Псевдоклиментины

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Деяния Петра» — не единственный текст, повествующий о Симоне Волхве. Еще одним таким корпусом текстов являются «Псевдоклиментины», написанные от имени Климента, который представляется в них ни меньше, ни больше как родственник императора и второй епископ Рима, преемник Петра.

Псевдоклиментины существуют в нескольких разновидностях. Это прежде всего длинное «Узнавание Климента», переведенное с греческого на латынь в начале V в. Руфином и дошедшее до нас на латыни и на сирийском, и более компактные «Климентиновы Гомилии». Разумеется, ни о какой общей подлинности Псевдоклиментин речь не идет — уже из одного их пересказа читатель поймет, почему, однако некоторые их детали совершенно поразительны.

Жанр «Узнаваний» определить очень сложно. Это что-то вроде греческого романа, сюжет которого тонет в бездне религиозных споров.

Повествование ведется от лица Климента, уроженца города Рима, который «с ранних лет стремился к целомудрию. Ибо мысль точила меня — откуда, не могу сказать — мысль о собственной смертности, и я постоянно задавал себе вопрос: будет ли для меня жизнь после смерти, или я уйду насовсем»[484].

Климент совершенно пожелтел и сбледнул с лица от этой постоянной заботы и бесплодных умствований философов, пока, на его счастье, в Рим не прибыл ученик Иисуса Варнава и не объяснил, что «Сын Бога нынче находится в Иудее, обещая вечную жизнь каждому, кто услышит его»[485]. «Если вы обратитесь и будете делать по его воле, то потом, когда приидет Царствие его, и став бессмертными, вы получите неизъяснимые благословения и награды»[486], — учил Варнава.

Прозревший от этого самоочевидного месседжа Климент направил стопы в Иудею, чтобы получить наставления в вере непосредственно у апостола Петра.

В тот самый момент, когда Климент прибыл к Петру, тот готовился к диспуту с Симоном Волхвом. Так как диспут был отложен, то Петр использовал это время для того, чтобы преподать Клименту краткий курс истории человечества длиной около тринадцати тысяч слов, который мы здесь милосердно опустим.

Важно, что кроме сведений о Всемирном Потопе, Аврааме и Лоте, Петр рассказывает Клименту и кое-что из свежей истории, а именно — о диспутах, которые глава Иерусалимской церкви, Иаков, брат Иисуса, вел на ступенях Храма с альтернативными религиозными течениями: а именно, с первосвященником Каиафой, с самаритянами, считавшими, что священная гора — это не гора Сион, а гора Геризим, а также учениками Иоанна Крестителя, считавшими, что умер и воскрес именно Иоанн, а не какой-то там Иисус.

Иаков, брат Иисуса, ясен пень, разбил все их доводы наголову. Как дважды два он доказал ученикам Иоанна Крестителя, что воскрес именно Иисус, а не Иоанн, а самаритянам разъяснил их заблуждение насчет горы Геризим.

Иаков «разъяснил с самыми исчерпывающими доказательствами, что Иисус есть Христос… и показал, что два его пришествия предсказаны. Одно в унижении, что он и исполнил, и другое в Славе, которое исполнится, когда он придет, чтобы даровать Царство тем, кто верует в него и кто соблюдает всё им заповеданное»[487].

Короче, Иаков одержал в споре совершеннейшую победу и положил противников на обе лопатки. Но в тот момент, когда он сверх какого-либо сомнения доказал, что Иисус и есть Мессия, на сцену ворвался враг учеников Иисуса, Савл. Иаков был побит камнями, сброшен с храмовой лестницы и едва не убит.

На следующее утро Иаков с братьями, в количестве пяти тысяч человек, спешно бежали по дороге в Иерихон, и там, через три дня, их нагнал гонец от расположенного к ним рабби Гамалиэля. Гонец сообщил, что «Враг получил задание от Каиафы, первосвященника, арестовать всех [в сирийской версии — „убить всех“], кто верует в Иисуса и идет в Дамаск с его письмами», чтобы учинить раздор между верующими[488].

В результате Петр побежал не в Дамаск, а в Кесарию. Там-то его и настиг Симон Волхв.

Пока Петр в Кесарии готовится к диспуту с Симоном Волхвом, в дом его являются двое бывших приверженцев Симона. Их зовут Никета и Акила.

Никета и Акила сообщают Клименту и Петру множество интересных деталей о карьере и жизненном пути Симона Волхва.

Оказывается, что Симон Волхв — родом самаритянин, «по занятию — колдун, но исключительно хорошо знающий греческую литературу, жадный до славы и хвастливый более чем кто-либо другой»[489]. Симон Волхв считает себя выше бога, называет себя Христом, притязает на физическое бессмертие и имеет бурное религиозное прошлое.

Первоначально Симон Волхв состоял в секте еретика Досифея, который считал Христом не Иисуса, а Иоанна Крестителя. У этого Досифея было 30 апостолов, по числу дней в месяце, и при них еще женщина по имени Луна. Симон Волхв влюбился в Луну и захотел стать главой секты вместо Досифея.

Претензии свои Симон Волхв аргументировал тем, что он обладает весьма ценными для религиозного лидера качествами: он способен делаться невидимым и, наоборот, принимать любой вид. Он способен прорыть гору и пройти сквозь камень, словно это глина.

«Связанный, я могу развязать узы и наложить их на тех, кто связал меня, — сообщил Симон изумленным Акиле и Никете. — Если меня запрут в темнице, то по воле моей запоры расскочатся; я могу оживлять статуи, так что видящие их примут их за живых людей. Я могу сделать так, чтобы деревья внезапно выросли из ничего и тут же принесли плоды. Я могу броситься в огонь и не буду сожжен. Я могу изменять облик»[490].

Кроме этого, Симон Волхв может превратиться в козла или овцу, летать по воздуху и делать или низлагать царей — словом, делать всё, что захочет.

Никета и Акила, которым всё это было сообщено, разумеется, полюбопытствовали об источнике могущества. В ответ Симон поведал им, что он принес в жертву невинного младенца: душа-то младенца и служит ему. Дело в том, что душа человека, едва будучи освобождена от уз плоти, немедленно узнаёт Бога и становится всезнающей: это самое лучшее средство для чернокнижия.

Почему же, если души имеют такое могущество, то души убитых не причиняют зла своим убийцам? — спрашивает Симона Никета. В ответ Симон честно признаётся, что от зла души удерживает знание о Страшном суде, и, кроме того, стерегущие души ангелы: именно ангелов-то и обесточивают колдуны заклинаниями. В ужасе Никета спрашивает, не боится ли Страшного суда сам Симон Волхв[491]. На это Симон отвечает, что ему-то бояться нечего: ведь он не человек, а бог, и его мать Рахиль зачала его, будучи девственницей, чтобы он мог «появиться среди людей как человек»[492].

Как вы понимаете, Никета и Акила прекрасно знали, что богом, родившимся от девственницы, был вовсе не Симон Волхв, а Иисус, и поэтому они в ужасе бежали из секты Симона. Тот же волшебством убил Досифея, стал во главе секты и принялся сожительствовать с Луной, которую он называл св. Софией и Мудростью Божией, зачатой Богом до созданья времен.

Вот с такими-то вводными Петр и вступает с Симоном в диспут, в котором он одерживает разгромную и сокрушительную победу. Несмотря на душу младенца, умение прогрызать гору, etc., Симон терпит полное поражение и убегает прочь.

Примечательно, что диспут обходится без всяких чудес: это исключительно богословские рассуждения, в ходе которых Симон предъявляет Петру все претензии, которые предъявляли церкви альтернативные христианства II–III вв. Ни малейшей исторической ценности эта часть не имеет. Одно из рассуждений Петра посвящено, между прочим, «несостоятельности теории атомов» (имеются в виду, разумеется, атомы Демокрита).

Климент меж тем делится с Петром подробностями своей жизни. Оказывается, что он не просто римский гражданин, а родственник самого императора, утративший в детстве родителей: его мать отплыла на корабле с двумя братьями-близнецами и пропала. Вскоре пропал и отправившийся на его поиски отец[493].

Так как Климент принял истинную веру, мать, отец и братья вскорости находятся, причем братьями этими оказываются Никета и Акила, бывшие ученики Симона Волхва[494].

Между тем Симон Волхв не дремлет. Прибыв в Антиохию, он возбуждает местную толпу против Петра, называя его «волхвом, колдуном и убийцей»[495]. Фаустиниан, отец Климента, неосторожно отправляется к Симону на переговоры и возвращается с них — о ужас! — с лицом Симона.

Оказывается, что в Антиохию из Рима прибыл императорский эмиссар с приказом об аресте всех волхвов, т. е. гоэсов, и Симон этим хитрым маневром не только надеется избежать ареста, подсунув императорскому правосудию вместо себя Фаустиниана, но и причинить горе изменившим ему Никете и Акиле[496].

Пристрастие к колдовству, однако, не довело Симона до добра, и в этот раз Симон подрывается на собственной петарде. Пока Фаустиниан носит личину Симона, Петр посылает его в Антиохию. Там Фаустиниан в облике Симона предстает перед всем честным народом и приносит покаяние. Он заявляет, что апостол Петр не является ни колдуном, ни волшебником, ни обманщиком, а является апостолом истинного Бога. Настоящим же колдуном и обманщиком является сам он, Симон. Он, Симон, сообщает, что приносит это публичное покаяние потому, что сегодня ночью ему, Симону, явился ангел Божий, страшно покаравший его за противодействие истине[497]. Разумеется, все эти вещи сообщает не настоящий Симон, а всего лишь поддельный.

Несмотря на множество поздних вставок, «Псевдоклиментины» — поразительный документ.

Они сообщают, что главой Иерусалимской церкви был Иаков, о котором мы из посланий Павла знаем, что он был брат Иисуса. Они сообщают о диспутах с самаритянами, о горе Геризим. Они сообщают изумительные подробности об Иоанне Крестителе: оказывается, его ученики тоже считали, что он воскрес.

Они сообщают также об еще одном косвенно упомянутом нами пророке, Дорке/Досифее, который в «Псевдоклиментинах» выступает как ученик Иоанна Крестителя, у Оригена как «самарянин», который говорил, что он Христос[498], а у Иосифа Флавия как «влиятельный иудей по имени Дорт», который был распят с четырьмя бунтовщиками наместником Сирии Уммием Квадратом за то, что «уговаривал народ отложиться от римлян»[499].

Но самое главное — они сообщают нам о бурном религиозном прошлом человека, который в «Псевдоклиментинах» выступает то как Савл, то как Симон Волхв, то как Враг.

Этот человек не совсем представитель истеблишмента, хотя, возможно, что когда-то он был фарисеем и учился у рабби Гамалиэля, предупреждающего Иакова о его диверсионной миссии. Он — фанатик, притворщик, невротик, выдумщик и сектант. Он состоял в секте Иоанна Крестителя. Он утверждает, что он творит чудеса. Он утверждает, что его мать — девственница. Он утверждает, что он сам — бог.

Самое удивительное, что все эти обвинения находят параллели в письмах самого Павла.

Последователи Иакова, брата Иисуса, они же праведники (так называются христиане в «Псевдоклиментинах»), обвиняют Симона Волхва в том, что он раньше состоял в секте Иоанна Крестителя. Но Павел действительно обладал необыкновенной властью над учениками Иоанна Крестителя. В частности, он легко обратил в свою веру эфесскую общину, созданную неким Аполлосом, который пришел из Александрии и «учил о Господе правильно, зная только крещение Иоанново» (Деян. 18:25).

Праведники обвиняют Симона Волхва в том, что он врет, что родился от девственницы. И что же? Галатам Павел пишет, что Бог избрал «меня от утробы матери моей» (Гал. 1:15).

Праведники обвиняют Симона Волхва в том, что он совершает чудеса через Духа (??????) убитого им младенца.

Но Павел именно и совершал чудеса через Духа (??????) — Духа Святого! Это было одно из фундаментальных положений его учения, не менее фундаментальное, чем замещение «закона» верою в Христа. А в гностическом «Апокалипсисе Павла», сохранившемся в Наг-Хаммади, этот Дух Святой именно что и имеет облик младенца, сопровождающего Павла в его странствованиях по восьмому, девятому и десятому небу.

Каждый раз, когда противники Павла ставили ему на вид, что у него нет лицензии проповедовать Иисуса (а такую лицензию выдавал только Иаков, брат Иисуса), Павел ударялся в теологическую истерику и заявлял, что эту лицензию выдал ему Дух Святой. «Нам же бог открыл через Духа (??? ??? ?????????), ибо Дух всё проницает, и глубины Божии» (1 Кор. 2:10).

Вся жизнь общин Павла заключалась в том, что Павел крестил людей, низводя на них тем самым Духа Святого, после чего крещеные собирались вместе, тряслись, пророчествовали и говорили языками «ангельскими и человеческими».

Послания Павла даже содержат трогательную инструкцию о том, что пророчествовать надо по очереди, и не очень нарушая очередность: «Если кто говорит на незнакомом языке, говорите двое, или много трое, и то? порознь, а один изъясняй…» (1 Кор. 14:29–30). «Ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками, только всё должно быть благопристойно и чинно» (1 Кор. 14:39–40).

Легко понять, каким образом в недоброжелательных устах один дух превратился в другой. Павел утверждает, что совершает чудеса с помощью «Духа», и праведники утверждают, что он совершает чудеса с помощью «Духа». Павел называет своих противников «Сыновьями Сатаны», принявшими «вид Слуг Праведности» (2 Кор. 11:15), и Слуги Праведности возвращают ему его комплимент, утверждая, что Сын Сатаны — это Павел.

Но самое главное — праведники обвиняют Симона Волхва в том, что он сам называет себя богом и отождествляет себя с Христом.

Это — постоянное, главное, первостепенное обвинение. Оно заявлено не только в «Псевдоклиментинах», но и во всех других наших источниках о Симоне Волхве.

Юстин Мученик в своей «Апологии» жалуется, что Симон Волхв так удивил своими чудесами «Сенат и народ Римский, что его признали за бога и в честь него воздвигли статую»[500].

То же самое рассказывает Ипполит Римский: архиеретик Симон считал себя Христом. Он даже потребовал от своих учеников похоронить себя живьем, обещая воскреснуть на третий день. «Так они сделали, — ехидно прибавляет Ипполит, — и в этой могиле он и находится по сей день, ибо он — не Христос»[501].

А преемник Симона Менандр, «поднявшись, как его учитель, до вершин чародейного искусства, удивлял людей своими фокусами, говоря, что он Спаситель, посланный для спасения людей откуда-то свыше, из области незримых эонов»[502].

Но и всем этим обвинениям в письмах Павла есть подтверждения! Он пишет Галатам: «Вы приняли меня как ангела Божия, как Иисуса Христа» (Гал. 4:14), одним махом отождествляя Иисуса с ангелом, а себя — с Христом. Колосцам Павел сообщает, что «во плоти своей претерпевает то, что еще должно быть перетерплено Христом» (Кол. 1:24).

И это не случайные цитаты. Вот еще: «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:19–20). «Крестом нашего господа Иисуса Христа для меня мир распят, а я для мира» (Гал. 6:14). «Ныне, как и всегда, возвеличится Христос в теле моем, жизнью ли то, или смертью» (Фил. 1:20).

Это новое воплощение Христа в теле Павла доходит даже до физического уподобления: «Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» (Гал. 6:17).

Конечно, можно заявить, что Павел говорит всё это метафорически, но вот проблема — у нас и со стороны сторонников Павла есть сведения о его тождественности с Христом. К примеру, в «Деяниях Павла и Феклы» рассказывается, как последовательница Павла, Фекла, за свое служение Павлу была брошена на съеденье зверям. Оглянувшись вокруг в поисках поддержки, Фекла видит «Господа Иисуса Христа, сидящего рядом с ней в облике Павла»[503].

Если Павел не просто проповедовал от имени Иисуса Христа, но и называл себя новым Христом, то колоссальные теологические последствия этого факта трудно переоценить.

К примеру, всем хорошо известна Нагорная проповедь.

«Блаженны нищие духом, — проповедует Христос, — ибо их есть Царствие Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю… Блаженны чистые сердцем, ибо они бога узрят» (Мф. 5:3–8).

Именно в Нагорной проповеди содержатся все самые главные максимы христианства. «Любите врагов ваших и благословляйте проклинающих вас» (Мф. 5:44). «Кто ударит тебя в правую щеку, подставь и другую, и кто захочет взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5:40).

Однако Нагорная проповедь есть только в одном Евангелии — у Матфея. В самом раннем Евангелии, у Марка, никакой Нагорной проповеди нет. Нету Нагорной проповеди и у Иоанна.

При этом в истории христианства есть текст — уже упоминавшиеся «Деяния Павла и Феклы», — в котором Павел позиционируется как новый Христос. Впоследствии эта книга была ненавидима церковью, однако в некоторых «Деяниях» мучеников (например, в «Деяниях Евгении») она упоминается в качестве св. Писания[504]. Написана она была, вероятно, не позже конца I века.

И вот в этой книге Павел, в облике которого Фекла видит Христа, проповедует: «Благословенны чистые сердцем, ибо они бога узрят. Благословенны хранящие непорочность, ибо они будут названы Храмом Господним. Благословенны те, кто укрощает свои тела и души, ибо в них говорит Бог. Благословенны те, кто презирают мир, ибо в них благоволение Бога… Благословенны те, кто имеют боязнь Бога в их сердцах, ибо они будут названы ангелами»[505].

Естественно, возникает вопрос: так кто же всё-таки произнес Нагорную проповедь: тот Христос, которого распял прокуратор Понтий Пилат, или тот Христос, которого Фекла видела в облике Павла?