* * *

* * *

Так прошло лето 1945 года. Каждый день, каждое переживание в жизни Владыкина открывало новую страницу в великой Книге познания Бога и познания жизни. Духовные силы Павла крепли ощутимо от усиленного общения с Богом, и он чувствовал, что Бог готовит его, в этой пустыне, на какое-то, неведомое для него, служение. Еще он понял, что все его дела, с Божественной последовательностью, устраивались.

В служебном деле Павел видел чудеса Божьего благословения, и он не просто изучал предмет своих занятий, а получал все это как дар от Бога. В течение лета Павел, от старшего своего начальника из управления, получил задание по выполнению программы, наравне со своим дипломированным начальником, и успешно выполнил его, раньше назначенного срока. Это, в известной мере, послужило большим преимуществом в определении его дальнейшей судьбы.

Во время инспектирования производимых работ, Павел получил не только отличную оценку и повышение в должности, но сам инспектирующий начальник из управления, узнав о союзе Владыкина с Наташей, отозвался приложить все свои связи и старания, к немедленному оформлению повторного вызова Наташи на Колыму. И это было выполнено им так верно и быстро, что, к удивлению всех сотрудников и самого Павла, по возвращении партии в поселок Усть-Омчуг, т. е. к началу Колымской зимы, из Москвы Владыкину было сообщено об официальном разрешении выезда Кабаевой Наталии Гаврииловны на территорию Крайнего Севера, для постоянного жительства.

После всех этих событий, ожидание Павла становилось с каждым днем более томительным. Наташины телеграммы были почти однообразны: "Вызова жду" "Вызова нет".

Таежные походы в партии подходили к концу. После первых сентябрьских паводков и заморозков, вся тайга позолотилась, а в течение недели — ее золотой убор был уже на земле; наступила тихая, золотая осень. Появились первые вереницы перелетных птиц. Павел невольно вспомнил слова Жениного гимна, и грусть стала сжимать грудь:

Птички Божьи, домой собирайтесь,

Вам к отлету настала пора…

Слезы в молитве стали обильнее, горячее. В числе последних доставок корреспонденции, Павлу пришло письмо от Наташи, которое вызвало волнение в душе больше, чем от первого письма. Прежде всего, из развернутой четвертушки выпало маленькое фото паспортного формата. Это была Наташа. Павел вышел из палатки на берег обрыва и впился в каждый квадратный миллиметр лица любимой девушки-сестры: широко открытые глаза под естественными, крупными витками, незатейливо причесанных прядей волос, нависших над бровями, и женский овал, подчеркнутый слегка расширенными ноздрями — подкупали неподдельным простодушием и притягательной добротой всякого, кто в женщине искал, прежде всего, сердечного, бескорыстного друга. По крайней мере, глядя в такое лицо человека, который способен верить другому, снимается при встрече всякая настороженность.

Это как раз соответствовало запросу души Владыкина. Хотя он и не искал, но оно пришло, как кем-то приготовленное. После тщательного изучения фотографии, Владыкин проверил свое сердце. Образ Наташи не отличался какой-то особенностью, как об этом сказали ему Женя с Лидой весной, но, с другой стороны, он отражал то ее внутреннее состояние, которое помогло Павлу дополнить представление, полученное от переписки с ней. Более же всего, Павел благодарил Бога, что при определении спутницы жизни, его интересовал больше внутренний, духовный облик Наташи, а не внешний. Бог же дал — и то и другое.

После осмотра фотографии, он вынес определение, которое потом не менялось в течение всей жизни: "Такой именно, она и должна быть". Павел почувствовал, как с его души спало какое-то напряжение, потому что до этого, где-то в подсознании, у него все же стоял вопрос: "А какая она?"

На утро следующего дня вся тайга была одета мощным снеговым покровом. Это послужило сигналом к сборам и возвращению в поселок, а крестителя по-прежнему не было.

Остаток имущества и дефицитный груз были приготовлены во вьюках для четырех имеющихся лошадей, а остальное было спущено в кунгас, по реке вниз, и сдано на временное хранение, на склад при радиостанции. Последний раз Владыкин отослал Наташе письмо.

Возвращавшимся людям и животным был дан последний день для отдыха. Этот день Владыкин провел в самых отрадных воспоминаниях. Выйдя на возвышенное место, он оглядел, последний раз, ту дикую природу, которая восхитительным зрелищем встретила его, и величественно провожала. На ближнем горизонте, серебряным ожерельем, сверкала заоблачная цепь Анначика. На одной из ее вершин, в течение четырех часов, Павел наслаждался единением с Господом в молитве, славословии и пении. Вспомнилось Павлу живописное озеро Джек Лондон, расположенное за грядой Анначик, на большой высоте и, окруженное многочисленными озерцами, самой причудливой формы. Вспомнился малиновый золотистый закат на берегу озера и, потрясающая душу, молитва за дорогое братство, разметанное ураганом гонений, с 1928 года по этим диким дебрям, может быть, для того, чтобы кровью мучеников полить эти звериные тропы и вознести им свои молитвы. Где-то здесь, по этим суровым окраинам, прошли их отцы. Ему думалось, что эти горы и долины, которые служили ему жертвенниками, являлись тем великим алтарем, на который легло братство христиан-баптистов недалеких прошлых времен. Здесь же, на этом жертвеннике, он положил вместе с Женей Комаровым и другими своими современниками, а, может быть, и с отцами, и себя. Здесь, на этих суровых окраинах земли, несмотря на лед, уже сковавший реки, он хотел бы закрепить свою жертвенную жизнь для Бога через крещение, вступление в завет с Ним.

Расставаясь утром с утесом, Павел подумал: "А не могут ли быть эти скитания последними по этим местам? Ведь есть у Бога и милость, буду просить и ждать".