Иисус бар-Авва

Скажем прямо — сцена суда над Иисусом, в том виде, в котором ее описывает Марк, не говоря уже о Луке или Иоанне — невероятна.

Марк утверждает, что евреи из фтоноса, т. е. зависти — обратите внимание, как это близко к понятию ревности, — добивались казни Иисуса (Мк. 15:10). А римский прокуратор пытался его помиловать.

Это утверждение Марка стоит в шорт-листе номинаций на Самую Большую Ложь в истории человечества.

Даже если бы Иисус не захватывал Храма, даже если бы он не вступал при народном ликовании в Иерусалим, даже если бы он не был схвачен, разбитый и растерянный, скрывающийся в Гефсиманском саду после поражения, даже если бы его восстание, как это предполагает Реймарус, не удалось просто потому, что Иисус переоценил свои силы, и вместо громкого взрыва вышел пшик — даже и при всех этих условиях римский префект, спешно прибывший во главе своих войск в Иерусалим для подавления этого восстания, ни при какой погоде не мог отпустить его главаря.

Признание себя Мессией и Царем Иудеи уже по определению являлось актом мятежа, и даже если этот мятеж имел ничтожные результаты, то ничтожество результатов не извиняло противоправности намерений. Римский префект во времена Тиберия мог не больше отпустить человека, претендовавшего на статус царя Иудеи, чем следователь НКВД в 1937 году мог отпустить человека, объявившего себя «царем России» и не признававшего власть незаконных большевиков.

Но Марк не довольствуется тем, что рассказывает нам эту невероятную историю. Он прибавляет к ней еще и другую.

Согласно Марку, у римлян был обычай отпускать накануне Пасхи на свободу одного из заключенных. Понтий Пилат решает воспользоваться этой лазейкой, чтобы сохранить жизнь Иисусу, и выводит его к народу. Он предлагает толпе отпустить или его, или Варраву, разбойника, который «во время мятежа сделал убийство» (Мк. 15:7).

«Хотите отпущу вам Царя Иудейского?» — спрашивает Пилат. Народ, однако, начинает орать: «Распни его». «Какое же зло сделал он?» — спрашивает Пилат. В ответ несется оглушающий рев: «Распни».

«Тогда Пилат, желая сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие» (Мк. 15:15).

Обычай отпускать по приговору иудейской толпы узника, приговоренного к смертной казни, не известен никому, кроме евангелистов, нуждающихся в нем для обеления римских властей. Он противоречит логике, здравому смыслу и основным правилам римской государственности. Трудно себе представить, какая муха могла укусить римлян, чтобы в кишащей фанатиками и ненавидящей их провинции они отказались от права применять насилие там, где оно было нужней всего.

Пилат не раз имел дело с иудейской толпой: сначала в истории со значками, а потом в истории с водопроводом. И вот этот-то римский префект, который повелел избить мирную (по словам Флавия) толпу, протестовавшую против водопровода, неожиданно покорился ей, когда она кричала отпустить узника.

И кто был этот узник?

Мятежник.

Об этом свидетельствует сам Марк. Этого человека звали Варавва, и он «со своими сообщниками во время мятежа сделал убийство» (Мк. 15:7). И мятеж, и убийство имели место недавно: люди, приговоренные к высшей мере наказания, в Риме не ждали исполнения приговора на скамье смертников по двадцать лет.

Итак, согласно Марку, Пилат в одно и то же время осудил двух человек. Один из этих двоих был мятежник и террорист, который во время мятежа сделал убийство. Пилат, по просьбе иудейской толпы, его отпустил. Другой был мирный проповедник добра и любви, Иисус Христос. Пилат, по просьбе иудейской толпы, его распял.

Самуэль Брендон, которого мы тут часто цитируем, полагает, что восстание Вараввы не случайно совпало по времени с пребыванием в городе Иисуса. Он полагает, что Варавва был зилот, который пытался захватить Верхний город в то время, когда Иисус и его ученики пытались захватить храм. «Вовсе не удивительно, что Иисус мог скооперироваться с зилотами для подобной операции», — замечает Брендон[363].

Однако дело может обстоять куда проще.

Варавва — это не имя, а прозвище. Варавва — это бар-Авва, «Сын Отца».

Как же звали человека по имени Сын Отца, который поднял восстание в Иерусалиме в тот момент, когда там проповедовал мирный Сын Бога?

Некоторые древнейшие списки содержат имя Вараввы. Его звали Иисус[364].

Таким образом, в ту роковую для мира Пасху в Иерусалиме было два Иисуса: один Иисус Сын Отца был злобный мятежник, который со своими сообщниками «во время мятежа сделал убийство», а другой был мирный Иисус Сын Бога, и он-то никакого восстания не поднимал, а к смерти был приговорен по злобному навету иудеев.

Оставляя в стороне такое удивительное, почти мистическое совпадение мятежа Иисуса Сына Отца с мирной проповедью Иисуса Сына Бога, заметим только одно — всякий мятеж в Иерусалиме начинался и заканчивался в одной, центральной во всех отношениях точке — в Храме. А в Храме в это время, как мы знаем из Марка, у сокровищницы сидел Иисус.

Таким образом, мы имеем еще более невероятную и поражающую воображение картину: в то время как мирный Иисус Сын Бога командовал при входе в Иерусалим схватывать и избивать тех, «кто не хочет, чтобы я царствовал», мирно переворачивал столы храмовых менял и мирно заходил с немытыми ногами в запретные помещения — в это же самое время в том же самом Храме орудовал какой-то другой Иисус, Сын Отца, который во время мятежа учинил убийство; но оба Иисуса не имели отношения друг к другу, и — удивительным образом — первый во время своих проповедей даже не заметил деятельности второго.

Любому, кто работал с устными источниками информации, хорошо известна невероятная путаница, возникающая при попытке разобраться, кто, что и когда сделал, особенно если эта информация распространяется в среде умственно недалеких людей.

Именно этого эффекта испорченного телефона и добивается сознательно Марк.

Он пишет для аудитории, которая прекрасно знает, что персонаж по имени Иисус был распят при Понтии Пилате. Она знает, что этот Иисус «во время мятежа сделал убийство». Она знает, что толпа евреев, собравшаяся у места суда, требовала отпустить этого человека.

И Марк идет на невероятный пропагандистский ход: да, это правда! Просто Иисусов в этот день у Понтия Пилата было целых два. Один был мятежник Иисус Сын Отца, которого проклятые евреи требовали отпустить. Другой был пророк любви и мира Иисус Сын Бога, которого замечательный римский чиновник Пилат вынужден был казнить только под давлением проклятых иудеев.