. — Кринковские полицианты хвастались: «Пусть ваш пророк пудовую свечку поставит Николаю-угоднику, ему еще удалось кое-что построить. Теперь не разрешаем никому, а на веру вашу запрет вышел в Варшаве!»

— И запретят паны, а что им?! — согласился Давидюк с горечью. — Запугать наших людей — раз плюнуть. Только мы-то как без веры жить будем?

— Под Краковом мужики бастовали, полиция их из пулеметов расстреляла. Как на войне! — принес из города новость Павел Бельский, в котором не совсем умер громадовец. — Складковский заявил в сейме: «Полиция стреляла и будет стрелять!..»

Мир уже всколыхнули грозные события, и отголоски их дошли до села.

— В Испании война! — продолжал информировать отец Павел. — Свои на своих пошли! Брат воюет с братом, сын идет на отца, как в России в семнадцатом! Немец туда своих солдат попер, а Советы направили корабли с танками!

— В ту бойню колошматили друг друга здесь, а теперь вон где сцепились! — покачал головой Ломник. — Ну-ну, посмотрим, чья теперь возьмет!

— У германца, как и встарь, на пряжках написано: «С нами бог!», а у русских — звезда. Разве одолеют они немца? Ничего ему не сделают, увидите!

— Англичане придумали бомбы, сбрось такую с цепеллина, взорвется она, так до самой воды достанет, — добавил после молчания Бельский.

— На Востоке японец, говорят, все дальше в Китай лезет! — вздохнул Майсак. — Специальные палачи головы отсекают в селах непокорным. Я газеты видел: сабля у него широкая, как тесак, обеими руками держит, а у ног головы валяются, будто кочаны капусты.

Подала голос и Руселиха:

— Не дай бог, этот японец и сюда доберется, куда же тогда нам деваться?! Ах, матерь божья, что за погибель валится на людей отовсюду! Может, снова настает Содом и Гоморра, конец света подходит?!

— Когда-то за гордыню людскую бог покарал строителей Вавилонской башни, — заметил бельчанин. — Почему же не проявит он гнева своего теперь, когда верующих все меньше и меньше?!

— Придет этот час, ох, приде-от! — скорбно вздохнула бабка Пилипиха.

— А сколько народ до этого намучается, страшно подумать! — пожалела Христина.

— Потому что нет такого Соломона, что сказал бы людям: одумайтесь, начните жить в мире, какого рожна вам нужно! — произнес Майсак.

И Альяш счел нужным вступить в разговор.

— А кто в том повинен? Кто виноват, что конец света идет? — грозно спросил он. — Сами люди виноваты! Когда-то Моисею бог дал десять заповедей, и с того времени хоть на одну, думаешь, меньше стало?.. Может, тысячу лет люди прожили с ними — и те же самые пьянки, грехи, разбой, танцы, обман на каждом шагу, распущенность! На сенокосе или жатве раздеваются до пупа… Тьфу! Иного свистуна палкой в церковь не загонишь, а в воскресенье готов делать что угодно, только бы ему заплатили!

«А ведь и верно! — подумала в страхе тетка Химка. — Жалость берет, когда смотришь, как бедные пчелки мучаются, воск с цветочков собираючи, чтобы озарить им святой лик, а какому-нибудь хлюсту ничего не стоит прикурить от свечи!.. Разве такие тебе пошепчут какую-нибудь молитву, чтобы всем было хорошо, или церковную песню споют? Не-ет, мой Яшка не такой, храни его боже, хоть бога, говорят, и не признают в Советах! Сызмальства уважительным был, а уж теперь… Не виноват же он, что их там в церковь не пускают!..»

А пророк ярился все больше:

— Даже кринковские евреи перестали ходить в свои синагоги, а посмотри на нас!.. Сколько приходило к нам в прошлом году, в позапрошлом?.. В этом — может, десятая часть того, что было раньше!.. А что делается в других церквах?! Местами попы разводы стали делать за деньги! Эти кабаны золотые зубы себе вставляют, радивы понакупали и слушают то, что богу одному позволено!..

— Не хватает только, чтоб с небом говорить начали! — проворчала сердито Христина.

— Найдутся, найдутся ловкачи, что и на такое решатся, думаешь, нет? — свирепел пророк. — В Библии сказано: перед концом света наступят времена, когда люди станут дерзкими, гордыня их обуяет, родителям не будут подчиняться, благодарность забудут! Храмы опустеют, люди начнут отлынивать от работы, в разврат ударятся и с небом спорить станут! Брат на брата пойдет, дочь против матери!.. Вот тогда желтая чума зальет мир, земля разверзнется, и на том месте останется только мрак и семь столбов дыма!

— А мы можем сейчас прочитать! — Давидюк с готовностью полистал неразлучную Библию, стал водить пальцем по строкам. — Вот, пожалуйста: «Ибо восстанет народ на народ и царство на царство и будут глады и землетрясения по местам. Все это начало болезней. И тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне!.. Ибо где падет труп, там соберутся орлы, и после скорби дней тех люди будут воздыхать от страха и ожидания бедствий, грядущих на Вселенную… И море восшумит и возмутится, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и своды небесные поколеблются!..»

— Амант! — набожно крестясь, прошептала Химка.

— И поколеблются, что тут такого? — рассудил Майсак, огладив пышную бороду. — В календаре было написано про затмение луны. Дай, думаю, проверю! Пришел назначенный день — точно! Целый час не было луны! То же и в Библии — знали, что вписывали!

Христина возмутилась:

— А ты, Петрук, еще так спокойно говоришь об этом! Конец же света идет!.. Альяш говорит про золотые зубы у батюшек — это что! Поповны в белых перчатках да шляпках прутся в самую церковь! Все девки и молодки лифчики себе позаводили! А в городах вместо детей бабы собачек себе заводят и ходят с ними по тротуару!.. А что люди стали из муки выделывать! Уже не могут есть простого хлеба, всякие кренделя выпекают!.. Должен же всему этому конец быть?

— К концу, к концу все идет, — задумчиво поскреб бороду Ломник. — Постепенно, помаленьку — и настигнет людей беда, сами не заметят даже.

— Ты только присмотрись к людям, что к нам идут, — ужаснулась Христина, — разве они такие, как раньше были?.. Ржут, всюду лезут без стеснения, словно все чертовой печаткой клеймлены!

— А ты сомневалась? Конечно, клеймлены! Разве может так долго продолжаться?

— Я вам говорил, было мне когда-то видение, — снова в наступившем молчании заговорил Альяш. — Иду я будто ночью и вижу — архангел Гавриил на белом коне. Затрубил, и небо расползлось… В Грибовщине все погибло — и люди, и хаты, и коровы… Остался только Вершалин. Город такой, что будто бы я построил на холме перед Лещиной. У Жедненского леса собор великий и домики с палисадниками, все каменные, окна блищат на солнце, заборы известкой выбелены… Жеребята взбрыкивают, резвятся на выгоне, дым валит из труб, ветряки крутятся…

Наступила минута тяжелого молчания. Слышны были только голоса Станкевича и Чернецкого. Они играли в шахматы на ступеньках церкви.

— Вот напужал, поджилки трясутся! — дразнил Фелюсь друга. — А это что? — сделал он ход деревянным конем.

— Поду-умаешь, какой храбрец! — в тон противнику отвечал Банадик. — Сует деревяшку какую-то! Ты хоть и шишка, сторож церковный, а коньку твоему мы сделаем сейчас секим-башка, вот смотри!.. Ага, у тебя язык сразу будто шпагатом перевязали?! Погорел ты, браток, как Заблоцкий на мыле!..

Занятым вселенской проблемой апостолам было не до игроков. Первой опомнилась Христина.

— Илья, ты когда-то спас нас от Полторака! — горячо сказала она пророку. — Признайся: было ведь это?.. Так и теперь от светопреставления, от желтой чумы спасти нас можешь только ты! Ведаешь что — покажи нам знамение!

— Да, пора, отец Илья, показать тебе его! — поддержал Христину бельчанин. — Тебе вот и видение уже было!.. Думаешь, зря господь бог намекнул?

— Истинный бог, Альяш, настало время, чтобы ты снова проявил свою силу и мощь чудотворную! — уже требовательно пристала Руселиха. — О тебе даже Библия пишется, и звезда в небе показывала на тебя когда-то в Петербурге!.. Все поклоняются тебе, молятся твоему лику на иконах, имя твое славят по деревням! И божье наитие и мощь свою неразгаданную только на одного тебя господь спущает!

— Давно ждем от тебя святого знака! — уже весь синедрион потребовал от пророка.

— Сам чую это… — тяжело вздохнул дядька.

И, словно под принуждением, как бы устав противоречить народу и вынужденный наконец ему подчиниться, Альяш глухо добавил:

— Давно намекало… Не раз ночью подсказывало… А теперь, когда люди стали редко тут бывать, начало намекать каждый почти день…

— Так чего же ты ждешь?! Пока дьявольская сила начнет нами править?! Только страшное знамение, отец Илья, покажи, чтобы испужались! Не тяни больше!..