ЯЗЫКИ БИБЛИИ

ЯЗЫКИ БИБЛИИ

Новый Завет был написан на греческом языке в то время, когда этот язык приобрел весьма широкое употребление. Во время земной жизни Христа греческий был общим языком Средиземноморья. Ученые называют этот специфический язык греческим койне («койне» означает «общий», и, кроме того, это слово имеет дополнительные значения — «широко распространенный» и «не ограниченный регионом употребления»)[2].

Самый древний перевод еврейского Ветхого Завета на греческий язык, который был осуществлен в III — II вв. до Р. Х., общеизвестен под именем Септуагинты и назван так потому, что был сделан семьюдесятью (или семьюдесятью двумя) переводчиками. Этот греческий Ветхий Завет, написанный на греческом койне, общем языке периода эллинизма (300-й г. до 200-й г. по Р. Х.)[3] впервые дал возможность греческому миру познакомиться с Ветхим Заветом. Отныне евреи, жившие в грекоязычном мире, могли читать Писания на языке, который стал для них родным, однако, помимо них, теперь уже каждый, говорящий на греческом, где бы он ни находился, мог читать и изучать ветхозаветные Писания.

Первоначально Ветхий Завет был написан на иврите, с небольшими частями на арамейском[4]. Иврит, родной язык израильтян, является одним из семитских языков, которому присущи общие признаки этой языковой группы. Ими являются: трехбуквенное оформление корней, преобладание в корнях слов согласных звуков, колебания в формировании сложных слов, простота синтаксиса и морфологии. В отличие от таких языков, как греческий или английский, на иврите пишут справа налево.

Около сорока процентов Ветхого Завета изложено стихами, однако еврейская поэзия не рифмуется в отличие от поэзии многих индоевропейских языков, к которым принадлежит и греческий. Главной особенностью еврейской поэзии является присущий ей параллелизм. Еврейский поэт использует параллелизм мысли, выраженный в параллельных словесных парах. Следующий пример (4-й стих 10-го Псалма) — а таких примеров буквально тысячи — показывает, как именно библейский поэт использует этот параллелизм:

Господь во святом храме Своем,

Господь — на престоле в небесах.

Оформляя эту мысль в прозе библейский писатель мог бы просто сказать, что Господь пребывает на Своем престоле в Своем святом храме на небесах. Псалмопевец же, используя форму поэтического параллелизма, заставляет читателя ждать конца предложения, чтобы узнать о местоположении престола, который в храме Господнем на небесах. Непревзойденная красота еврейской поэзии очаровывала ее читателей на протяжении многих веков. Благодаря этому уникальному параллелизму (и в противоположность рифмованной поэзии западных — индоевропейских — языков) еврейскую поэзию можно переводить, не теряя ее красоты, силы и устремленности. Вдохновенные ветхозаветные писатели использовали те художественно-риторические условности, допустимые в иврите, которые давали им возможность наделить свое явленное Благовестие особой нежностью и усложненностью, которая постигается и оценивается с возрастающим почтением.

Подобно тому, как существуют различия между еврейской и греческой (западной) поэзией, существуют они и между еврейским и греческим стилем мышления. Евреи «мыслили ухом», а греки — «глазом». Еврейское мышление динамично, греческое статично[5], еврейский стиль мышления носил временной характер, греческий — пространственный[6]. Однако надо отметить, что эти противоположности часто настолько особо преувеличиваются и обобщаются, что приводят к искажениям и даже фальсификации.

Некоторые исследователи, основываясь на этих противоположностях, пытались приуменьшить значение Библии и степень ее применимости к современным образцам мышления и культуры. Они утверждают, что современная мысль и культура более высокого порядка, а библейская мысль и культура более низкого, несоотносимого с духом времени или незначительного по содержанию.

Другие считали, что вечное зерно истины можно отделить от скорлупы и шелухи обусловленных эпохой взглядов на мир или ограниченных способов мышления.

Такие идеи привели к решительному усечению библейской истины и явленного Богом благовестия. Если библейское благовествование нельзя свести к системе, созданной человеком, тогда надо решительно отбросить все попытки такого рода независимо от степени их сложности. Человек не правомочен брать на себя роль судьи по отношению к Богу или к Его уникальному откровению, явленному в Писании; спасение и истинное познание находятся только в Нем и в Писании как заповеданном Им Самим Слове Божьем.