* * *

* * *

Покидая Новосибирск, Павел с Наташей были очень рады, что нашли себе в нем близких друзей, с которыми впоследствии имели немало благословенных встреч. От самого Новосибирска до Иркутска, по-зимнему, угрожающе пуржило; и Наташа, преждевременно, предвкушала горечь северной идиллии, как бы красиво, в эпизодах, не изображал Север Павел.

В Иркутске им предстояла пересадка на свой поезд и, разместив с трудом свои пожитки, какими наделили их друзья из Ташкента, они пошли разыскивать "своих" по адресу, какой им рекомендовал Патковский. Нашли без труда, причем недалеко от вокзала.

Семья, в которой они остановились, состояла из хозяюшки-сестры Вари, ее матери, уже в старческом возрасте, ее мужа — тихого скромного труженика и двух детей, в возрасте 16–18 лет. Любовь Владыкиных к пению, в лице сестры Вари, нашла полного единомышленника и несколько сблизила их, рассеивая какую-то необъяснимую напряженность. Вечером они пошли на собрание, которым руководил совершенно дряхлый старичок. В предложенной проповеди, Павел говорил о любви Божией, но в собрании царило такое безразличие и сон, что ему надо было прилагать большие усилия, чтобы Слово Божие, хоть сколько-нибудь, привлекло внимание слушателей; однако, к концу, у троих или четверых появились слезы умиления, с которыми они и опустились на колени. Маленький хор, под управлением сестры Вари, нестройно закончил богослужение, а после него к гостям подошли не более, как те, кто были тронуты проповедью. По дороге шли вместе, и сестра Варя приступила к оживленному разговору:

— Брат, Павел Петрович, я, вот, при всех, открыто хочу вам пожаловаться на наши обстоятельства. Совсем недавно нам разрешили, после большого перерыва, открыть собрание. Ой, сколько мне пришлось побегать, убеждая верующих собирать средства, необходимые для приобретения дома молитвы и открытия; наконец, все нашлось, а как же быть с пресвитером? Сразу пришел на память наш служитель в прошлом, дорогой брат пресвитер. Как за дорогую находку, я ухватилась за эту мысль и была непоколебимо уверенной, что он, услышав об открытии общины, с радостью возвратится на свое место; но, увы, при встрече мне пришлось горько разочароваться. Брат занимал, хорошо оплачиваемую, должность в театре и, убедившись, что наша маленькая общинка не способна будет возместить ему его ежемесячного оклада, получаемого там, не согласился на предложение. Невольно, мне пришлось обратиться к этому старцу, без ноги, который принял служение, не поставив никаких условий.

Наконец, слава Богу, служение началось, но тут опять беда; в нашем маленьком хоре совершенно отсутствуют, сколько-нибудь способные, ведущие бас и тенор. Тут никого не нашлось, поем кое-как с теми, кто есть, но у меня к вам будет вопрос: нельзя ли будет пригласить, за плату, баса и тенора из необращенных? Что вы на это скажете?

Павлу вначале показалось это шутливой иронией, но, посмотрев на сестру Варю, он увидел, что она спрашивает совершенно серьезно. Владыкин несколько помолчал, но на повторный вопрос ответил с рассуждением:

— Ну, что же, давайте с вами вместе обсудим. Значит, вы хотите рублей за шестьсот нанять, допустим, поношенного, т. е. в годах баса; такого вы, пожалуй, можете подыскать из старых церковных певчих, там некоторых за пьянку выгоняют. Насчет тенора — ну, хорошего, лирического вы можете подобрать только в театре, он с вас возьмет не меньше восьмисот рублей в месяц. — При этих словах все с удивлением смотрели на Владыкина: что это он говорит, кроме самой Вари, которая по-прежнему оставалась серьезной. — В таком случае, вам, уже заодно, придется подыскать за тыщонку пресвитера, вместо этого старичка, без ноги, — продолжал Павел, — но тогда вам придется сменить и вывеску на доме молитвы.

Все слушающие улыбнулись от такого неожиданного вывода, а сама сестра Варя, рассмеявшись, умолкла и так, пристыженной, дошла до дома.

— Ну, брат Павел Петрович, вы и подъехали ко мне, а я-то, ведь, начала спроста…

— Дом Божий — это не балаган, к которому можно подойти спроста, а надо подходить с постами и молитвами, да со страхом Божьим, тогда он останется домом Божьим; и не вам к этому подходить, а достойному брату-служителю.

Прожив целый день в их доме, в ожидании поезда, Павел пронаблюдал, что сестра Варя, кроме своих домашних житейских дел, была полностью поглощена распоряжениями и по дому молитвы. Муж ее оказался вдумчивым, серьезным христианином и очень практичным хозяином, но властность и бесшабашная распорядительность Вари — всех в доме привела к удрученному настроению.

Перед отъездом к Павлу подошла старушка, ее мать, со слезами, что ей от дочери нет никакого житья. Выслушав ее, он ответил:

— Бабушка, только один Бог может управляться с такими "директорами", потерпите, милая, все-таки в чужих людях вам будет еще хуже.

При расставании сестра Варя подошла к Павлу и сказала:

— Брат, слушая вас и глядя на вас, я чувствую, что вы многое имели бы мне сказать: почему вы молчите? Скажите все-все, я выслушаю; выполнить, может быть, теперь не смогу, может быть, выполню позднее.

— Ну, что ж, сестра, хотите, так слушайте, — начал Павел, — прежде всего, в доме главою являетесь вы, а не ваш муж, поэтому…

— Ну, в этом уж вы неправы, — с обидой остановила его сестра и стала изливать целый поток доводов, в защиту своих поступков.

Павел терпеливо все выслушал, затем, подав руку на прощание, сказал:

— Ну, для меня времени не осталось, мы спешим на поезд; а вам скажу на память одно: видно, сейчас ваше время; когда оно кончится, вы увидите, какой жалкой вы окажетесь, но будет поздно. До свидания!

Посадка в поезд была у Владыкиных, на редкость, удачной; очень хорошо разместились они и в вагоне. При прощании муж Вари заплакал и просил их с Наташей молиться о них.