Бар-мицва

Бар-мицва

Слова бар-мицва означают сын заповеди. С церемонии бар-мицвы начинается важный этап в жизни еврейского ребенка — его вступление в сознательную религиозную жизнь.

В своем романе «Марджори Морнингстар» я изобразил обряд бар-мицвы и постарался описать его тщательно и с любовью. Мне казалось, что я преуспел в своем намерении, но, к моему глубокому огорчению, некоторые из моих собратьев-евреев обрушились на меня с самыми яростными нападками. Они утверждали, что в моем изображении святой обряд стал выглядеть комично. Разумеется, в моем описании бар-мицвы были комические моменты, однако я уверен, что эти моменты не родились в воображении автора, а содержатся в самой структуре обряда, представляющего собой древний народный обычай.

Грустное впечатление оставляет народ, который в те или иные обычаи или события своей жизни не вкладывает определенной толики юмора. Из того, что мне известно по литературе, наиболее близким к американской бар-мицве обрядом представляется диккенсовское рождество. Ему предшествуют сложные сказочные приготовления, и оно сопровождается обильным чревоугодием и возлияниями; люди приходят на празднование целыми семьями, наружу выплескиваются бурные эмоции, и все это очень далеко от той торжественности, которая, казалось бы, подобает религиозной церемонии. Рождество в описании Диккенса брызжет весельем и радостью — так же, как наша бар-мицва. Мы, евреи, — народ от природы буйный и любящий повеселиться. В свободной Америке, где впервые за многие столетия мы пользуемся равноправием и равенством возможностей, мы превратили обряд бар-мицвы в роскошное празднество, которое его организаторам обычно влетает в копеечку. Я не вижу в этом ничего дурного. Американский праздник совершеннолетия — это нечто в том же роде. Если бы при всем этом наша бар-мицва сохранила в неприкосновенности и свое религиозное значение, все было бы в порядке. Моя сдержанность и мои сомнения по поводу церемонии бар-мицвы, устраиваемой в Америке, сродни сдержанности и сомнениям некоторых христианских священников по поводу праздника святок в том виде, в каком он сейчас используется прежде всего для увеличения доходов универсальных магазинов. Есть опасность, что поставленное на поток производство праздничных развлечений приведет к забвению исконного, изначального смысла праздника, который в результате превратится в красочный и многозвучный вихрь, бушующий вокруг абсолютно пустого центра. Сам же ритуал бар-мицвы — это волнующее и важное событие.

Образ жизни евреев, как и образ жизни всех других людей, требует, чтобы ребенка с малых лет наставляли. До тринадцати лет ребенок еще не настолько разумен, чтобы самостоятельно приходить к определенным выводам и теориям, и у него нет достаточной внутренней дисциплины, чтобы сознательно соблюдать определенные обряды. Когда ребенку исполняется тринадцать лет, его отец формально слагает с себя ответственность за то, чтобы направлять своего сына в его религиозных обязанностях. Мальчик становится в этом вопросе самостоятельным. Он начинает молиться, накладывая филактерии, и в ближайший шабат после своего дня рождения получает в синагоге право на алию: ему разрешается прочесть отрывок из Торы и произнести благословение над отрывком из еженедельного чтения, —то есть приобщиться к привилегиям взрослых. Это знаменует его новое положение в общине.

Наиболее почетным признаком его нового положения становится чтение мафтира — предусмотренного Законом еженедельного чтения отрывков из Книг Пророков. Давным-давно в европейских общинах возник обычай давать мафтир мальчику в первый шабат после его бар-мицвы. Этот обычай укоренился, и мы его до сих пор соблюдаем.

Но, разумеется, этот обычай возник тогда, когда все без исключения еврейские дети получали обязательное религиозное образование и обучались ивриту. Обыкновенному еврейскому мальчику в Европе прочесть мафтир со специфическим напевом было ничуть не труднее, чем нынешнему американскому тринадцатилетнему подростку прочесть вслух газету. Однако все это совершенно изменилось, когда огромная часть европейского еврейства переселилась за океан; в Америке как уровень, так и распространенность еврейского образования катастрофически упали. В нашей стране еврейский мальчик, который способен без труда прочесть вслух на иврите страницу из Книг Пророков, стал довольно редким исключением, а мальчик, способный с ходу перевести эту страницу или прочесть ее без долгой и изнурительной подготовки, — это уже просто уникум.

Однако обычай предоставлять мафтир мальчику после бар-мицвы не был забыт. И вот уже в течение двух поколений в Соединенных Штатах бесчисленных мальчиков, которые едва-едва, с грехом пополам знают еврейский алфавит, заставляют зубрить наизусть незнакомые слова и произносить их непонятно зачем нараспев. Для большинства таких мальчиков этот бессмысленный, ничего не дающий и докучный обычай стал единственным и конечным приобщением к иудаизму.

Это принесло огромный вред. Мальчики отлично видели всю нелепость того, что они делают (а ведь древние мудрецы были правы, возлагая на человека религиозную ответственность именно с тринадцати лет: в этом возрасте подростки прекрасно все понимают). И когда унылый педант-наставник, работающий за положенную мзду, заставляет мальчика весь год день за днем зубрить по вечерам непонятные псалмы на иврите, написанные латинскими буквами, то такой наставник, естественно, никогда не избежит острого языка своего подопечного, который прекрасно осознает, что его ради чистой показухи хотят выдать за того, кем он не является, — за хорошо обученного юного знатока Писания.

Когда сила обычая побуждает евреев притворяться, будто они достаточно искушены в еврействе, у какого родителя хватит смелости признаться, что его чадо в этом ничего не смыслит? Человеческая природа — штука упрямая; и у родителей, не давших сыну еврейского воспитания, есть только два выхода: либо устроить бар-мицву по всем правилам, либо не устраивать никакой. Уже давно раввинов заботит, что этот обряд устраивается не по внутренней потребности, а скорее по инерции. Однако раввины руководствуются правилом: «Лучше это, чем ничего». Но теперь печальные результаты такой страусовой политики становятся столь явными, что ими уже нельзя пренебрегать. Теперь входит в обиход новая процедура, которую вообще-то давно пора внедрить.

В наши дни люди, занимающиеся воспитанием юношества, берут совершение обряда в свои руки и стараются, чтобы подготовка к нему шла на пользу мальчику вместо того, чтобы, как бывало раньше, заставлять его покорно повторять затверженные догмы и азы. Поскольку и родители и сами дети рассматривают бар-мицву как некий акт посвящения, акт перехода от беззаботного детства к более зрелому возрасту, то раввины тоже начали, наконец, рассматриватьэтот обряд именно с такой точки зрения и требовать (как при всяком ином посвящении), чтобы посвящаемый обнаружил определенные познания, прежде чем ему будет вручено соответствующее свидетельство. Чтобы выявить у подростка эти познания, традиционного мафтира недостаточно. Мальчик должен подвергнуться серьезному экзамену по ивриту, классической еврейской литературе, законам иудейской веры и истории еврейства. Если он не может сдать такой экзамен, раввин не позволяет родителям занимать синагогу для выполнения пустой церемонии. Это чревато тем, что родители теперь знают: в возрасте восьми или по крайней мере девяти лет ребенку следует начать давать серьезное еврейское воспитание. Иудаизм нельзя вбить в ребенка в течение года; за это время можно лишь заставить его вызубрить кое-какие тексты.

Такое отношение к родителям и детям требует от раввина твердости, и он нуждается в поддержке попечительского совета. Однако теперь уже ясно, что это — единственный выход; в противном случае вся система еврейского воспитания обречена на гибель. И поэтому новые методы воспитания обретают сейчас права гражданства в еврейских общинах. Если они окончательно утвердятся, у нашей веры есть шансы на то, что будущее поколение будет — хотя бы в общих чертах — воспринимать ее в истинном свете. Иудаизм налагает иной раз на человека трудные обязанности, однако это — красочная и мощная религия, и в течение четырех тысяч лет она привлекала к себе приверженцев. Она вовсе не представляет собою ту напевную абракадабру, какой может показаться необученному подростку даже самая яркая и сильная глава из книги пророка Исайи.

В последнее время некоторые люди — в противовес экстравагантному характеру американской бар-мицвы — стали отказываться от организации шумного празднества; сбереженные в результате этого деньги они жертвуют на какое-либо благотворительное мероприятие, либо используют для того, чтобы позднее, когда мальчик подрастет, оплатить его поездку в Святую Землю. Такую экономию можно только приветствовать, однако я очень сомневаюсь, что она войдет в повседневный обычай. И к тому же, делу — время, потехе — час. Устроить подростку веселое празднество в столь важный день его жизни — это древняя традиция, которой едва ли многие найдут в себе силы воспротивиться. Всегда приятно наблюдать фейерверк, хотя он и гаснет слишком быстро для тех денег, которые на него истрачены.

Когда на праздновании бар-мицвы несколько ошалелый от обрушившихся на него событий дня подросток произносит наизусть затверженную речь (рудимент прежних ученых диспутов), начинающуюся словами «Сегодня я становлюсь мужчиной», он становится «мужчиной» лишь номинально, так как эти слова, разумеется, остаются всего лишь церемониальной метафорой, о чем свидетельствуют невысокий рост, румяные щеки и тонкий, ломающийся голос мальчика. Родители мальчика отнюдь не ждут от него, чтобы он тут же после бар-мицвы стал зарабатывать себе на хлеб насущный, или ложиться спать без приказания, или с воодушевлением выполнять школьные домашние задания, или читать «Уоол Стрит Джорнэл». Иудаизм просто предполагает, что в тринадцатилетнем возрасте подросток становится достаточно разумным и просвещенным, чтобы начать сознательно выполнять предписания еврейской веры. Заканчивается период умственной незрелости, и мальчик начинает нести традиционные религиозные обязанности, как всякий взрослый еврей.